Жорж Сименон - Человек из Лондона
— В последние ночи вы ничего не замечали необычного?
— Что вы называете необычным?
— Ничего. Благодарю вас.
Инспектор еще раз окинул взором стул, печь, стол, чернила и даже шкафчик, прикоснулся рукой к шляпе и вышел. Только тогда Малуан почувствовал, что у него сжалось горло, он дорого бы дал в этот момент за чашку кофе. Водки в бутылке уже не было, а сменщик на сей раз не забыл запереть свою в шкаф.
Малуан уже не мог открыть раму и глядеть на улицу. Жара становилась невыносимой. Малуан снял пиджак и расстегнул на груди рубашку. Легкий шум показал, что пошел мелкий ноябрьский дождь.
Даже не двигаясь с места, он мог представить себе ночной пейзаж: линии желтых огней, размытых дождем, блестящие мокрые улицы, темные набережные, воды гавани, покрытые подвижными кружочками, жандармы, поднимающие воротники своих шинелей, маленький комиссар по особым делам, шагающий взад и вперед прыгающей походкой, раздраженный, старательно избегающий грязи из-за своих лакированных ботинок.
Камелия сидит в «Мулен Руж», где клиенты приглашают ее танцевать и угощают выпивкой.
Но где же человек из Лондона? Полицейские стягивали силы вокруг порта и города. Значит, англичанин не сможет пройти и трехсот метров, чтобы не наткнуться на жандарма или инспектора.
Поиски начали, как всегда, с обыска судов, где легко укрыться, а также с подозрительных гостиниц.
Тут Малуан спросил себя: «Будь я на его месте, куда бы я спрятался?»
Первым делом он подумал о четырех или пяти гротах в скале, но и жандармы о них знают.
Если он там спрятался, то пропал.
Беспрестанно менять места — и это не лучше. Отвязать баркас и выйти в море — бесполезно, все порты предупреждены.
Есть только один выход: иметь в городе друга и попросить у него убежище.
Но человек из Лондона ни с кем, кроме Камелии, не разговаривал, а она явно на него сердится за что-то.
«Его поймают!» — пришел к выводу Малуан, и ему стало не по себе.
Затем он подумал: «Пусть поймают, это в моих интересах. Тогда он не придет требовать деньги. — И тут же на ум пришло: — Но он скажет, что бросил чемодан в воду близ поста стрелочника».
Малуан задыхался. Он вышел подышать свежим воздухом. И на миг увидел гавань, окруженную огнями, пестрые окна «Мулен Руж». Посмотрев в сторону своего дома, с досадой подумал, что по возвращении увидит надутые лица, возможно, его встретят упреками или новым скандалом.
Впрочем, можно от всего отделаться, если подняться в спальню и улечься: сон ему необходим.
На рассвете он наконец открыл окно и осмотрелся.
Прежде всего поискал глазами жандармов. Двое стояли на часах и по одному на каждой набережной. Около рынка из автомобиля выходили люди. Малуан узнал среди прибывших капитана порта и морского комиссара. К ним подошел с объяснениями комиссар по особым делам. Человек из Ярда был тут же. Старик, видно, ушел спать.
Через несколько минут от причалов отошли портовые суда, на каждое из них поднялось по три человека, и Малуану не понадобились дальнейшие наблюдения, чтобы все понять. Такие сцены повторялись периодически. Всякий раз, когда не удавалось обнаружить тело утопленника, с лодок проводились поиски с помощью багров и кошек.
Представители власти остались на набережной под мелким дождем, их мокрые плечи поблескивали. Еще несколько минут они о чем-то совещались, затем разошлись.
Погода была отвратительная, сырая и холодная, а небо низко нависло. С вагонов капала вода. Месье Бабю, судопромышленник, выкатил из гаража свою машину, залил в радиатор горячую воду, и, несмотря на это, ему пришлось полчаса вручную заводить машину, пока не заработал мотор.
— Что, этой ночью кто-то утонул? — спросил Малуана сменщик, завидев лодки.
— Ничего такого не было.
— Ну и жарища, — сказал сменщик, закрывая заслонку печки.
А в это время человек из Лондона где-то прятался, возможно не имея ни огня, ни денег, чтобы купить еду.
…Мадам Малуан суетилась возле мужа, она заметила, что он избегает смотреть ей в глаза. Она решила, что все это из-за вечернего скандала, и сделала первый шаг.
— Я не стала будить Анриетту, — пробормотала она, подавая кофе. — Пусть воспользуется случаем. Без места она долго не пробудет.
VI
— Ольга, подайте скорее завтрак мисс Митчел! Когда горничная с подносом проходила мимо, хозяйка жестом остановила ее и бегло осмотрела еду.
— Добавьте пару тостов и порцию масла.
Часы над баром из красного дерева неверно показывали половину десятого. Но время теперь ничего не значило для отеля «Ньюхевен». Отель уже не жил нормальной жизнью.
Старый Митчел, вернувшийся только в пять утра, встал. Было слышно, как он расхаживает по ванной комнате, и коридорный утверждал, что он делает гимнастику.
Инспектор Молиссон всю ночь провел на улице. Хозяйка уже сидела за конторкой, когда он вернулся. Внешне он был очень спокоен, как человек ни к чему не причастный.
— Я хочу поспать до десяти часов, и если мне позвонят или кто-нибудь захочет меня видеть, ни в коем случае не беспокойте меня. В десять распорядитесь подать завтрак.
— Спать-то вам придется всего Два часа.
— Этого достаточно.
Он был очень мил и прост, но хозяйка не решилась его расспрашивать. Курьер, пришедший в отель в половине девятого, сказал, что повсюду расставлены жандармы и полицейские.
Дождь, видно, зарядил на весь день. Зеленое море избороздили белые гребешки. Без четверти девять зазвонил телефон, спрашивали инспектора, но хозяйка была неумолима.
— Нет, месье! Мистер Молиссон твердо распорядился. Будьте любезны перезвонить после десяти часов…
Приступая к работе, Жермен тихо сказал:
— Поймают ли они его, вот в чем вопрос.
Хозяйка с удивлением отметила, что все это время и не думала о Брауне. Ее больше занимали полицейский и инспектор Скотленд-Ярда.
— Куда бы он мог спрататься? — продолжал Жермен, натягивая белую куртку, которую носил в те часы, когда не прислуживал за столом. — Вот вы, например, мадам Дюпре, могли бы заподозрить в нем злоумышленника? Он с таким печальным видом пил свое виски и молча, лишь взглядом, просил подать вторую рюмку.
— Тише! Спускается месье Митчел.
Дыша тяжело и шумно, как после попойки, — а он ведь и капли в рот не брал, — Малуан перевернулся на левый бок. Он с трудом осознал, что находится в своей постели и проспал уже примерно час. Он слышал, как открылась входная дверь, — кто-то, видно, вышел из дома. Он снова было начал размышлять, но голова была столь тяжелой, что он почел за лучшее снова уснуть. На этот раз заснуть ему удалось без особого труда.
Из дома вышла не жена — она в это время мыла фламандской пастой кухонную плиту, — а Анриетта. Тяжелый ключ оттягивал карман ее пальто. Она обулась в сабо и повязала волосы платком.
— Пойди-ка набери к завтраку крабов, — сказала ей мать.
Для этого не обязательно было спускаться по крутой тропе к гавани, можно было просто пойти прямо по тропинке до скалы. Землю покрывала жесткая трава того же линяло-зеленого цвета, что и море. На углу, между скалой и гаванью, девушка заметила жандарма, но не придала этому значения и направилась к расщелине, по которой можно было спуститься к морю.
Был отлив. Широкую, в двести метров, полосу гальки покрывали всякого рода водоросли, в них-то и нужно было искать крабов с помощью специального крюка. Уже с шести лет Анриетта ловила крабов на этом месте. Редкий дождь прибил ей волосы к вискам, она глубоко вдыхала воздух, пропитанный резким запахом водорослей. Невдалеке стоял сарай, который отец построил из старых досок у подножия скалы, использовав ее склон, как опору. Анриетта направилась к нему.
Над ее головой все время маячил жандарм, от нечего делать он следил за ней.
«Отец забыл запереть дверь», — подумала девушка, напрасно пытаясь повернуть ключ в скважине.
В сарае стояла плоскодонка, на которой Малуан уходил в море рыбачить, плетенки для ловли омаров, удочки и множество всяких предметов, выброшенных морем на берег во время сильных штормов: пустые бочки, куски пробки, ящики из-под галет, обломки досок.
Внутри царил полумрак. Анриетта знала, что корзины лежат слева, шагнула к ним и вдруг остановилась, пораженная необычным звуком. Она замерла, прислушиваясь. Звук повторился. Когда глаза привыкли к полумраку, она различила молочно-белое пятно лица.
Почему она не закричала? Может, потому, что вспомнила о стоящем на часах жандарме. Не взяв крюка и корзинки для крабов, Анриетта попятилась, машинально закрыла дверь и спрятала ключ в карман. Не размышляя, она побежала домой. По мере приближения к дому страх ее возрастал, она удивлялась проявленному ею хладнокровию. Анриетта стала колотить в дверь и, едва мать открыла ей, тут же выпалила:
