Лоуренс Блок - Смерть в медовый месяц
Почему же она не возвращается?
Дэйв надел пиджак, спустился в холл, вышел из отеля. Вес еще шел дождь, хотя и не такой сильный. На Сорок четвертой улице не светилось практически ни одного окна. Он повернул на Шестую авеню. «Уголок Кобба» работал, он вошел в ресторан, огляделся: Джилл нет. Вышел, постоял под дождем, гадая, куда ее могло занести. На Шестой работали три или четыре ресторана, с дюжину баров. Она могла быть в любом. Или совсем в другом заведении.
Проверять их все? Неразумно. А если она захочет с ним связаться и позвонит в номер, а его там нет? Или она уже вернулась в отель, пока он ее разыскивает?
Он зашагал к «Ройялтону». В номере сел в кресло, тут же вскочил, оглядываясь в поисках ее сумочки. Большая коричневая сумка лежала на ступе. Он открыл ее, увидел револьвер, который она оставила в ней. Кроме него в сумке ничего не было: она все переложила в черную сумочку.
Куда же она отправилась? Просто выпить кофе, сказал он себе. Выпить кофе, и волноваться ему не о чем, ока вот-вот вернется. Но он не мог заставить себя в это поверить. Очень уж долго она отсутствовала.
Дэйву вновь вспомнилось чувство, охватившее его после звонка Лублину. В то мгновение он понял, что это не игра, что они действительно вышли на охоту за человеком. А потом эта неудачная попытка слиться воедино.
Не следовало нам приезжать сюда, думал он. Отправились бы из пансионата, куда глаза глядят, провели бы медовый месяц где-то еще, а потом вернулись бы в Бингемптон. Ни преследования, ни поисков, ни мести. Наше место — дома.
Теперь он знал, что произошло. Джилл запаниковала. Шок от изнасилования вызвал в ней жажду мщения, разъярил ее донельзя, а теперь она успокоилась и решительность уступила место панике. Он вспомнил выражение ее глаз, когда он учил ее целиться из револьвера, вспомнил, как она уговаривала его подождать день, а уж потом ехать к Лублину. Паника, паника. Охота женщине ли, девушке не по нутру. Она не охотница, не убийца, она не смогла взвалить на себя такую ношу, и убежала.
Куда? В Бингемптон, решил он. В свой город, где все ее знают, где она в полной безопасности. Он не смог ее понять, и теперь она бежит, бежит, бежит. Он мерил шагами комнату и прикидывал, что же делать дальше. Начал укладывать одежду в чемоданы. Передумал, развесил все снова. Достал револьвер из сумки, подержал в руке, перекинул в левую руку, вернул в правую, наконец, вздохнув, положил обратно в коричневую сумку.
Дважды брался за бутылку виски, но ставил на место, не выпив ни капли. Во второй раз даже открутил крышку. Долго держал бутылку в руках, не сводя глаз с янтарной жидкости.
Двадцать минут пятого зазвонил телефон. Он сидел рядом, на краешке кровати. От неожиданности выронил сигарету на ковер. Не стал ее поднимать, растоптал ногой. Схватил трубку.
— Дэйв? Я тебя разбудила?
— Господи, где ты?
— Я звоню из аптеки. Успокойся, дорогой. Со мной все в порядке. Я не хотела пугать тебя, но…
— Где ты?
— Возьми карандаш.
Он хотел что-то сказать, передумал. Ручка и блокнот лежали на туалетном столике. Он взял их, раскрыл блокнот.
— Готов. Так где ты?
— Аптека. На углу Флэтбаш-авеню и Дитмас-авеню… Это в Бруклине.
— Каким ветром…
— Возьми такси, — оборвала она его. — Приезжай как можно скорее. Я буду тебя ждать. И привези коричневую сумку, хорошо?
— Джилл?..
— Флэтбаш и Дитмас, — повторила она. — Извини, что заставила тебя поволноваться, дорогой. Поторопись.
Прилавок с кофеваркой находился слева от двери, отделенный от нее газетной стойкой и табачным киоском. У прилавка стояла только она, с чашечкой кофе. Несколько секунд он смотрел на нее, не узнавая. Потом пригляделся и понял, что перед ним Джилл.
Она разительно изменилась. Волосы стали светло-каштановыми, она зачесала их назад. С новой прической другим стало и лицо.
К тому же она сильно накрасилась, помадой оптически увеличила губы. Так что в свои двадцать четыре теперь она выглядела года на три старше.
Он уже хотел забросать ее вопросами, но она приложила палец к губам, призывая к молчанию.
— Сядь. Выпей чашечку кофе. Я тебе все объясню.
— Это наилучший вариант.
Он сел. Старик в толстых очках с металлической оправой подошел, чтобы взять заказ. Он попросил кофе, забыл уточнить, что черный, так что получил со сливками. Помешал его ложечкой. Старик ушел в подсобку.
— Я ездила к Лублину, — призналась Джилл.
— Ты с ума сошла.
— Нет, Дэйв, другого выхода просто не было. Мы не могли идти к нему, не зная, где он живет и с кем. И ты не мог поехать к нему, потому что у него могли зародиться подозрения. Думаю, он бы не пустил тебя на порог. А если при нем постоянно находятся телохранители? Между прочим, один мужчина таки живет в его доме. Если бы мы пришли к Лублину, не зная об этом…
— Но почему ты поехала к нему?
— Потому что знала, что меня он впустит, — она отпила кофе, — Он бы не впустил в дом незнакомого мужчину, тем более ночью, принимая гостей. А вот женщина — другое дело. Практически любом мужчина распахнет дверь перед миловидной женщиной. И позволит ей остаться до тех пор, пока она сама не пожелает уйти. Я сказала ему, что должна встретиться по этому адресу с мужчиной. Сказала…
— С каким мужчиной?
— Питом Миллером. Ты так часто использовал этот псевдоним, что он сразу пришел мне в голову, — она улыбнулась. — Он ответил, что не знает никакого Пита Миллера. Я стояла совсем потерянная, такая несчастная, и мямлила о том, что мне велели прийти именно по этому адресу. Наверное, он принял меня за девушку по вызовам. Пришел к выводу, что кто-то из его друзей решил сыграть с ним такую шутку, и пригласил меня зайти, согреться и что-нибудь выпить. Тогда еще шел дождь, — она поправила волосы, вновь улыбнулась. — Я боялась, что он смоет краску с волос.
Он указал на волосы.
— Зачем?
— Я опасалась, что там окажется кто-либо из двоих мужчин, что были в пансионате. Или человек, который мог видеть нас днем, на квартире Корелли или рядом с его кабинетом. Но главным образом меня путала вероятность встречи с Ли или с его напарником. Я не знала, запомнили они нас или нет. Вроде бы внимания они на нас не обращали, но рисковать не хотелось.
— По-твоему, ты не рисковала?
Она допила кофе. Он пригубил свою чашку. Сливки совершенно отбивали вкус.
— Выйдя из отеля, я пошла в аптеку, — продолжила Джилл. — Ту самую, откуда ты пытался позвонить Лублину. Купила румяна, тени, помалу другого цвета и красящий гребень. Обычно им пользуются, чтобы закрасить седину, но он меняет цвет и обычных волос. Я зашла в ресторан, в туалете накрасила и зачесала назад волосы. Сильно подвела глаза, наложила румяна, намазала губы. И стала совсем другой!
— Поначалу я тебя не узнал.
— Такой я тебе нравлюсь?
— Не очень.
— Я хотела выглядеть иначе, как должна выглядеть женщина, которая может поздней ночью позвонить в дверь незнакомому мужчине. Я выгляжу дешевкой? Не совсем дешевкой, но чуть вульгарно?
— Чуть вульгарно.
— Хорошо. Не волнуйся. Косметика смывается, как и краска с волос. Это временная перемена. Хочешь, чтобы я рассказала тебе о Лублине?
— Да.
— Сначала дай мне сигарету. — Он дал ей сигарету, щелкнул зажигалкой, закурил сам. — Лублин живет в доме, не в квартире. Дом двухэтажный. Его спальня наверху, в глубине. Он…
— Откуда ты знаешь?
Она закашлялась от дыма, рассмеялась.
— А ты ревнуешь? Я подождала, пока кто-то занял ванную внизу, и сказала, что мне надо в туалет. Мне разрешили подняться на второй этаж, вот я все и высмотрела. Там три комнаты. В одной он спит, во второй смотрит телевизор, третью использует как кабинет. В доме живет еще один мужчина, скорее всего, телохранитель. Крепкий парень, но недалекий. Его зовут Карл. При нем говорят обо всем, с таким видом, словно его не существует. К нему никто никогда не обращается. Он любит кино. Спит внизу, на диванчике.
— Что еще?
— Там было полдюжины гостей, все мужчины. Они выпивали и говорили о малопонятных для меня вещах. Главным образом, о скачках. Никто упоминал ни Корелли, ни Ли. Потом все они ушли. Чуть раньше меня. Лублин сказал, что даст мне сто долларов, если я проведу ночь с ним.
— Он…
— Я ответила, что не могу, что оказала Питу Миллеру услугу, согласившись встретиться с ним. Настаивать он не стал, — она помолчала, задумавшись. — Приятный мужчина. Обходительный, вежливый. Очень старался, чтобы все было в лучшем виде. Спиртное только самое дорогое. Так галантно предложил мне остаться. И ничем не выразил своего неудовольствия, когда я отказалась.
В уголках ее глаз собрались морщинки, хотя их большей частью скрывала тушь. Других признаков внутреннего напряжения он не заметил. Голос ее звучал чуть пронзительнее, чем обычно, но достаточно спокойно, словно она рассказывала ему о каком-то фильме. В отеле он волновался, опасаясь, что Джилл охватила паника и она умчалась в Бингемптон. Выходило, что он неправильно истолковал ее исчезновение.
