Жорж Сименон - Бар Либерти
— Кто платил за гроб? Сын?
Жажа явно чувствовала себя не в своей тарелке.
— Странные похороны! — произнесла она. — Не знаю почему, но я все представляла иначе… Даже плакать не могла…
На нее только сейчас нахлынуло волнение. Смущенно и тоскливо смотрела она на кладбище.
— И печали-то никакой не почувствовала!.. Можно подумать…
— Можно подумать что?
— Не знаю… Словно это были ненастоящие похороны…
Она подавила подступавшие рыдания, вытерла глаза и повернулась к Сильви:
— Идем… Жозеф ждет нас…
Возле кладбищенской сторожки мужчина разделывал морского угря.
— Что вы об этом думаете?
Бутиг выглядел озабоченным. Он также смутно чувствовал: что-то не клеится. Мегрэ курил трубку.
— Я думаю, что Уильяма Брауна убили, — отозвался он.
— Безусловно!
Они бродили по улицам, уже расцвеченным поднятыми над витринами тентами. Знакомый парикмахер читал газету, сидя перед дверью. На площади Масе две женщины из Канна вместе с Жозефом ждали автобуса.
— Может быть, посидим на террасе и выпьем чего-нибудь? — предложил Бутиг.
Мегрэ согласился. Им овладела почти что болезненная лень. Множество картин сменялось в его сознании, путаясь меж собой, и он даже не пытался привести их в порядок.
Он сидел на террасе «Ледника» с полузакрытыми глазами. Солнце жгло ему веки. Сквозь частокол ресниц, создававший игру света и теней, люди и окружающие предметы принимали необычные феерические очертания.
На глазах Мегрэ Жозеф помог толстой Жажа вскарабкаться в автобус. Затем мимо кафе медленно прошествовал небольшого росточка мужчина в белой одежде и в колониальном шлеме, таща за собой на поводке чау-чау с фиолетовым языком.
Другие картины примешивались к реальности: Уильям Браун за рулем старенького автомобиля везет своих двух женщин от одной лавки к другой; на щеках щетина, под пальто, как это с ним зачастую случалось, простая пижама.
А его сын, возвратившись в свой роскошный номер отеля «Провансаль», должно быть, в этот час диктует телеграммы, отвечает по телефону и четкой ровной походкой ходит взад и вперед по комнате.
— Что за дело, не поймешь ничего! — вздыхает Бутиг, не умеющий сидеть в тишине. Да и ведет себя беспокойно: то одну ногу за ногу закинет, то другую. — Все-таки жаль, что забыли предупредить органиста.
— Да, Уильяма Брауна убили…
Мегрэ повторяет эту фразу для самого себя, дабы напомнить лишний раз, что несмотря ни на что произошла трагедия.
Воротник сдавливает шею. Лоб покрывает испарина. Комиссар с вожделением взирает на большой кусок льда, плавающий у него в бокале.
— Брауна убили… Каждый месяц он отправлялся в Канн. Вот и на этот раз он выехал с виллы, доехал до города и оставил машину в гараже. Затем отправился в какой-нибудь банк или в частную фирму получить ренту, назначенную сыном. После чего провел несколько дней в баре «Либерти». Несколько дней жаркой истомы, вроде той, что не оставляет в покое Мегрэ. Несколько дней Браун провел, не вылезая из шлепанцев: пересаживался со стула на стул, ел и выпивал с Жажа да поглядывал, как уходит и приходит полураздетая Сильви…
В среду, в два часа, он ушел. В пять забрал машину и четверть часа спустя рухнул смертельно раненный на пороге виллы. Полагая, что он пьяный, женщины ругают его из окна… В кармане у Брауна, как и всегда, лежат две тысячи франков…
Мегрэ не произнес ни единого слова и весь свой монолог проговорил мысленно, наблюдая сквозь ресницы за прохожими.
Слышится шепот Бутига:
— Я все время спрашиваю себя, кому была выгодна его смерть?
Да, это опасный вопрос! Двум его женщинам? Наоборот, чем дольше бы он жил, тем им лучше. Получая ежемесячно две тысячи франков, они могли скопить немного деньжат.
Может быть, женщинам из Канна? Они потеряли одного из своих редких клиентов, который к тому же кормил всех в течение недели каждый месяц и одной давал денег на шелковые чулки, а другой для платы за газ и электричество…
Нет! Если у кого и существовал материальный интерес, так только у Гарри Брауна, ведь после смерти отца ему уже не нужно выплачивать ежемесячную ренту в пять тысяч франков.
А с другой стороны, что значат эти пять тысяч франков для семьи, которая везет на продажу целые суда овечьей шерсти?
Бутиг снова вздыхает:
— Я уже начинаю подумывать, по примеру местных жителей, а не замешан ли здесь шпионаж…
— Официант, принесите еще того же! — воскликнул Мегрэ.
И тотчас пожалел об этом. Но отказаться от заказа уже не решился.
Он не осмелился признаться в собственной слабости. Да, ему надолго запомнится этот час, проведенный на террасе кафе «Ледник» на площади Масе… Ведь это один из редких случаев его душевной слабости! Причем абсолютной слабости!
Как горяч воздух! Босоногая загорелая девочка торгует мимозой на углу улицы.
Большая серая спортивная машина, сверкающая никелем, бесшумно проносится мимо, увозя к пляжу трех девушек в летних сарафанчиках и парня с усиками героя-любовника.
Все дышит отпусками и каникулами. Как и вчера на закате в каннском порту, особенно возле «Ардены», владелец которой обхаживал двух пышногрудых девиц.
Мегрэ, как и всегда в Париже, одет в черный костюм.
На голове фетровая шляпа, но она сегодня совершенно лишняя.
Прямо перед его глазами красуется богато оформленная афиша с огромными синими буквами:
«КАЗИНО ЖУАН-ЛЕ-ПЕНА
ПРИГЛАШАЕТ НА ПРАЗДНИК
«ЗОЛОТОЙ ДОЖДЬ»…
А лед медленно тает в бокале опалового стекла.
Блаженная праздность! Смотреть на сверкающее дно, склонившись над бортом лодки, выкрашенной в зеленый или оранжевый цвет… Дремать под зонтом от солнца и слушать, как жужжат жирные мухи…
Но главное, не беспокоиться о чужом тебе человеке, получившем нож в спину!
Ни обо всех этих женщинах! Еще вчера Мегрэ и знать их не знал, а сегодня их лица неотступно его преследуют, будто это он спал с ними!
Чертова работенка! Воздух пахнет плавящимся асфальтом. Бутиг прикрепил новую красную гвоздичку на лацкан своего светло-серого пиджака.
Уильям Браун?.. Ну что же! Его похоронили… Так что ему еще нужно?.. И при чем здесь Мегрэ?.. Разве у него была одна из самых больших яхт в Европе?..
Разве он связался с двумя женщинами по фамилии Мартини — со старухой с пергаментным лицом и прекраснозадой девушкой?.. Разве он, млея, погружался в распутную лень бара «Либерти»?..
Нежные дуновения теплого воздуха ласкают щеки… Прогуливаются отдыхающие… Тут у всех поголовно отпуска и каникулы! И сама жизнь похожа на отпуск!..
Не умеющий молчать Бутиг шепчет:
Честно говоря, я очень доволен, что не на меня возложили ответственность…
Мегрэ открывает глаза: сколько можно смотреть на мир сквозь полуопущенные ресницы! Его лицо, повернутое к компаньону по расследованию, немного раскраснелось от жары и сонной одури. Зрачки затуманены, но уже через несколько секунд к ним возвращается прежняя ясность.
— Это верно! — говорит он, вставая. — Официант!
Сколько с нас?
— Я заплачу.
— Ни в коем случае!
И бросает деньги на стол.
Да, Мегрэ не скоро забудет этот час, ибо, если не кривить душой, слишком сильным оказалось искушение не суетиться, не волноваться, а, следуя примеру большинства людей, пустить все на самотек и просто радоваться жизни.
А погода такая чудесная!
— Вы уходите?.. У вас уже есть какая-нибудь идея?..
Нет! Голова полна солнцем и негой. И никаких мыслей, даже самых куцых! А так как лгать ему не хочется, он шепчет:
— Уильяма Брауна убили!
А про себя думает: «А им это все по фигу!»
Черт возьми! Эти люди, подобно ящерицам, греются на солнце, а некоторые из них придут сегодня вечером на праздник «Золотой дождь». Какое им дело до того, что убили Уильяма Брауна!
— Пойду поработаю! — говорит он.
Прощается за руку с Бутигом. Делает несколько шагов, останавливается, пропуская автомобиль тысяч за триста, за рулем которого сидит восемнадцатилетняя девушка и, нахмурившись, смотрит на дорогу.
— Брауна убили… — продолжает повторять он.
Мегрэ начинает с должным почтением относиться к Лазурному берегу. Он поворачивается спиной к кафе «Ледник» и, чтобы снова не впасть в искушение, приказывает сам себе, словно обращаясь к подчиненному:
— Узнать, чем занимался Браун в среду от двух часов до пяти вечера…
Значит, опять нужно садиться в автобус и ехать в Канн!
Засунув руки в карманы, с трубкой во рту, Мегрэ с недовольным видом встал под фонарь в ожидании автобуса.
Глава 6
Стыдливый компаньон
В течение нескольких долгих часов Мегрэ занимался в Канне занудной работой, которую обычно поручал инспекторам. Но сегодня он намеренно заставлял себя двигаться и изображать активность.
