Жорж Сименон - Мегрэ у министра
Упершись взглядом в стакан, Мегрэ внимательно слушал и старался сопоставить этот инцидент с тем, что ему уже было известно.
Жанвье продолжал:
— Она заколебалась, покраснела и в конце концов призналась: «Я сказала, что кто-то приходил, спрашивал про нее и поднимался к ней на этаж. Про полицию я не говорила».
— Мадемуазель Ламот удивилась?
— Сперва да. Потом пробормотала: «Кажется, я знаю, в чем дело». А сегодня утром через несколько минут после того, как она ушла на работу, пришли еще двое и тоже сказали, что они из полиции. Тот, который поменьше, показал мне значок, но я на него даже не взглянула.
— Они тоже поднялись на третий этаж?
— Нет. Только спрашивали о том же, что и первый, и еще кое о чем.
— О чем же?
— Часто ли она уходит из дому, с кем, о ее знакомых и подругах, часто ли она звонит по телефону…
Мегрэ прервал Жанвье:
— Что консьержка тебе рассказала?
— Сообщила мне фамилию одной ее подруги, некоей Люсиль Кристин, которая живет где-то недалеко и служит в какой-то конторе. У этой Кристин небольшая косинка. Мадемуазель Бланш обедает в ресторанчике на бульваре Сен-Жермен, который называется «У трех министерств». Ужин готовит дома. Эта Люсиль Кристин приходит довольно часто, и они вместе ужинают. Адрес ее мне не удалось узнать… Консьержка сказала еще об одной подруге, которая бывает на улице Вано реже, но мадемуазель Бланш у нее обедает каждое воскресенье. Эта подруга замужем за уполномоченным Центрального рынка по фамилии Арье и живет на улице Курсель. Консьержка полагает, что она, как и мадемуазель Бланш, из Ла-Рош-Сюр-Йон.
— Ты сходил на улицу Курсель?
— Вы мне советовали ничем не пренебрегать. А так как я даже не знаю, о чем идет речь…
— Продолжай.
— Сведения были точны. Я зашел к госпоже Арье. У нее довольно комфортабельная квартира, трое детей, младшему восемь лет. Я снова изобразил страхового инспектора. Она меня ни в чем не заподозрила, и я сделал вывод, что явился первым. Они с Бланш Ламот вместе учились в школе в Ла-Рош. Потом потеряли друг друга из виду. Года три назад случайно встретились в Париже, и Арье пригласила свою подругу в гости. С тех пор Бланш Ламот обедает у них каждое воскресенье. Больше ничего особенного она не рассказала. Бланш ведет размеренную жизнь, полностью отдается работе, с большой теплотой говорит о своем патроне, за которого готова в огонь и воду.
— И это все?
— Нет. Примерно с год назад Бланш спросила у Арье, не знает ли он вакантной должности для одного человека, с которым она давно знакома и который находится сейчас в тяжелом положении. Имелся в виду Флери. Арье — он славный малый — взял Флери к себе. Флери должен был являться на службу каждый день к шести утра.
— И что дальше?
— Он проработал три дня и исчез, даже не извинившись. Мадемуазель Бланш было очень стыдно, и извиняться пришлось ей. Я вернулся на бульвар Сен-Жермен с намерением зайти в ресторан «У трех министерств». Издали я заметил там не только Гастона Руже, но еще одного его коллегу. Забыл его имя…
Мегрэ пытался привести в систему все сведения, которые у него накопились. В понедельник вечером Огюст Пуан пришел к себе на бульвар Пастера и оставил в бюро отчет Калама, считая, что там он будет в большей безопасности, чем где-либо.
Во вторник утром кто-то, назвавшийся полицейским, явился на улицу Вано и, задав несколько незначащих вопросов консьержке, проник в квартиру Бланш Ламот.
Действительно ли этот человек был из полиции?
Если да, то тогда дело куда сквернее, чем Мегрэ предполагал раньше. Однако интуиция подсказывала ему, что первого визитера прислали вовсе не с улицы Соссэ.
Уж не он ли, ничего не найдя у секретарши, отправился затем на бульвар Пастера и похитил отчет Калама?
— Консьержка тебе этого человека описала?
— Очень приблизительно. Средних лет, довольно полный. Этот тип, видимо, умеет так задавать вопросы, что его принимают за полицейского.
По описанию этот человек смахивал на того, который, по словам хозяина бара на улице Жакоб, сегодня утром дожидался Пикмаля и увел его с собой
Ну, а те двое, что приходили сегодня утром, но в квартиру секретарши не вошли, по всей вероятности, были из Сюртэ.
— Что мне теперь делать?
— Понятия не имею.
— Да, забыл: когда я вторично проходил по бульвару Сен-Жермен, кажется, в одном из баров заметил Люка.
— Вполне возможно.
— Он занимается тем же делом?
— Вроде того.
— Мне продолжать в том же духе?
— Знаешь, вернемся к этому разговору после того, как я увижу Люка. Подожди минутку.
Мегрэ направился к телефону и вызвал Уголовную полицию.
— Люка вернулся?
— Еще нет.
— Это ты, Торранс? Как только он вернется, пошли его ко мне в пивную «Дофин».
По улице проходил мальчишка со свежим выпуском вечерних газет; в глаза бросались жирные заголовки. Мегрэ направился к выходу, ища в кармане мелочь.
Вернувшись, он сел рядом с Жанвье и развернул газету. Заголовок во всю страницу гласил:
«АРТЮР НИКУ СБЕЖАЛ?»
Новость была настолько сенсационная, что первая страница явно набиралась заново.
«В клерфонском деле неожиданно выявились новые обстоятельства, которых, впрочем, многие ожидали.
Известно, что на другой же день после катастрофы общественное мнение было сильно взволновано и требовало тщательного расследования.
Фирма «Нику и Совгрен», которая пять лет назад соорудила этот отныне слишком знаменитый санаторий, должна была бы, по мнению посвященных, незамедлительно стать объектом самого строгого расследования.
Почему этого не произошло? Надеемся, что в ближайшие дни это выяснится. А пока Артюр Нику, боясь показываться на людях, предпочел укрыться в своем охотничьем домике в Солони.
Полиция, похоже, была в курсе. Поговаривают даже, что она сама посоветовала предпринимателю во избежание инцидентов на время исчезнуть.
И только сегодня утром, через четыре недели после катастрофы, высокие инстанции решились наконец пригласить Артюра Нику, чтобы задать ему вопросы, которые давно у всех на устах.
Рано утром два инспектора Сюртэ отправились в охотничий домик, где не нашли никого, кроме сторожа.
Сторож заявил полицейским, что его хозяин вчера вечером отбыл в неизвестном направлении.
Неизвестность длилась недолго. Два часа назад наш специальный корреспондент в Брюсселе сообщил по телефону, что Артюр Нику утром прибыл в этот город и занял роскошные апартаменты в отеле «Метрополь».
Нашему корреспонденту удалось встретиться с ним и задать ему несколько вопросов, которые также, как и ответы, мы воспроизводим полностью:
— Правда ли, что вы внезапно покинули ваш домик в Солони, так как вас предупредили о приходе полиции?
— Это чистейшая ложь. Я ничего не знал, как, впрочем, и сейчас не знаю о намерениях полиции, которой в течение месяца было отлично известно, где меня искать.
— Вы покинули Францию в предвидении новых разоблачений?
— Я приехал в Брюссель по делам фирмы.
— По каким?
— По делам, связанным со строительством аэродрома, на которое я взял подряд.
— Намерены ли вы вернуться во Францию и предстать перед властями?
— Я не собираюсь менять свои планы.
— Не хотите ли вы этим сказать, что останетесь в Брюсселе до тех пор, пока не забудется клерфонское дело?
— Повторяю, что я пробуду здесь столько, сколько потребуют мои дела.
— Даже если будет выдано постановление допросить вас?
— У властей была уйма времени — целый месяц — допросить меня. Если они этого не сделали, тем хуже для них!
— Вы слыхали что-нибудь об отчете Калама?
— Не знаю, о чем вы говорите.
Этими словами Артюр Нику прервал беседу, которую наш корреспондент немедленно передал нам по телефону.
Говорят, правда, точного подтверждения мы не получили, что через час после приезда Нику к нему в отель явилась молодая элегантная блондинка — имя ее пока неизвестно, — которую немедленно проводили в его апартаменты, где она якобы находится и сейчас. На улице Соссэ нам подтвердили, что двое полицейских ездили в Солонь, чтобы задать кое-какие вопросы предпринимателю. Когда же мы упомянули об ордере на привод Нику в полицию, нам ответили, что в данный момент так вопрос не ставится».
— Мы занимаемся этим делом, да? — с гримасой отвращения проворчал Жанвье.
— Да, этим.
Жанвье раскрыл рот, желая, видимо, поинтересоваться, почему Мегрэ занялся этим темным делом, связанным с политикой, но ничего не спросил. Они увидели, как Люка пересекает площадь, привычно чуть подволакивая левую ногу. Люка не задержался у стойки, а прошел прямо к Мегрэ и Жанвье. Вытирая взмокший лоб и указывая на газету, он произнес укоризненным тоном, которого не позволял себе никогда в отношении патрона:
— Я это уже прочел.
Взглянув на обоих своих помощников, комиссар почувствовал себя виноватым. Лапуэнт, должно быть, тоже понял, в чем дело.
