Найо Марш - Смерть в день рождения
— Вы это примете, — заявил Гантри, когда автомобиль повернул на Пардонез-плейс, — не ради меня или Дикки. Вы примете, потому что это будет нечто и для Правления. Попомните мои слова. О, вот несчастье, я просто не выношу эти приемы!
— Только запомни, Тимми, — произнес Маршант, когда они входили в дом, — я не связываю себя никакими обязательствами.
— Естественно, дорогой мой. Совершенно естественно. Однако вы свяжете себя ими. Это я обещаю. Свяжете.
— Мэри, дорогая! — воскликнули они оба, ныряя в гущу собравшихся.
Рози и Берти решили приехать вместе. Об этом они договорились после ленча, долго и мрачно размышляя, последовать ли велению гордости или принять во внимание профессиональную целесообразность.
— Пойми, душа моя, — говорил Берти, — если мы там не появимся, она опять расхулиганится и прямиком отправится в Правление. А ты знаешь, как Монти суматошится по поводу личных отношений. Если в театре все благополучно, ему обеспечен успех. Никто, ну просто никто не может себе позволить сказать другому резкое слово. Он ненавидит раздоры.
Рози, переживающая последствия своей утренней несдержанности, мрачно согласилась.
— Господь свидетель, — сказала она, — в моем теперешнем положении я не могу давать повод думать, что у меня тяжелый характер. Ведь мой контракт еще не подписан, Берти.
— Ясно как день. Нашим девизом должно стать «Великодушие».
— Провалиться мне на этом месте, если я стану перед ней пресмыкаться.
— Нам и не надо этого делать, дорогая. Пожатие руки и долгий-долгий взгляд прямо в глаза — этого вполне достаточно.
— Мне отвратительно так поступать.
— Не важно. Будь выше этого. Бери пример с меня. У меня в этом большой опыт. Соберись с силами и помни, что ты — актриса, — он хихикнул, — и будет даже забавно, если посмотреть на все со стороны.
— Что мне надеть?
— Черное. И никаких украшений. Она ведь вся будет ими увешана.
— Ненавижу ссориться, Берти. Что у нас за гадкая профессия. Особенно вот в этом.
— Это джунгли, дорогая. Приходится принимать все это — джунгли.
— А ты, — с завистью проговорила Рози, — кажется, не очень беспокоишься.
— Бедняжка моя. Мало ты меня знаешь. Я просто дрожу.
— Правда? Она действительно может нам навредить?
— Может ли удав съесть кролика?
Рози сочла за лучшее не продолжать темы. Они расстались, чтобы разъехаться по домам и приготовиться к приему.
Анелида и Октавиус тоже готовились. Октавиус, облаченный в черный пиджак и полосатые брюки, а также прочие дополнения, которые он счел уместными для своего наряда, отнял у своей племянницы массу времени. Она только успела принять ванну и хотела начать одеваться, когда в четвертый раз он постучал в дверь и предстал перед ней с видом озабоченным и необычайно опрятным.
— Волосы, — заявил он. — Мне нечем было их пригладить и я воспользовался оливковым маслом. Я не благоухаю, как салат?
Успокоив дядю, Анелида еще раз почистила его пиджак и попросила подождать ее в магазине. У Октавиуса были старомодные представления о пунктуальности и он начал тревожиться:
— Уже без двадцати пяти семь. Нас приглашали в шесть тридцать, Нелл.
— Это означает, что самое раннее в семь, дорогой. Поглядывай незаметно из окна и увидишь, когда начнут съезжаться гости. И пожалуйста, дядечка, ведь мы все равно не можем идти, если я буду в халате, правда?
— Да, да, конечно нет. Вместо шести тридцати в семь или без пятнадцати? Ага, понимаю. В таком случае…
И он отправился вниз.
«Хорошо, что у меня есть некоторый опыт быстрых переодеваний», — подумала Анелида.
Приведя в порядок лицо и причесавшись, она надела белое платье, единственную расточительную покупку, которую она себе позволила в этом году, большую белую шляпу с черной бархатной тульей и новые перчатки. Она посмотрела в зеркало, стараясь оценить себя беспристрастно, как в театре.
«И чувство как перед премьерой, — подумала она. — Интересно, Ричарду нравится белый цвет?» Приободренная мыслью, что платье ей идет и шляпка к лицу, Анелида по старой привычке принялась мечтать: вот они с Октавиусом прибывают на прием. Внезапно все замолкают. Олицетворяющий Правление Монти Маршант поворачивается к великому режиссеру Тимону Гантри: «Кто это?» И Тимон Гантри, внезапно втянув в себя воздух, привычка, которую все актеры, видели они это или нет, любят копировать, ответит: «Не знаю. Но, черт возьми, я это выясню». В сопровождении мисс Беллами они с Октавиусом идут по комнате, и ряды гостей расступаются. Слышатся приглушенные восклицания — они в центре всеобщего внимания. Все глаза обращены на Анелиду Ли. И замерший от восхищения Ричард…
На этом Анелида внезапно прервалась, смутившись, посмеялась над собой и совсем разнервничалась. Подойдя к окну, она взглянула вниз на Пардонез-плейс. К дому мисс Беллами уже стягивались машины. Подъехал огромный черный автомобиль со щегольски одетым шофером. Вышли двое мужчин. У Анелиды екнуло сердце. Один, с гарденией, был Монти Маршант, а другой, невероятно высокий, небрежно одетый — да, ошибиться было невозможно, — другой был величайший из всех режиссеров — Тимон Гантри.
— Ух ты, — сказала Анелида. — Только, Золушка, без глупостей.
Она досчитала до шестидесяти и отправилась вниз. Октавиус сидел у стола и читал. Ходж расположился у него на коленях. Оба выглядели на редкость самодовольными.
— Ты успокоился? — спросила Анелида.
— Что? Успокоился? А, да, — ответил Октавиус. — Все прекрасно. Спасибо, я читал.
— Ты что-нибудь замышляешь, дядечка?
— Замышляю? Я? Что ты хочешь сказать?
— Ты выглядишь так, будто что-то натворил.
— Правда? Интересно, почему? Ну, пошли.
Он согнал кота. И так как Ходж линял, Анелиде пришлось еще раз сходить за щеткой.
— Не променяла бы тебя даже на великого персидского шаха, — заявила она. — Ну что ж, дорогой, пойдем.
5
Отдохнув после ленча, мисс Беллами начала приготовления к приему, которые заняли часа полтора. Первые стадии проходили в обстановке совершенной секретности, и только Флоренс была допущена на правах камеристки.
Мисс Беллами улеглась на кровать, в то время как хранящая молчание с плотно сжатыми губами Флоренс зашторила окна и принесла из ванной разнообразные флаконы и флакончики. Стерев с лица хозяйки грим, она положила ей на глаза компрессы и начала слой за слоем накладывать маску из зеленоватого вязкого вещества. Мисс Беллами попыталась завязать разговор, но безуспешно. Наконец она нетерпеливо спросила:
— Что с тобой случилось? Загордилась?
Флоренс молчала.
— Бога ради, — воскликнула мисс Беллами. — Ты дуешься из-за того, что было утром?
Флоренс нашлепнула зеленоватую маску на верхнюю губу мисс Беллами.
— Жжется, — с трудом проговорила та. — Плохо перемешала.
Флоренс закончила накладывать маску. Еле шевеля губами, мисс Беллами попыталась произнести:
— Прекрасно, можешь убираться к черту и злиться там.
Но вовремя вспомнив, что с маской на лице говорить нельзя, промолчала и лежала, кипя от негодования. Она слышала, как Флоренс вышла из комнаты. Десять минут спустя она вернулась, постояла, глядя на зеленое незрячее лицо, и принялась снимать маску.
Туалет продолжался в полном молчании. Как всегда, следовало пройти многочисленные и нелегкие стадии. Лицо было изучено так внимательно, будто это был срез препарата под микроскопом, а каждой прядке волос определено свое место в прическе. И лишь когда стало очевидным, что достигнуто полное совершенство, двери комнаты мисс Беллами отворились для придворных.
В прежние годы ее посещали Рози и Берти: первая в роли наперсницы, второй — чтобы дать совет относительно завершающих штрихов туалета. Сегодня они не явились, и мисс Беллами совершенно уж непоследовательно почувствовала себя возмущенной. Хотя прежний гнев поутих, его привкус все же чувствовался в глубине души, и она понимала, что достаточно ничтожной причины, чтобы он вновь поднялся.
Прибывший первым Чарльз застал ее совершенно готовой к приему. На ней было платье из алого шифона, замысловатые складки которого скрывали талию и бедра. К вырезу глубокого декольте были прикреплены орхидеи и бриллианты. Бриллианты были повсюду в виде брошек, серег, сталактитами спускающихся с мочек ушей. Бриллианты охватывали шею и блестели на запястьях. Поистине, она была великолепна.
— Ну? — спросила она и посмотрела на мужа.
— Дорогая моя, — мягко произнес Чарльз, — я потрясен.
Что-то в его голосе вызвало ее раздражение.
— Тебе не нравится? — спросила мисс Беллами. — Почему?
— Ну что ты! Превосходно! Ослепительно!
Флоренс, открыв новый флакон духов, переливала их в пульверизатор из венецианского стекла. Комната наполнилась таким резким и сильным запахом, что он показался почти видимым. Чарльз слегка поморщился.
