Мое преступление - Гилберт Кийт Честертон
Обратное также верно. Если когда-либо существовала женщина, столь явно предназначавшаяся судьбой в спутницы жизни Хуана Австрийского, женщина, чья душа прямо-таки кричала, требуя побега, похищения и соединения с ним, то это была «королева Мэри», Мария Шотландская. Если была в мире женщина, страдавшая от того, что все мужчины, с которыми она могла бы соединиться, оказывались ей совершенно не чета, то это сказано о Марии Стюарт. Трагедия ее жизни заключалась не в том, что она была ненормальной, но в том, что она была нормальной. Ненормальны были все в ее окружении. В том, что Риччо был горбат, а Босуэлл косоглаз[97], поистине есть почти мистическая печать рока, античной драматургии, метящей отрицательных персонажей физическими недостатками. Вся история Марии Стюарт похожа на какой-то болезненный бред именно потому, что ее окружение было болезненным. К несчастью для этой злополучной королевы, сама она болезненной отнюдь не была.
Персонажи ее жизненной драмы проходят перед нами, словно некий парад уродов, каждый по-своему демонстрируя зрителям искаженное тело или душу. Больше всего они напоминают гномов или безумцев из какой-нибудь тропической трагедии Форда или Уэбстера[98], выплясывающих вокруг покинутой всеми друзьями королевы. Впрочем, все эти неуклюжие фигуры кажутся более приемлемыми, чем пустая кукла Дарнли, при всей его внешней элегантности, – по тем же причинам, по которым красивое восковое изображение может выглядеть куда страшнее, чем уродливый человек. Продолжая эти рассуждения, скажем, что Мария во множестве видела вокруг себя и красавцев, и уродов, причем многие из них были на самом деле и сильны, и отважны, и даже умны. Беда в том, что при этом все они являлись людьми лишь наполовину – вроде тех отвратительных калек, порожденных творческим воображением Флобера: ужасные полулюди, обитающие в своих полужилищах со своими полуженами и полудетьми. Ей никогда не доводилось встречать настоящего человека в полном смысле этого слова, а дон Хуан, безусловно, был именно таков.
Строго говоря, Марии было дано многое: корона Шотландии, перспектива короны Франции – и шанс на корону Англии. Ей было дано все, кроме свежего воздуха и солнечного света, а именно это она могла найти на палубе великих кораблей, увенчанных золочеными башенками: флаги их реют над волнами, и флот бесстрашно выходит навстречу всем ветрам этого мира…
Мы отлично знаем, почему убили Марию Стюарт. Ее убили не за то, что она убила своего мужа, даже если она это сделала: недавнее исследование «Писем из ларца»[99] дает гораздо больше оснований обвинить ее врагов в подлоге, чем ее саму в убийстве. Ее убили не за попытку убить Елизавету, даже если вся история о планах покушения на Елизавету не была фантастическим вымыслом, составленным теми, кто намеревался убить Марию. Ее убили не за то, что она была ослепительно красива: это всего лишь одна из многих клеветнических версий, призванных очернить бедную Елизавету. На самом деле она лишилась жизни за то, что пребывала в добром здравии. Возможно, это единственный случай в истории, когда человека осуждали на казнь только за то, что он абсолютно здоров. Легенда, представляющая Елизавету царственной львицей, а Марию чахнущей в заточении болезненной змеей, во многом подлежит пересмотру; судя по всему, дело обстояло совсем наоборот. Мария была очень энергичной особой, неутомимой и сильной всадницей, а в искусстве танца она едва ли намного уступала выносливейшим из современных девушек – что кое-что да значит. Любопытно, что ее прижизненные портреты не передают большую часть того обаяния, о котором в один голос говорят современники, но несомненно указывают на ее силу. А, как хорошо нам известно по наблюдениям за всеми животными и некоторыми особенно выдающимися актрисами, отличный физический тонус для обаяния иногда гораздо более значим, чем собственно красота.
Важнейшим аспектом политических взглядов Сесила[100] и людей его круга (сейчас их всех назвали бы олигархами), обогатившихся за счет собственности опальной Церкви, была необходимость того, что Мария должна умереть раньше Елизаветы, – а Мария, несмотря на все свои несчастья, не проявляла ни малейшей склонности умирать. С другой стороны, здоровье Елизаветы не раз ставило ее на грань жизни и смерти. И если бы ее корону унаследовала католичка, протестантские лорды-олигархи могли испытать серьезные неудобства. Поэтому они отправили Марию в замок Фотерингей – широко известное по тем временам средство от хорошего здоровья, на современный вкус чуть слишком острое, зато такое, применение которого редко оканчивается неудачей.
На этой бьющей ключом энергии, в итоге ставшей причиной смерти, до того держалась вся ее жизнь; даже позволю себе каламбур, сказав, что энергия может быть ключом ко многим загадкам жизни Марии Шотландской. Возможно, ее второй брак, оказавшийся столь неудачным, озлобил Марию больше, чем какую-нибудь другую женщину, более простую и, рискну сказать, менее нормальную. Возможно, ее необузданное легкомыслие, которое привело к тому, что в памяти современников и потомков она осталась блудницей и чуть ли не вампиром, было порождено столь же необузданным первичным стремлением стать матерью и женой. Возможно (по крайней мере, мне представляется возможным), что лишь исключительно здоровый человек, пережив столь ужасный опыт, станет растрачивать впустую свои природные инстинкты на свирепого авантюриста вроде Босуэлла. Да, все это возможно; но, признаюсь, никоим образом не считаю все вышеперечисленное неизбежным. Мне часто казалось,
