Эллен Вуд - Не только Холмс. Детектив времен Конан Дойла (Антология викторианской детективной новеллы).
— Немедленно прекратите это безобразие! Неужели вам все еще мало?
Мне было очень страшно, ведь я сразу почувствовал — тут что-то не так. Наконец Парскет выдавил:
— Это не я! Боже мой! Это не я!
В одно мгновение всех охватило чувство, что к нам и вправду приближается нечто ужасное. Всем захотелось бежать сломя голову; капитан, дворецкий и лакеи попятились. Бомон лишился чувств, — как я выяснил впоследствии, случилось это потому, что он изрядно пострадал в драке. Я лишь прижался спиной к стене, не решаясь даже бежать. В то же мгновение тяжелая поступь по слышалась совсем близко, казалось весь дом содрогается с каждым шагом твари. Внезапно все стихло, и я понял, что зверь замешкался у входа в спальню девушки. Только теперь я увидел, что Парскет стоит пошатываясь в дверном проеме, раскинув руки закрывая собой проход. Парскет был невообразимо бледен, из раны на лбу сочилась кровь. Он смотрел куда-то перед собой отчаянным, остановившимся, обезумевшим взглядом. Но ничего видно не было. И вдруг цокот копыт раздался снова, звуки направились дальше по коридору. В то же мгновение ноги Парскета подкосились, и он упал лицом вниз.
В коридоре поднялась суета, дворецкий и пара лакеев бросились прочь, унося фонари. Капитан Хисгинс прижался к стене и поднял лампу над головой. Мерная конская поступь удалялась, гулко разносясь ni затихшему дому, минуя оставшегося невредимым капитана. Потом наст пила мертвая тишина.
С посеревшим лицом капитан нетвердой походкой подошел к нам. Я направился к Парскету, и Хисгинс поспешил мне на помощь. Мы перевернули его лицом вверх, и, знаете, я тут же понял, что он мертв. Можете вообразить, что я почувствовал.
Я повернулся к капитану.
— Он… он… он… — пробормотал тот. Капитан хотел сказать, что Парскет встал между его дочерью и неведомым призраком. Я выпрямился и подставил капитану плечо, хотя и сам не очень крепко держался на ногах. Внезапно его лицо ожило, он упал перед Парскетом на колени и расплакался, как ребенок. Вскоре из спальни вышли женщины, и я оставил их, а сам принялся приводить в чувство Бомона.
На этом история почти заканчивается, мне лишь осталось объяснить вам кое-какие детали.
Может быть, вы уже догадались, что Парскет был влюблен в мисс Хисгинс, и это явилось главной причиной большей части сверхъестественных событий. Без сомнения, кузен сам подстроил многие «необъяснимые происшествия», и я даже склонен считать, что он приложил руку почти ко всему. Но поскольку доказательств у меня нет, все, что я скажу, будет результатом дедукции.
Во-первых, совершенно очевидно, что Парскет хотел отпугнуть Бомона, а когда это не удалось, впал в такое отчаяние, что решился его убить. Мне неприятно говорить это, но факты не оставляют сомнений.
Я почти не сомневаюсь, что именно Парскет сломал Бомону руку. Легенда о коне Хисгинсов ему была, конечно, известна досконально, вот он и решил воспользоваться ею в собственных целях. Видимо, Парскет знал, как войти и выйти из дома незамеченным — то ли влезал в одно из французских окон, то ли у него был ключ от какой-нибудь двери в сад, и, когда его якобы не было в доме, он прятался где-то по соседству и приходил тайком.
Эпизод с воздушным поцелуем я готов списать на воспаленное воображение Бомона и мисс Хисгинс, хотя, конечно, лошадиный храп за входной дверью я объяснить не могу. И все же здесь я склонен придерживаться первой своей версии, что ничего сверхъестественного на самом деле не произошло.
Появление коня в бильярдной устроил Парскет с помощью деревянной плашки, которой он стучал в потолок комнаты этажом ниже. Это подтвердил осмотр потолочных панелей, на которых я обнаружил небольшие вмятины.
Звуки галопа, разносившиеся вокруг дома, скорее всего, тоже подстроил Парскет, который, наверное, прятал лошадь где-нибудь на соседней ферме. Или, возможно, он сам производил как-то эти звуки, хотя я не представляю, каким образом. В любом случае полной уверенности у меня нет. Как вы помните, никаких следов я не нашел.
Утробное ржание в парке — это чревовещательское достижение Парскета. Тогда же он напал на Бомона. Видимо, когда я думал, что Парскет спит, он давно был на улице и присоединился ко мне, когда я выбежал из входной двери. Это вполне вероятно. Вмешайся в дело настоящий призрак, он прекратил бы свои выходки — в них просто не было бы больше нужды. Не понимаю, как его не застрелили — будь то в парке или в доме в последнюю ночь. Как вы уже поняли, в вопросах жизни и смерти он был совершенно бесстрашен.
Когда Парскет был с нами и нам почудилось, что по дому скачет лошадь, мы, видимо, обманулись. Кроме самого Парскета, никто не был уверен, что слышит лошадиный топот. А ему, конечно, было выгодно, чтобы мы поверили в коня.
Полагаю, эпизод в погребе — это первый случай, когда Парскет сам заподозрил присутствие призрака. Ржание издавал он сам, так же как и в парке, но, вспоминая, как страшно он побледнел, я совершенно уверен — в тот раз звуки получились настолько дьявольскими, что испугали самого Парскета. Впрочем, позже он решил, что ему померещилось. Конечно, не следует забывать и то, что эффект, который все это произвело на мисс Хисгинс, не мог не привести его в уныние.
Более того, отсутствие священника также подстроил Парскет. Срочный вызов оказался ложным. Очевидно, Парскет хотел выгадать несколько часов для достижения своей цели. Какой? Это очевидно. Парскет уже убедился, что отпугнуть Бомона ему не удастся. Мне ненавистна сама эта мысль, но других вариантов я не вижу. Так или иначе, Парскет, несомненно, пребывал в состоянии временного помешательства. Любовь — какая страшная болезнь!
Наконец, не подлежит сомнению, что Парскет сам зацепил где-то шнур колокольчика, чтобы обеспечить себе благовидный предлог исчезнуть из поля зрения. Под этим же предлогом он унес одну из ламп. Оставалось разбить еще одну, и коридор оказался в полной темноте, что облегчало покушение на Бомона.
Точно так же именно Парскет запер дверь спальни и унес ключ (потом он нашелся у него в кармане). Это помешало капитану Хисгинсу принести лампу и прийти нам на помощь. Но капитан выломал дверь с помощью тяжелого каминного экрана — его попытки выбраться и показались нам в темноте такими пугающими.
Фотография ужасного копыта над головой мисс Хисгинс — это одна из тех вещей, которые я затрудняюсь объяснить. Возможно, ее подделал Парскет, пока я вышел из комнаты. Любому, кто знает, как это делается, несложно слегка изменить снимок. Но знаете, мне не кажется, что это подделка. Часть улик указывает, что фотопластина фальшивая, часть — что она настоящая. В любом случае снимок слишком неясный, чтобы его можно было бы как следует изучить и прийти к определенному выводу поэтому я не скажу ничего в защиту как первой, так и второй версии. Так или иначе, эта фотография испугает кого угодно.
И последнее. Больше в доме Хисгинсов не произошло ничего сверхъестественного, поэтому мои предположения не претендуют на достоверность. Если бы мы не слышали тех последних конских шагов и если бы Парскет не был совершенно очевидно охвачен при этом страхом, то к моим рассуждениям было бы совершенно нечего добавить. И хотя я уже сказал, что большую часть событий можно объяснить естественными причинами, я не представляю, как объяснить последние события и ужас, который охватил Парскета.
Его смерть — нет, она ничего не меняет. Вскрытие показало, что он умер, выражаясь не слишком научно, от разрыва сердца. Это достаточно естественная причина смерти, ничто не доказывает, что Парскет погиб именно от того, что встал между любимой девушкой и дьявольским отродьем.
Его страх при приближении чудовища был, наверное, даже сильнее моего. Видимо, в этот момент он окончательно понял, что его подозрения не беспочвенны. И все же он совершил великий, благородный подвиг!
— Но в чем причина всего этого? — спросил я. — С чего все началось?
— Бог его знает, — покачал головой Карнаки. — Если призрак действительно существовал, то можно высказать некоторые разумные предположения, хотя и они могут быть ошибочны. Чтобы вы согласились с моими доводами, мне пришлось бы прочитать вам лекцию о мысленной индукции. Парскет породил то, что можно было бы назвать «вторичным призраком», — своего рода отображение его душевного состояния, помноженного на отчаяние. В двух словах я не смогу объяснить вам больше.
— Но как же легенда! — воскликнул я. — Зачем же сразу отметать древнюю легенду?!
— Возможно, в ней и правда что-то есть, — согласился Карнаки. — Но я сомневаюсь, что она имеет прямое отношение к делу. Не знаю, почему я так в этом уверен. Возможно, смогу объяснить вам когда-нибудь позже.
— А как же свадьба? И погреб — там что-нибудь нашли?
— Да, свадьбу сыграли в тот же день, несмотря на трагедию, — ответил Карнаки. — Учитывая, что часть событий так и не удалось объяснить, это было очень разумное решение. И разумеется, я распорядился раскопать пол в той подвальной комнате, надеясь, что это прольет хоть какой-то свет на случившееся. Но мы ничего не нашли.
