Клод Изнер - Три невероятных детектива (сборник)
— Как жизнь идет?
— Отвечу вам, как Фонтенель на смертном одре: «Не идет, а уходит…», — как всегда без эмоций откликнулся старик в серой блузе.
Едва успев улыбнуться его ответу, Виктор вдруг посерьезнел, заметив на противоположном тротуаре знакомую фигуру в сером костюме, розовом галстуке и прямо сидящем котелке. Это был не самый краткий путь на улицу Одеон. Кэндзи, по-видимому, захотелось прогуляться. Он шел быстро, неся под мышкой два пакета. Виктор проводил его взглядом, думая, что тот пойдет по набережной Малаке. Каково же было его удивление, когда он увидел, что тот пересек ее и направился к Карусельному мосту! Не в силах побороть любопытство, Виктор пошел за ним.
Никогда еще он не уличал Кэндзи во лжи, и сейчас ему забавно было думать, что в конце концов и тот, кого он почитал как родного отца, тоже обделывает свои тайные делишки. Что он мог скрывать? Любовницу? Виктор часто задавал себе вопрос, есть ли у Кэндзи личная жизнь. Неужто он совсем не имел дел с женщинами? Никаких прошлых связей, ни рассказов, ни разговоров — уж не безразличен ли он вовсе к прекрасному полу? Но нет, много раз Виктор видел, как Кэндзи был особо предупредительным с соблазнительными клиентками, и потом — в отсутствие друга он успел на них полюбоваться! — в своем сундучке Кэндзи хранил впечатляющую коллекцию эротических эстампов.
Проревел речной буксир, что волок вереницу шаланд. Виктор держался настороже, уверенный, что Кэндзи вот-вот обернется. Но тот не замедлял шаг, даже выбрал путь покороче, пройдя садом Тюильри. На аллеях почти не было гуляющих, за исключением нескольких нянечек с детскими колясками и двух-трех солидных бородатых мужчин, сидевших на лавочке и читавших газеты. Один из них злобно покосился на Виктора, чья одежда выглядела не слишком презентабельно. «Да куда ж это он, мерзавец, так припустил?!» — спрашивал себя Виктор, преследуя Кэндзи, который был уже почти на улице Риволи.
Знай он, что друг начнет водить его из конца в конец площади Опера, быть может, и отказался бы от преследования. Но чем дальше они уходили, тем сильнее он сжимал зубы, опьянев от шума фиакров и грохотавших по площади омнибусов, не в силах отказаться от мысли узнать, куда тот направляется. «Почему он пешком, почему не сел в какой-нибудь драндулет? Это было бы куда удобней! И что он такое несет?»
Наконец на улице Обер, пройдя мимо Оперы, Кэндзи вошел в книжную лавку, владельца которой Виктор встречал на аукционах. «Невероятно! Вот кто похаживает к конкурентам, а я-то был уверен, что он этого типа терпеть не может!» Спрятавшись за фонарем у самой витрины, он мог наблюдать за Кэндзи и в лавке. Книжный торговец, сухонький человечек в чепце, схватил три тома в переплетах, перелистал и протянул ему кипу синих банкнот. Виктор едва успел закрыть руками лицо, сделав вид, что у него приступ кашля. Не заметив его, Кэндзи сделал полукруг, торопясь как будто к зданию Оперы. «Он что, спятил или правда решил насладиться сегодняшней пьесой?» Виктор, надеявшийся получить передышку, был разочарован. Ему пришлось тащиться за компаньоном до бульвара Капуцинок, где, укрывшись под козырьком газетного киоска, он с тоской смотрел, как тот потягивает содовую на террасе «Кафе де ля Пэ». Почти сразу подошел и уселся за его столик тучный господин с моноклем в глазу, одетый в светлый костюм. Кэндзи поздоровался с ним и раскрыл второй пакет. Господин близко рассмотрел то, что было в пакете, что-то сказал, достал из кармана пиджака бумажник. «Что с ним происходит? Долги? Зачем он разбазаривает книги и гравюры?»
На Шоссе-д’Антен Виктор наконец увидел разгадку. За витриной лавочки кружевных изделий «Королева пчел», где вышитые носовые и шейные платки и украшения были разложены вокруг хрустальных флакончиков с духами, Кэндзи тщательно отобрал несколько дорогих вещиц, которые продавщица аккуратно упаковала в шелковую бумагу. «Я был прав! Женщина! Кэндзи влюбился! Вот так разоряются из-за любовниц!»
Удивленный тем, что под невозмутимой внешностью Кэндзи скрывалось пылкое мужское сердце, и даже немного напуганный этим открытием, которое наводило на мысль, что у Кэндзи имеются и другие секреты, Виктор почувствовал себя счастливым. Несмотря на свою нежность к Кэндзи, порой он робел перед ним. Теперь они будут на равных.
«Кто же это может быть? Ну разумеется кто-то, кого он встретил в магазине, ведь он так редко выходит!» Виктор задержался взглядом на юбке проходившей мимо девушки, потом его внимание привлекла ограда, оклеенная афишами. Желтые ковбои на лошадях преследовали отряд индейцев.
Следом висела другая картинка: это была карикатура Таша на полковника Коди. Внезапно Виктор вспомнил, для чего выскочил из лавочки, даже не набросив пиджака. Таша! Колониальная выставка! Он побежал к ближайшей стоянке фиакров, опьяненный своей слежкой, так нежданно завершившейся в шикарном бутике, и безмятежным небом, которое взмывало в бесконечность.
— Улица Сен-Пер! — крикнул он кучеру, дремавшему, прикрыв лицо вощеной черной шляпой.
Виктор вышел из фиакра у Министерства иностранных дел. Он наскоро позавтракал на набережной Конти, потом направился к себе — переодеться и взять фотокамеру. Если, по счастью, ему случится встретить Таша, это будет предлогом — он-де явился на эспланаду сделать несколько снимков.
Колониальную выставку составляли многочисленные постройки, стоявшие по отдельности или сгруппированные в виде дикарских деревень. Виктор не стал останавливаться, чтобы осмотреть семь нависающих друг над другом фронтонов башни Ангкора, и поспешил к красному остову Дворца колоний, архитектурной мешанине из норвежского и китайского стилей с французским Возрождением, вздымавшейся над зелеными кровлями. Шум стоял оглушительный. Арабские торговцы, стремительно размахивая руками, расхваливали свой товар, покупатели торговались, пение канаков перебивалось звуками аннамитских гонгов и полинезийских флейт. Горластые малыши тянули матерей к витринам с вареньем из гуав, абрикосов и сахарного тростника. Виктор с трудом оторвался от представления сладострастных танцовщиц с гор Улед-Наиль и более скромных крошечных плясуний с Явы. Наконец он дошел до монументальных дверей Дворца, но прежде чем войти ему пришлось попробовать кусочек ананаса, поднесенный негритянкой с большим разноцветным платком на голове.
На первом этаже располагались три зала. Растерянный Виктор не знал, куда идти. Он обошел вокруг буддийской пирамиды из лакированного дерева, воздвигнутой в шатре из гигантских бамбуковых стволов. Таша нигде не было видно. Справа, слева, повсюду громоздилась продукция, привезенная из бывших французских колоний. Ковры, меха, табак, кофе, мебель, шелка, — от такого разнообразия товаров и продуктов питания помещения выставки походили на сумасшедший дом. Столь подавленным Виктор бывал, только когда приходилось сопровождать Одетту на Центральный рынок. Никогда ему не встретить Таша! Он вздохнул и нырнул в толпу.
Его привели в восторг канацкие дубинки, новокаледонские топоры с винторогим лезвием, кошиншинские ружья. Особое внимание привлекла коллекция музыкальных инструментов, напомнившая те музыкальные орудия, которые Кэндзи хранил в подвале книжной лавки.
— Эта калебасса называется тлетэ, — промурлыкал чей-то голос над его ухом.
Он обернулся, столкнувшись нос к носу с поджарым седеющим темнокожим человеком, облаченным в длинную белую тунику.
— Из какой она страны?
— Из Сенегала, как и я. Видите украшения на витрине? Я делаю их вместе с сыном в нашем ателье в Сент-Луисе. Меня зовут Самба Ламбэ Тиам, я учился у членов конгрегации «Общества Марии».
— А я Виктор Легри. Очень рад.
— Виктор! С таким именем нельзя не быть молодцом.
— Что ж это в нем такого, в моем имени?
— Это имя великого человека, вашего самого благородного писателя. Я читал «Отверженных».
— С начала до конца?
— Что, не верите? Думаете, мы совсем дикие? У нас в Сент-Луисе есть и школы, и книги, и дома, и железная дорога. Зато здесь, у вас… — Самба понизил голос. — …Здесь нас поселили в деревне, где все хижины слеплены из засохшей грязи, и спим мы на цыновках. У гостей этой выставки сложится о нас не слишком выгодное мнение. Но и мы, заметьте, в долгу не остаемся.
— Как это?
— Я не вас имею в виду, у вас-то вид интеллигентный, а вот некоторые ваши соотечественники, которые меня тут обезьяной обзывали, думали, я не пойму, — если взглянуть на них по-нашему — совсем как кабаны-бородавочники, знай прут напролом, все сметая на пути, и даже не соображают, куда прут. Вот представьте, одна семья пригласила нас со старшим сыном к себе пообедать, объяснив тем, что хочет получше узнать наши обычаи. А оказалось, они просто хотели продемонстрировать нас своим друзьям. Мужчины наглухо замурованы в темные костюмы с золотыми пуговицами, а женские платья так сжимают талии, что все, что надо бы скрывать от посторонних глаз, вылезает наружу, и так уж эти самки уродливы, просто жуть!
