Рекс Стаут - Черная гора (сборник)
Самые основы наших взаимоотношений были нарушены, и мне это не понравилось. Я покорно встал рядом с Вульфом у стола и внимал звукам, которыми он обменивался с басовитым блондином. Причем мое личное участие в их милой беседе ограничилось тем, что я протянул паспорт, когда меня попросили об этом по-английски.
Оказавшись возле стойки в другой комнате вместе с боссом, который на сей раз обменивался любезностями с черноволосым тенором, я, признаюсь, сыграл более важную роль: мне доверили открыть чемоданы и закрыть их по окончании таможенного досмотра.
И опять полились незнакомые звуки, обращенные к красной фуражке с усами, которая передала наши вещи синей фуражке.
Затем нас приветствовал толстый синьор в зеленом костюме с красной гвоздикой в петлице. Вульф любезно сообщил мне, что толстяка зовут Дрого и что частный самолет на Бари ждет нас. Только я собрался поблагодарить за то, что меня наконец заметили, как к нам подошел холеный молодой человек, похожий на студента и одетый так, будто он собрался на свадьбу или похороны. Этот, слава богу, обратился к боссу на хорошем американском языке:
– Мистер Ниро Вульф?
Мой работодатель вытаращился на него:
– Могу я узнать ваше имя, сэр?
Молодой человек любезно улыбнулся:
– Я Ричард Кортни, из посольства. Мы подумали, что вам может понадобиться помощь, и были бы рады предложить свои услуги. Можем ли мы чем-то помочь?
– Нет, спасибо.
– Вы долго пробудете в Риме?
– Не знаю. А вам непременно надо это знать?
– Нет-нет. – Он запнулся. – Мы не собираемся вмешиваться в ваши дела. Просто дайте нам знать, если вам понадобится какая-нибудь информация или содействие.
– Непременно, мистер Кортни.
– Да уж пожалуйста. И я надеюсь, вы не будете возражать…
Он вынул из внутреннего нагрудного кармана своего безупречного пиджака, явно купленного не в магазине готовой одежды, маленькую черную книжку и ручку.
– Мне бы очень хотелось иметь ваш автограф.
Кортни открыл книжку и протянул ее Вульфу.
– Это возможно?
Вульф расписался. Лощеный молодой человек студенческой наружности поблагодарил его, настойчиво повторил просьбу обращаться в посольство при первой необходимости, одарил всех, включая Дрого и меня, благовоспитанной улыбкой и ушел.
– Вас проверяют? – спросил я у Вульфа.
– Сомневаюсь. Зачем?
Он что-то сказал Дрого и синей фуражке, и мы двинулись вперед. Причем Дрого возглавлял шествие, а синяя фуражка с вещами замыкала его.
После прогулки по бетону, а затем по гравию странного цвета, какого я никогда не видел, мы подошли к ангару, перед которым стоял маленький голубой самолетик. По сравнению с тем, на котором мы пересекали Европу, он выглядел игрушечным.
Вульф постоял, сердито глядя на него, затем повернулся к Дрого и что-то произнес. Он говорил все громче и горячей, затем слегка поостыл и в конце концов велел мне заплатить девяносто долларов.
– Хичкок сказал – восемьдесят, – возразил я.
– Этот запросил сто десять. Что касается платы вперед, тут я его понимаю. Когда мы вылезем из этой штуковины, возможно, будем вообще не в состоянии заплатить. Дай ему девяносто долларов.
Я заплатил. Затем получил указание дать доллар синей фуражке, что и сделал, после того как она передала наш багаж пилоту. Потом подержал приставную лестницу, пока Вульф загружался в самолет. Затем и сам залез в воздушное судно. Там имелись места для четырех пассажиров, но не статей Вульфа.
Наконец пилот занял свое место у штурвала, и мы покатили на взлетную полосу. Я бы предпочел не прощаться с Дрого, который вытянул из нас обманным путем лишние деньги, но ради поддержания нашего имиджа в глазах общества помахал ему рукой.
Полет на небольшой высоте над Вольскими холмами (если интересуют подробности – смотри карту) в самолете объемом в пинту не располагает к дружеской беседе, но до Бари оставалось только девяносто минут, и требовалось прояснить кое-что безотлагательно. Я нагнулся к Вульфу и прокричал, перекрывая шум двигателя:
– У меня вопрос!
Он повернулся ко мне. Лицо его было мрачным. Я наклонился ближе к его уху:
– Я насчет общения с туземцами. На скольких языках вы говорите?
Он задумался.
– На восьми.
– А я – на одном. И понимаю только один. Для меня это все несколько усложняет. И я не смогу с оптимизмом смотреть в будущее, если вы не согласитесь на одно условие. Я не могу требовать, чтобы вы переводили мне все подряд, но вам придется делать это при первой же возможности. Я постараюсь быть благоразумным, но если уж прошу, значит, так нужно. В противном случае я могу вернуться в Рим на этой штуковине.
Он стиснул зубы:
– Место для ультиматума выбрано идеально.
– Великолепно! С таким же успехом вы могли бы взять с собой куклу. Я же обещал, что постараюсь быть благоразумным. И потом, я столько лет вам докладывал, что могу рассчитывать на ответную любезность.
– Ладно. Я подчиняюсь.
– Мне нужно быть в курсе дела.
– Я же сказал, что подчиняюсь.
– Тогда давайте начнем. Что сказал Дрого насчет встречи с Телезио?
– Ничего. Дрого знал только, что мне нужен самолет, чтобы добраться до Бари.
– Телезио будет встречать нас в аэропорту?
– Нет. Он не знает, что мы прилетаем. Я сначала хотел расспросить о нем Хичкока. В тысяча девятьсот двадцать первом Телезио убил двух фашистов, которые загнали меня в угол.
– Убил? Чем?
– Ножом.
– В Бари?
– Да.
– Я думал, вы черногорец. Что вы делали в Италии?
– В те времена я был легок на подъем. Послушай, я принял твой ультиматум, но вовсе не собираюсь давать тебе отчет о том, что делал в молодости. По крайней мере, не здесь и не сейчас.
– Как мы будем действовать в Бари?
– Не знаю. Раньше там не было аэропорта. Поэтому я понятия не имею, где он находится. Посмотрим.
Он отвернул голову к окну, а через минуту снова повернулся ко мне:
– Кажется, мы летим над Беневенто. Спроси у пилота.
– Не могу, черт возьми! Я не могу никого ни о чем спросить. Спросите сами.
Он пропустил мое предложение мимо ушей.
– Это, должно быть, Беневенто. Взгляни на него. Римляне разбили здесь самнитов в триста двенадцатом году до нашей эры.
Он пускал пыль в глаза, и я это оценил. Всего лишь два дня назад я поставил бы десять против одного, что в самолете Вульф не сможет вспомнить вообще ни одной даты. А тут он болтал про то, что было двадцать два века назад.
Я повернулся к окну, чтобы взглянуть на Беневенто. Вскоре впереди и слева взгляду моему открылось море и я познакомился с Адриатикой. Мы снижались, и я любовался тем, как вода блестит и переливается на солнце.
А затем появился Бари. Часть его, беспорядочно разбросанная по вдающейся в море косе, судя по всему, не имела улиц, а другая, тянувшаяся вдоль берега к югу от косы, равномерно рассекалась прямыми улицами, почти как в центре Манхэттена, только без Бродвея. Самолет приземлился.
Глава пятая
А теперь, пожалуйста, вспомните предупреждение, с которого я начал. Как уже упоминалось, самые важные события излагаются здесь со слов Вульфа.
Итак, было пять часов вечера апрельского воскресенья, Вербного воскресенья. Конечно, наш самолет прилетел вне расписания, и Бари не был столицей, но при всем том во мне теплилась надежда увидеть признаки жизни в аэропорту. Но нет. Он как будто вымер.
Конечно, кто-то находился на контрольной вышке и в маленьком здании, куда вошел пилот, вероятно доложить о прибытии, но и только, за исключением трех мальчиков, кидавшихся камнями в кошку.
Вульф узнал у них, где находится телефон, и пошел позвонить. Я караулил вещи и наблюдал за маленькими паршивцами. Коммунисты, должно быть, решил я, раз обижают кошку в Вербное воскресенье. Потом я вспомнил, где нахожусь, и подумал, что с таким же успехом эти огольцы могут быть юными фашистами.
Вернулся Вульф и сообщил:
– Я дозвонился до Телезио. Он сказал, что охранник, дежурящий перед зданием, знает его и не должен видеть нас вместе. Телезио дал мне номер телефона. Я позвонил и договорился, чтобы за нами прислали машину, которая отвезет нас на встречу с ним.
– Хорошо, сэр. Мне нужно время, чтобы привыкнуть к такому положению вещей. Может быть, года хватит. Давайте уйдем отсюда, чтобы не торчать на солнце.
Деревянная скамья в зале ожидания была не слишком удобной, но, думаю, вовсе не поэтому через несколько минут Вульф встал и вышел. Проделав четыре тысячи миль и сменив три самолета, он не мог усидеть на месте.
Невероятно, но факт: я сидел в помещении, а он был на ногах и снаружи. Может быть, места, где прошла его молодость, неожиданно сделали Вульфа ребячливым. Но, подумав, я решил, что едва ли.
В конце концов он появился и сделал мне знак рукой. Я поднял вещи и вышел.
