Дороти Сэйерс - Найти мертвеца

— Превосходно, — сказала Гарриэт. — Я скажу ТЕБЕ все, не могу больше.

Отодвинув свою тарелку в сторону, она взяла чистый ножик.

— Это, — проговорила она, — дорога по берегу моря от Лесстон-Хо к Уилверкомбу. Берег изгибается примерно вот так, — она злилась за перечницу.

— Лучше возьмите соль, — посоветовал Уимси, — Она не раздражает слизистые ткани носа.

— Благодарю вас. Эта линия соли — пляж. А этот кусочек хлеба — скала во время отлива.

Уимси подвинул свой стул ближе к столу.

— А эта ложечка для соли, — сказала Гарриэт с истинным наслаждением, — может быть трупом.

Лорд Питер не перебивал, пока Гарриэт рассказывала свою историю, только раз или два он вмешивался с вопросами о времени и расстоянии. Он сидел, опустив взор на схематическую карту, которую изобразила Гарриэт посреди столовых предметов, его глаза были непроницаемы, его длинный нос, казалось, подергивался от сосредоточенности, как у кролика. Когда она закончила, лорд некоторое время сидел молча, затем произнес:

— Давайте кое-что проясним. Во сколько времени вы точно добрались до того места, где завтракали?

— Ровно в час. Я посмотрела на часы.

— Когда вы проходили мимо утесов, вы могли видеть весь берег, включая скалу, где обнаружили труп?

— Думаю, могла.

— Кто-нибудь тогда находился на скале?

— Право, не знаю. Я даже не помню, обращала ли я внимание на скалу. Видите ли, я думала о еде и действительно смотрела по сторонам дороги, выискивая подходящее место, чтобы спуститься к морю. Мои глаза не сосредоточивались на расстоянии.

— Понимаю. В некотором отношении, довольно печально…

— Да, это так, однако я могу сказать вам одну вещь. Я абсолютно уверена в том, что на берегу ничего не ДВИГАЛОСЬ. Как раз перед тем, как спуститься, я осмотрелась вокруг. Отчетливо помню, как подумала, что пляж кажется совершенно и восхитительно пустынным — великолепное место для пикника. Ненавижу проводить пикник в толпе.

— А единственный человек на пустынном берегу мог оказаться толпой?

— Для успешного пикника — да. Вы знаете людей. Стоит им заметить, как кто-нибудь мирно принимает пищу, они стекаются со всех четырех сторон света, усаживаются рядом с ним, и место становится похожим на Корнер-Хауз в час пик. Я уверена — в Моем поле зрения не было ни одной живой души, гуляющей или сидящей где-нибудь. Но так или иначе, когда я уже находилась на скале возле трупа, я в этом не присягнула бы. И когда я Увидела ЭТО с пляжа, вначале приняла труп за водоросли. Мысленно я не стала бы замечать водоросли.

— Хорошо. Значит, в час дня пляж скорее всего был пустым, возможно, если не считать трупа, который выглядел как водоросли. Тогда вы спустились по склону утеса. Оттуда, где вы завтракали, скала была видна?

— Нет. Там что-то вроде маленькой бухты — и все. Утесы немного выступают, а я сидела под их прикрытием у подножия скалы, чтобы было, к чему прислониться. Я завтракала, и это заняло примерно полчаса.

— Вы тогда ничего не слышали? Шаги или еще что-нибудь? Машину, например?

— Ничего.

— А потом?

— А потом, боюсь, что я задремала.

— Что могло быть более естественным… И сколько времени вы спали?

— Наверное, около получаса. Когда я проснулась, то снова посмотрела на часы.

— Что вас разбудило?

— Около остатков моего сэндвича пищали чайки.

— И это происходит в два часа дня?

— Да.

— Минуточку. Когда я сегодня утром приехал сюда, было довольно рано для визита к одной знакомой леди, так что я прогулялся вниз на пляж и подружился с одним рыбаком. Он случайно упомянул, что отлив у Клыков вчера был в 1.15 после полудня. Следовательно, когда вы прибыли, волн практически не было. Когда вы проснулись, это изменилось, и волны около сорока пяти минут прибывали. Подножие вашей скалы, которую, кстати, местные называют Утюг Дьявола, — открыто только на полчаса — между приливом и отливом, да и то только весной в полнолуние, если вы поняли это выражение.

— Я отлично понимаю, но не вижу, какое это имеет ко всему отношение.

— Хорошо, это — если кто-нибудь проходил по краю воды к скале, он мог подойти к ней, не оставив никаких следов.

— Но следы остались! О, понимаю! Вы думаете о вероятном убийце.

— Конечно, я предпочел бы, чтобы это было убийством. Не так ли?

— Да, разумеется. Ну, это факт. Убийца мог появиться откуда угодно, с любой стороны. Если он пришел из Лесстон-Хо, он должен был прийти после меня, потому что я могла наблюдать за берегом, когда шла вдоль него, а тогда там никто не проходил. Но в любое время он мог прийти и со стороны Уилверкомба.

— Нет, не мог, — сказал Уимси. — В час дня, как вы говорили, к его там не было.

— Он мог находиться на стороне Утюга, обращенной к морю.

— Да мог. Ну, а как насчет трупа? Мы можем довольно точно сказать, когда пришел ОН.

— Как?

— Вы говорили, что на его ботинках не было мокрых пятен. Следовательно, к скале он пришел не замочив ног. Нам нужно только точно выяснить, когда открыт песок на той стороне скалы, которая ближе к берегу.

— Конечно. Как глупо с моей стороны. Ну, мы можем это легко выяснить. Так на чем я остановилась?

— Вы проснулись от крика чайки.

— Да. Итак, потом я обошла вершину утеса и вышла к скале, там он и лежал.

— И в этот момент вы никого не видели?

— Ни одной души, если не считать человека в лодке.

— Да — в лодке. Итак, предположим, что лодка пришла во время отлива, и ее обитатель подошел к скале вброд.

— Вполне возможно. Лодка находилась довольно далеко.

— Видимо, все зависит от того, когда туда попал покойный. Нам надо это выяснить.

— Вы решили, что это должно быть убийство?

— Да, самоубийство кажется довольно сомнительным. Да и зачем совершать самоубийство таким способом?

— А почему бы и нет? Намного опрятнее, чем проделать такое в своей спальне или где-нибудь наподобие этого. А не начинаем ли мы не с той стороны? Если нам узнать, кто был этот человек, мы могли бы поискать записку, которую он после себя оставил, чтобы объяснить, почему он это сделал. Наверное, к этому времени полиция все узнала о происшедшем.

— Возможно, — недовольным тоном произнес Уимси.

— Что вас беспокоит?

— Две вещи. Первое — перчатки. Зачем кому бы то ни было перерезать себе горло в перчатках?

— Понятно. Меня это тоже беспокоит. Может быть, у него было какое-нибудь заболевание кожи, и он привык всегда надевать перчатки. Я должна была посмотреть… Я начала снимать перчатки, но они были… грязные.

— Гм! Я вижу, вы все еще сохраняете некоторую женскую хрупкость. Второй пункт моего беспокойства — оружие. Зачем Джентльмену с бородой носить с собой опасную бритву?

— Он принес ее намеренно.

— Да, в конце концов почему бы и нет? Моя дорогая Гарриэт, Думаю, вы правы. Мужчина перерезал себе горло, вот и все. Я Разочарован.

— Это разочаровывает, но не может помочь. Хэлло! А вот и мой друг инспектор!

Это действительно оказался инспектор Умпелти, который прокладывал себе путь среди столиков. Он был в штатском — крупная, приятно смотревшаяся фигура, одетая в твид. Он любезно приветствовал Гарриэт.

— Я подумал, вам хотелось бы посмотреть, как получились ваши снимки, мисс Вэйн. Мы опознали этого человека.

— Неужели? Опознали? Хорошая работа. Это — инспектор Умпелти; лорд Питер Уимси.

Инспектор, казалось, был очень обрадован знакомству.

— Вы рановато на работе, милорд. Но не думаю, что вы обнаружите что-нибудь слишком загадочное в этом происшествии. Судя по всему, это — явное самоубийство.

— К сожалению, мы пришли к такому же заключению, — согласился Уимси.

— Однако, как он это сделал, не знаю. Но никогда нельзя понять этих иностранцев, не так ли?

— Я говорила, что он выглядел скорее как иностранец, — сказала Гарриэт.

— Да. Он — русский или что-то в этом роде. Его зовут Поль Алексис Голдшмидт; известен как Поль Алексис. Он из этого самого отеля. Один из танцоров-профессионалов из здешнего дансинга, вам известен этот сорт людей. Похоже, о нем мало что знают. Он внезапно появился здесь более года назад и попросился на работу. По-видимому, он был хорошим танцором, а у них имелась вакансия, так что его приняли. Ему двадцать два года или около того. Холостой. Живет на квартире. Ничего предосудительного о нем неизвестно.

— Документы в порядке?

— Принял британское подданство. Говорит, что бежал из России во время Революции. Он, должно быть, был тогда ребенком примерно лет девяти, но мы еще не выяснили, кто о нем заботился. Когда он неожиданно появился здесь, он был один, и его квартирная хозяйка никогда не слышала о ком-либо, кто имел к нему хоть какое-нибудь отношение. Но вскоре нам стало кое-что известно, когда мы тщательно разобрали его вещи.