Анна Грин - Кто убийца?
– Больше двадцати?
– Может быть. — Элеонора была бледна как смерть и дрожала всем телом.
– Мисс Левенворт! Как мы уже выяснили, смерть вашего дяди наступила в скором времени после того, как от него ушел мистер Харвелл. Раз дверь в вашу комнату была открыта, вы не могли не услышать шагов того, кто прошел к нему, и выстрела. Слышали ли вы что-нибудь?
– Я не слышала никакого шума.
– Положительно ничего?
– Я не слышала звука выстрела.
– Мисс Левенворт, извините меня за настойчивость, но слышали ли вы что-нибудь?
– Я слышала, как затворилась дверь.
– Какая дверь?
– Дверь в библиотеку.
– Когда?
– Я не знаю, — она в волнении сложила руки на груди, — не могу сказать. Зачем вы задаете мне столько вопросов?
Я вскочил: бедняжка зашаталась, едва не лишившись чувств. Но, прежде чем я успел до нее дойти, она опять выпрямилась и приняла свой прежний решительный вид.
– Извините меня, — сказала она, — я сама не своя сегодня. Прошу у вас прощения. — И она вновь обернулась к коронеру: — О чем вы спрашивали?
– Я спрашивал, — и его голос стал пронзителен, — когда вы услышали, что затворилась дверь библиотеки?
– Я не могу указать определенного времени, но это было после того, как мистер Харвелл прошел наверх, и прежде, чем я заперла свою дверь.
– И вы не слышали выстрела?
– Нет.
Коронер бросил быстрый взгляд на присяжных, которые все до единого потупили глаза.
– Мисс Левенворт, нам сказали, что Джен, одна из служанок, поздно вечером отправилась в вашу комнату за лекарством от зубной боли. Приходила ли она к вам?
– Нет.
– Когда вы узнали о ее исчезновении?
– Сегодня утром перед завтраком. Молли встретила меня в передней и спросила, как себя чувствует Джен. Этот вопрос показался мне странным, и я осведомилась, что Молли имеет в виду. После минутного разговора мне стало ясно, что Джен покинула дом.
– Что вы подумали, когда убедились в этом?
– Я не знала, что думать.
– Вы ничего не заподозрили?
– Нет.
– Вы не попытались установить связь этого обстоятельства с убийством вашего дяди?
– Я не знала тогда об убийстве.
– А потом?
– Возможно, мне пришло на ум, что Джен что-то известно, сказать наверняка не смогу.
– Можете ли вы сообщить нам что-нибудь о прошлой жизни этой девушки?
– Я не могу ничего добавить к тому, что уже сказала моя кузина.
– Вы не знаете, о чем она размышляла вечерами у окна?
Щеки Элеоноры вспыхнули от гнева — из-за тона ли, каким был задан этот вопрос, или, возможно, из-за самого вопроса.
– Нет, сэр, она никогда не сообщала мне своих тайн.
– Так вы, значит, не можете сказать, куда она направилась?
– Конечно, нет.
– Мисс Левенворт, мы вынуждены задать вам еще один вопрос. По свидетельству вашей прислуги, вы отдали приказание перенести тело вашего дяди из библиотеки в спальню: так ли это?
Она молча кивнула.
– Разве вы не знали, что по закону не имели права трогать покойника до прибытия представителей власти?
– В данном случае мной руководил не разум, а чувства.
– Может быть, вами руководило то же чувство, когда вы, вместо того чтобы отправиться в спальню и указать, куда положить покойного, предпочли остаться в библиотеке и взять со стола бумагу, которая вам, по-видимому, была очень нужна?
– Бумагу? — переспросила девушка. — Но кто может утверждать, что я взяла со стола бумагу? Я ничего не брала.
– Один свидетель показал, что видел, как вы нагнулись над столом вашего дяди, а одна из свидетельниц утверждала, что видела, как вы вышли из библиотеки с бумагой в руке и как затем сунули ее в карман. На основании этих данных я и сделал свое заключение, мисс Левенворт.
Сказанное было больше чем просто намек; все присутствующие зорко следили за тем, как примет этот вызов Элеонора, но она не дрогнула и ответила твердо:
– Вы сделали заключение — ваше дело доказать, что оно правильно.
Подобного ответа никто не ожидал, даже коронер смутился, но замешательство его длилось недолго.
– Мисс Левенворт, — сказал он, — еще раз спрашиваю вас: брали ли вы что-нибудь со стола?
Она сложила руки на груди.
– Я отказываюсь отвечать на ваш вопрос, — заявила девушка невозмутимо.
– Простите, но необходимо, чтобы вы на него ответили.
– Если вы найдете у меня какую-нибудь подозрительную бумагу, я отвечу, каким образом она ко мне попала.
Подобный резкий отпор, по-видимому, совершенно смутил коронера.
– Но разве вы не понимаете, что нам придется сделать из вашего отказа соответствующие выводы?
Бедняжка поникла головой.
– Боюсь, что это так… — сказала она тихо.
– И все же вы настаиваете на своем решении? — спросил коронер.
Она ничего не ответила, и он не стал повторять вопрос. Все понимали, что Элеонора не только сознает опасность, угрожающую ей, но и готова защищаться из последних сил. Даже ее кузина, сохранявшая до тех пор внешнее спокойствие, заметно разволновалась. По-видимому, она поняла, что обвинять кого-либо самой и видеть, как подозрения против того же лица зарождаются у других, совсем не одно и то же.
– Мисс Левенворт, — вновь обратился к Элеоноре коронер, — не правда ли, вы всегда могли свободно входить в комнаты вашего дяди?
– Разумеется.
– Вы могли бы войти в его спальню ночью и подойти к нему так, что этим нисколько бы его не побеспокоили и он даже не повернул бы головы? Не так ли?
– Без сомнения, — ответила она, судорожно сжимая кулаки.
– Ключ от двери библиотеки исчез, мисс Элеонора.
Она ничего на это не ответила.
– Из показаний свидетелей мы знаем, что после того, как тело вашего дяди было перенесено в спальню, вы вышли совершенно одна из библиотеки. Заметили ли вы, находился тогда ключ в замке или нет?
– Его там не было.
– Вы уверены в этом?
– Вполне.
– Отличался ли этот ключ по своей форме или величине от других?
Девушка, по-видимому, пыталась скрыть испуг, вызванный этим вопросом, и при этом бросила как бы случайно взгляд на группу слуг, потом едва слышно ответила:
– Этот ключ действительно отличался от всех других.
– Чем именно?
– Тем, что дужка его была сломана.
– Значит, вы узнали бы его, если бы вам его показали?
Она испуганно взглянула на коронера, словно ожидая, что увидит в его руках этот ключ, но, поскольку этого не произошло, она снова успокоилась и ответила равнодушно:
– Да, узнала бы.
– Хорошо, — сказал тот, отпуская ее движением руки, и, обращаясь к присяжным, прибавил: — Теперь вы, господа, услышали показания всех обитателей этого дома.
В эту минуту к нему подошел Грайс, коснулся его руки и прошептал что-то на ухо, затем вернулся на свое место, сунул правую руку в карман и устремил свой взор на люстру. Я едва дышал от страха: неужели он передал коронеру слова, подслушанные нами наверху?
– Мисс Левенворт, — сказал коронер, обращаясь к Элеоноре, — вы говорили нам, что вчера вечером не заходили к своему дяде и вообще не были у него в комнате. Вы готовы подтвердить это?
– Конечно.
Коронер посмотрел на Грайса, тот вытащил из кармана перепачканный чем-то черным платок.
– Странно, — продолжал коронер, — а между тем вот этот платок, принадлежащий, очевидно, вам, был найден сегодня утром в комнате убитого.
На лице Мэри отразилось отчаяние; Элеонора оставалась совершенно спокойной, заметив лишь:
– В этом нет ничего удивительного, поскольку сегодня утром я побывала в этой комнате.
– И оставили его там?
На этот вопрос она ничего не ответила.
– Когда вы оставили его там, он был таким же грязным, как теперь?
– Разве он грязный? Покажите мне его!
– Конечно, но для начала выясним, каким образом он попал в комнату вашего дяди.
– Он мог, например, пролежать в этой комнате несколько дней, — ведь я говорила, что часто там бывала. Но прежде дайте посмотреть, действительно ли это мой платок, — проговорила Элеонора, протягивая руку.
– Должно быть, ваш, поскольку он помечен вашими инициалами, — сказал коронер, в то время как Грайс передавал ей платок.
– Эти грязные пятна, — воскликнула она в ужасе, — ведь они похожи…
– Они похожи на то, на что должны походить. Если вы когда-нибудь чистили револьвер, то должны это знать, мисс Левенворт.
Она с чувством крайнего отвращения бросила платок на пол и горячо воскликнула:
– Я ничего не знаю об этом, господа! Это, конечно, мой платок, но… — Она не докончила фразы и только повторила: — Я ничего не знаю.
На этом ее допрос закончился. Снова вызвали кухарку и спросили, когда она в последний раз стирала этот платок.
– Этот платок? — пробормотала та. — Как-то на неделе… — И она взглянула на свою госпожу умоляющим взором.
