Три гроба - Джон Диксон Карр

Джон Диксон Карр

Три гроба

THE HOLLOW MAN

Copyright © The Estate of Clarice M. Carr, 1934

Published by arrangement with David Higham Associates Limited and The Van Lear Agency LLC

All rights reserved

© О. М. Обвинцева, перевод, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024

Издательство Иностранка®

Первый гроб

Загадка кабинета ученого

Глава первая

Угроза

Убийству профессора Гримо, как и последовавшему за ним столь же неслыханному преступлению на Калиостро-стрит, можно подобрать множество фантастических эпитетов – и не без причины. Даже давние друзья доктора Фелла, увлекающиеся разного рода невероятными ситуациями, не найдут в его послужном списке загадки более удивительной или ужасающей. Итак: совершено два преступления, причем в такой манере, что создается впечатление, будто убийца был не просто невидимым, но еще и легче воздуха. Согласно свидетельствам очевидцев, после убийства своей первой жертвы он просто исчез. И опять же, согласно свидетельствам, он убил свою вторую жертву прямо посреди пустынной улицы на глазах у пешеходов, находившихся по обе стороны; при этом его не видела ни одна живая душа и на снегу не осталось ни одного следа.

Разумеется, суперинтендант Хэдли и на секунду не согласился бы поверить в гоблинов или колдовство. Весьма разумно с его стороны – если только вы не верите в магию, которая в нужный момент истории будет объяснена самым естественным образом. Однако несколько человек уже начали задаваться вопросом: не могла ли та фигура, которая постоянно мелькала в деле, и вправду оказаться пустой оболочкой? Им пришла в голову мысль: а вот если убрать кепи, черное пальто и детскую маску, не обнаружится ли под ними пустота, как в знаменитом романе Герберта Уэллса? В любом случае эта фигура итак наводила суеверный ужас.

Выше был употреблен оборот «согласно свидетельствам». Следует с большой осторожностью относиться к свидетельствам, полученным не из первых рук. В данном случае, во избежание лишней путаницы, следует сразу уведомить читателя о том, чьим показаниям он может полностью доверять. Иными словами, необходимо сделать допущение, что кто-то говорит правду, – иначе не получится настоящей тайны, да и, собственно, вовсе никакой истории.

Следовательно, нам стоит подчеркнуть, что в каждом случае мистер Стюарт Миллс, домочадец профессора Гримо, не лгал, не упускал ничего из виду и не добавлял лишнего, а рассказывал именно то, что он действительно видел. Помимо этого, не лишним будет упомянуть, что все три независимых свидетеля с Калиостро-стрит (господа Шорт и Блэквин, а также полицейский констебль Уиверс) тоже говорили чистую правду.

С учетом сказанного, одно из событий, приведших к преступлению, следует обрисовать более подробно, чем это возможно в ретроспективе. Оно стало лейтмотивом, поворотным моментом, первой упавшей костью домино. И в записях доктора Фелла это событие пересказано во всех подробностях именно так, как Стюарт Миллс поведал эту историю доктору Феллу и суперинтенданту Хэдли. Событие это случилось 6 февраля, в ночь на среду – за три дня до убийства, – в небольшом дальнем зале таверны «Уорвик» на Мьюзеум-стрит.

Доктор Шарль Берне Гримо жил в Англии почти уже тридцать лет и говорил без акцента. За исключением нескольких характерных жестов в моменты нервного возбуждения, а также привычки носить черный галстук-ленточку и старомодный котелок с квадратной тульей, он походил на британца даже больше, чем его местные друзья. Никто не знал, как прошла его молодость. Он был человеком обеспеченным, но решил работать, благодаря чему приумножил свое состояние. Профессор Гримо долгое время был учителем, известным лектором и писателем. Однако в последнее время он оставил эти занятия, перейдя на некую неоплачиваемую должность в Британском музее, благодаря которой получил доступ к манускриптам о «низшей магии» (так он сам их называл). Низшая магия стала для него хобби, из которого он извлек немалую прибыль: он интересовался всеми видами красочной сверхъестественной дьявольщины, от вампиризма до Черной мессы. Изучая их, он всегда кивал и усмехался с детским любопытством – а потом получил пулю в легкое за все свои старания.

Здравый, рассудительный малый, этот Гримо, с насмешливым огоньком в глазах. Говорил он быстро, слова вылетали откуда-то из глубин его гортани, словно пулеметная очередь; имелся у него и свой фокус – он умел смеяться, не раскрывая рта. Телосложение у него было среднее, но его отличала мощная грудь и удивительная физическая выносливость. Когда Гримо семенил мимо, вежливо приподнимая шляпу или подавая знак своим зонтиком, все встречные в окрестностях музея сразу узнавали его черную бороду, подстриженную так коротко, что она походила на седеющую щетину, черепаховую оправу очков и уверенную походку.

Жил он, надо сказать, поблизости – в добротном старом доме на западе от Рассел-сквер. Помимо Гримо, там обитали: Розетта, его дочь, экономка мадам Дюмон, его личный секретарь Стюарт Миллс и старик, бывший учитель, по имени Дрэйман, которого Гримо приютил у себя, чтобы тот содержал в порядке книги.

Однако со своими настоящими немногочисленными приятелями он обычно встречался в своего рода клубе, который они основали в таверне «Уорвик» на Мьюзеум-стрит. Там они по вечерам, четыре-пять раз в неделю, устраивали тайные собрания в уютном зале, который снимали специально для этой цели. И хотя это помещение официально не было отдельным кабинетом, посторонние редко туда забредали, а если и забредали, то надолго задерживаться им никто не давал. Завсегдатаями клуба были: главный специалист по историям о призраках Петтис, лысый суетливый человечек маленького роста; Мэнган, журналист; Барнаби, художник, и, конечно, их неоспоримый лидер – профессор Гримо.

Он царствовал. Почти каждый вечер (за исключением суббот и воскресений, в которые он предпочитал работать) Гримо отправлялся в «Уорвик» вместе со Стюартом Миллсом. Он брал бокал с грогом, садился в любимое плетеное кресло перед пылающим очагом и начинал философствовать в своей излюбленной манере, подчиняя себе весь разговор. По словам Миллса, дискуссии эти по большей части были совершенно блестящими, хотя почти никто, кроме Петтиса или, может быть, Барнаби, не был в состоянии серьезно тягаться с профессором. Несмотря на всю свою учтивость, Гримо отличался горячим темпераментом. Как правило, компания довольствовалась тем, что жадно внимала его богатым познаниям в ведовстве и искусстве спиритизма – хитростях, дурачивших легковерных; а также наслаждалась его почти детской любовью к мистификациям и драме, в порыве которой он рассказывал легенды о средневековом колдовстве, под конец неожиданно объясняя