Артур Дойль - Убийство в Окзотте

Артур Конан-Дойль

ПОСЛЕДНИЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ ШЕРЛОКА ХОЛМСА,

знаменитого английского сыщика

Убийство в Окзотте

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Загадка ночи

В моей памятной книжке записано, что это произошло в ненастный, туманный день, в марте месяце тысяча восемьсот девяносто второго года. Мы сидели за завтраком, когда Холмс получил телеграмму, на которую сейчас же написал ответ. Он не обмолвился ни словом по поводу ее, хотя все время думал о ней, так как после завтрака стоял задумчиво перед камином, покуривая трубку и изредка поглядывая на телеграмму. Вдруг он повернулся ко мне, и в глазах его сверкнул лукавый огонек.

— Ватсон, — сказал он, — вас, кажется, можно считать в некотором роде литератором? Не объясните ли вы мне значение слова «необычайный»?

— Удивительный, необыкновенный, — заметил я.

Но он отрицательно покачал головой и сказал:

— Нет, слово это имеет другое значение; оно заключает в себе нечто трагическое, страшное. Если вы вспомните некоторые из ваших рассказов, которыми вы так долго испытывали терпение читающей публики, вы должны будете сознаться, что часто из необычайных случаев возникали уголовные дела. Слово «необычайный» всегда возбуждает во мне живой интерес, я чувствую, что надо быть очень осторожным.

— Вы разве встретили теперь это слово? — спросил я.

Он прочел вслух содержание телеграммы:

«Произошел удивительный, необычайный случай. Можно посоветоваться с вами? Скотт Эклс. Почтовое отделение. Чаринг-Кросс».

— Кто же это: мужчина или женщина? — спросил я.

— Конечно, мужчина. Никогда женщина не пошлет телеграмму с оплаченным ответом. Скорее, она сама приедет.

— Вы думаете принять его?

— Дорогой Ватсон, вы ведь знаете, как я скучал с тех пор, как нам удалось передать в руки правосудия полковника Каррутера. Жизнь стала такой серой, газеты лишены всякого интереса; в мире преступников точно забыли, что существуют мужество и благородный риск. Неужели, после этого, вы можете еще спрашивать, возьмусь ли я за эту новую проблему, как бы легка она ни была? Но, если не ошибаюсь, вот и наш клиент.

На лестнице послышались спокойные, уверенные шаги, и минуту спустя в комнату вошел полный господин высокого роста с седыми усами, очень солидной наружности. По его лицу и манере держать себя не трудно было угадать в нем консерватора, члена англиканской церкви, человека, пользующегося всеобщим уважением. Но какой-нибудь необычайный случай нарушил его обычное самообладание. Об этом говорили его растрепанные волосы, красные, пылающие щеки, весь его возбужденный вид. Он сразу приступил к делу.

— Со мной случилось крайне неприятное и необыкновенное приключение, мистер Холмс, — начал он. — Никогда еще в жизни мне не приходилось бывать в подобном положении. Я непременно должен найти разъяснение этой загадки.

Он почти задыхался от ярости.

— Пожалуйста, присядьте, мистер Скотт Эклс, — мягко сказал Холмс. — Прежде всего, позвольте спросить, что вас побудило обратиться именно ко мне?

— Видите ли, по некоторым причинам мне не хотелось мешать в это дело полицию, а оставить его так, как оно есть, я не мог. Я вообще не особенно люблю сыщиков, но вы пользуетесь такой громкой славой…

— Прекрасно, но в таком случае, почему вы сразу не обратились ко мне?

— Что вы хотите этим сказать?

Холмс посмотрел на свои часы.

— Теперь четверть третьего, — сказал он, — телеграмму же вы послали ровно в час. Однако, стоит только посмотреть на ваш туалет, чтобы убедиться в том, что неприятный случай произошел с вами рано утром, в то время, когда вы вставали с постели.

Наш клиент невольно провел рукой по своему небритому подбородку и растрепанным волосам.

— Вы правы, мистер Холмс. Я так торопился как можно скорее выбраться из этого дома, что даже забыл о своем туалете. Затем я все утро бегал по городу и наводил разные справки. Я посетил домовую контору и узнал, что мистер Гарсия заплатил за свою квартиру вперед, и что все дела его в порядке.

— Подождите, подождите, — перебил его Холмс, смеясь. — Вы похожи в эту минуту на моего друга Ватсона, который всегда начинает свои рассказы с конца. Пожалуйста, соберитесь с мыслями и последовательно расскажите мне, как произошли события, заставившие вас покинуть дом непричесанным и небритым, с криво застегнутыми пуговицами, в поисках за помощью и советом.

Наш клиент в смущении оглянул свой небрежный туалет и сказал:

— Вы опять правы, мистер Холмс. Мой вид не вполне приличен, но, смею уверить вас, что это случилось со мною первый раз в жизни. Когда я расскажу вам все по порядку, вы согласитесь со мной, что испытанное мной волнение оправдывает мою рассеянность.

Но в самом начале рассказ его был прерван раздавшимся на лестнице шумом. Миссис Гудсон отворила дверь и ввела в комнату двух представителей полицейской власти атлетического сложения. Один из них оказался инспектором Грегсоном из Скотланд-Ярда, которого мы знали за очень энергичного, вежливого и опытного сыщика. Он поздоровался с Холмсом и представил ему своего товарища, инспектора Байнеса.

— Мы преследовали вместе с ним одну дичь, — сказал Грегсон, — и она привела нас к вам, — при этом его большие круглые глаза остановились на нашем посетителе.

— Вы — мистер Джон Скотт Эклс из Потем Гуаза Ли?

— Да, это я.

— Мы ищем вас все это утро.

— Вероятно, вы напали на след этого господина, благодаря его телеграмме? — спросил Холмс.

— Совершенно верно. Сведения о нем мы получили в почтовом отделении Чаринг-Кросса и сейчас же поехали к вам.

— Но почему вы искали меня, и что вам угодно от меня?

— Вы единственный человек, мистер Скотт Эклс, который может сообщить нам подробности относительно смерти мистера Гарсиа из Вистариа-Лоджа, близ Эшера.

Наш клиент смертельно побледнел и удивленными глазами взглянул на полицейского.

— Какой смерти? Разве он умер?

— Да, он умер.

— Так, значит, с ним случилось какое-нибудь несчастие?

— Его убили. В том, что это убийство, не может быть никаких сомнений.

— Боже мой! Это ужасно!.. Но, ведь, не хотите же вы этим сказать, что считаете меня убийцей!..

— В одном из карманов убитого найдено ваше письмо, из которого мы узнали, что вы имели намерение провести эту ночь у него.

— Так и было на самом деле, я остался у него на ночь.

— Да? Вы, действительно, ночевали там?!

И, говоря это, Грегсон вынул свою записную книжку.

— Не торопитесь, Грегсон, — если не ошибаюсь, вы хотите узнать от мистера Скотта только, как было дело?

— Да, но я должен предупредить мистера Скотта, что его слова могут впоследствии служить против него уликой.

— Мистер Эклс собирался сам рассказать нам все перед тем, как вы вошли в комнату. Как вы думаете, Ватсон, было бы хорошо дать нашему клиенту стакан содовой воды. А теперь, сударь, постарайтесь забыть, что здесь есть еще свидетели вашего рассказа и продолжайте его так, как будто вас никто не прерывал.

Наш гость отпил немного воды, и краска снова вернулась к нему. Он бросил подозрительный взгляд на записную книжку сыщика и затем приступил к своему рассказу.

— Я холост, — начал он, — сильно люблю общество и имею очень много друзей и знакомых. В числе их есть семья Мельвиль, которая живет в Кенсингтоне. Несколько недель тому назад, обедая у них, я познакомился с одним молодым человеком по фамилии Гарсиа, испанцем по происхождению, имевшим какое-то отношение к испанскому посольству. Он был очень красив собой, обладал прекрасными манерами и отлично говорил по-английски.

Вышло как-то так, что мы очень скоро подружились друг с другом. По-видимому, он с первого раза почувствовал ко мне какое-то особенное влечение, и дня через два после нашей встречи навестил меня в моем доме в Ли. Затем он пригласил меня на несколько дней к себе, в Вистариа-Лодж, где-то между Эшером и Окзоттом. Я дал слово и вчера вечером отправился к нему. Раньше он говорил мне, как живет, и я знал, что у него есть слуга, говорящий по-английски, и вполне ему преданный. Он ведет все хозяйство и заботится о всех его удобствах. Кроме того, в доме есть повар вывезенный им из тропических стран, что, однако, не мешает ему превосходно готовить. Я помню еще, как сам Гарсиа при этом рассмеялся и заметил, что странно видеть подобных слуг в самом сердце Сюррея. Тогда я вполне согласился с ним, но, увидя вблизи, нашел их еще более странными, чем думал. Гарсиа жил в двух милях от Эшера, в довольно большом доме, который стоял немного в сторони от дороги. Широкая аллея, обсаженная высоким кустарником, вела к старому зданию, давно уже нуждавшемуся в ремонте. Когда мой экипаж подъехал по заросшей травой дороге к грязной старой двери, я невольно подумал, удобно ли с моей стороны ехать в гости к человеку, которого я почти совсем не знаю. Но он сам встретил меня в дверях и, видимо, очень обрадовался моему приезду. Он сдал меня на руки своему слуге, смуглому, мрачному человеку, и тот проводил меня в мою комнату. Все кругом производило удручающее впечатление. Мы обедали вдвоем, и хотя хозяин дома всячески старался занимать меня, было ясно видно, что мысли его витают где-то далеко; он говорил так отрывисто и рассеянно, что понимать его можно было с большим трудом. Он поминутно барабанил пальцами по столу, кусал себе ногти и вообще казался очень озабоченным. Обед был сервирован очень плохо и еще хуже приготовлен, а присутствие молчаливого, угрюмого слуги действовало на меня прямо угнетающим образом. Уверяю вас, что я несколько раз подымался под каким-нибудь предлогом распроститься с хозяином и в тот же вечер вернуться к себе домой. Теперь я припоминаю еще одно обстоятельство, которое, быть может, прольет свет на темное дело, которое вам предстоит разобрать, господа. К концу обеда слуга подал своему господину какую-то записку, и я заметил, что, прочитав ее, Гарсиа сделался еще более рассеянным и странным, чем прежде. Он перестал вовсе занимать меня и весь ушел в свои мысли, выкуривая папироску за папироской. Я был рад, когда, наконец, в одиннадцать часов мог уйти к себе в комнату. Несколько времени спустя, когда в комнате у меня было темно, Гарсиа заглянул ко мне и спросил, не я ли звонил? Я сказал, что нет, и он извинился, что беспокоит меня так поздно, так как уже час ночи. Вскоре после этого я заснул и крепко проспал всю ночь. Теперь я перехожу к самой странной части своего рассказа. Я проснулся, когда было уже совсем светло и, взглянув на часы, увидел, что уже девять часов. Накануне я просил разбудить меня непременно в восемь часов и очень удивился подобной небрежности. Вскочив, я позвонил слугу, но ответа не было. Я позвонил еще раз и, так как никто не являлся, решил, что звонок испорчен. Я поспешно оделся и в самом скверном настроении духа спустился вниз, чтобы приказать подать мне горячей воды. Представьте мое удивление, когда внизу я никого не нашел. Я вышел в переднюю и стал кричать, но опять безуспешно. Тогда я принялся осматривать комнату за комнатой. Дом был пуст. Гарсиа накануне указал мне свою спальню и думая, что он там, я направился к нему. Я постучал в дверь, но ответа не было. Я открыл дверь и вошел в комнату. В ней никого не было, и постель была не смята. По-видимому, он исчез вместе со всеми остальными: сам хозяин, его слуга и его повар пропали бесследно за ночь. Так окончился мой визит в Вистариа-Лодж.