Выстрел из темноты - Евгений Евгеньевич Сухов
Деревянные строения, бараки, сараи, амбары, соприкасаясь сторонами и вытягиваясь в короткие несуразные улочки, образовывали настоящие лабиринты, закоулки, тупички, проходные дворы. На многих бараках капитанскими мостиками возвышались голубятни, с которых местная шпана обозревала окрестные улицы. В сумраке они казались еще несуразнее, еще запутаннее. Контролировать подходы к дому-колодцу будет непросто, но Максимов всецело полагался на оперативников, имевших немалый опыт в подобных наблюдениях.
– Товарищ капитан, кажется, он, – проговорил Метелкин, указав на высокого прохожего, двигавшегося к арке между домами.
По описанию мужчина очень походил на Рыжего. Высокий, крепкого телосложения, в темно-коричневом зимнем пальто, руки держал в карманах, на голове меховая шапка. Обут в американские ботинки на толстой подошве. Из-за сумерек лицо не рассмотреть, но было понятно, что он очень напряжен. Посматривает по сторонам, явно чего-то опасаясь. Приостановился, закурил, на какое-то мгновение осветив хищное лицо. Однозначно профиль Кобзаря! И вновь фигура погрузилась в вечерние сумерки.
– Как только он войдет в подъезд, будем брать! – скомандовал капитан Максимов.
При приближении к арке шаги подозреваемого заметно замедлились. В какой-то момент даже показалось, что он остановится, но потом он вдруг ускорил движение. Широко распахнув дверь, вошел в подъезд. И тотчас ему на плечи насел старшина Гаврилюк, семипудовый молодец с кулаками-кувалдами, который повалил его на пол и грозным рыком предупредил:
– Лежать! Не рыпаться! А то хуже будет! – и принялся выворачивать задержанному руки.
– Да не крути ты! – взвыл неизвестный. – Руки вывернешь.
Подозреваемого поставили на ноги. Подошел капитан Максимов. С разбитого носа задержанного на воротник пальто капала кровь. Высокий, широк в плечах. Природной статью не обделен. Все как полагается. Вот только это был не Рыжий.
Стараясь не выдать разочарования, Максимов приказал:
– Обыщите его!
Из внутреннего кармана пальто вытащили толстую пачку денег. Уже кое-что. Разговаривать будет легче.
– Вот… Вместо паспорта временное удостоверение и пропуск на передвижение в комендантский час.
Максимов с интересом принялся изучать документ. Все печати наличествовали; на бумаге никаких потертостей; подписи, удостоверяющие подлинность документа, правильные.
– Почему нет паспорта? – спросил Максимов, пытаясь рассмотреть на лице задержанного нечто похожее на растерянность. Но тот держался с завидной выдержкой. На скуластом сухом лице не дрогнул ни один мускул.
– Немцы напирали, неразбериха была полнейшая! Все дороги скарбом и людьми были забиты, а тут еще и бомбардировки постоянные, – признался задержанный. – Еще в дороге немало приключений было… Невеселых! Паспорт пропал у меня как раз по дороге. А может, украл кто… Вот дали справку… Сказали, что временно, однако все никак не могут ее на паспорт поменять. Все какие-то проверки происходят.
Сказанному было объяснение. Существовал секретный циркуляр от 17 июля 1941 года, предписывающий проверять самым тщательным образом всех тех, кто прибывает в тыл без паспортов. В первую очередь следовало подробно выяснить обстоятельства утраты паспорта, установить, в каком месте он получен; отправить по адресу запрос и фотографию заявителя. И только после получения ответа, подтверждающего выдачу паспорта и тождественность фотографии, разрешалось выдавать запрашиваемый документ.
– Как давно вы находитесь в Москве? – продолжал напирать капитан. В случайности он не верил. С чего бы человеку, не имеющему паспорт, заходить в подъезд, который сейчас находится под присмотром сотрудников НКВД?
– Уже два месяца.
– Где остановились?
– Тетка моя здесь живет, на Ямской. Как только проверят, получу прописку, – заверил скуластый, выдержав недоверчивый взгляд капитана.
Вроде бы и говорил как подобает. И слова подбирал подходящие, но в задержанном присутствовало что-то настораживающее.
Паспортная система устроена строго. Мимо нее не проскочишь. Действовала как морской невод, заброшенный в воду, цепляла даже крошечную рыбку. Это только на первый взгляд могут показаться бессмысленными многочисленные проверки, перепроверки, допросы, выясняющие, казалось бы, самые очевидные вещи. В действительности это была многоуровневая система контроля, эффективно противостоявшая немецкой военной разведке и способная разоблачить фальшивый, даже самый надежный по виду документ.
– Как ваше имя? – спросил Максимов.
– А вы бы в справочку посмотрели, товарищ милиционер… не знаю вашего звания.
– Хотелось бы услышать от вас.
– Тузов Алексей Васильевич, 1910 года рождения. Еще что-нибудь? – добродушно спросил задержанный.
И тут капитан Максимов понял, что ему не нравится в Тузове. Точнее, с ним все было в порядке. Он был понимающим, выглядел вполне добродушно, имел железные нервы, к месту улыбался, где следовало, выглядел серьезным. Представлялся понимающим, не раздражался на действия милиции. Максимову не нравилась бумага, которую он держал в руках. За время войны он пересмотрел сотни удостоверений личности и такое же количество справок. Но ни один из документов не имел столь качественной и плотной бумаги, как этот. Обычные документы через месяц пользования замасливались, истирались по краям, ветшали, а этот продолжал оставаться новеньким, как если бы им не пользовались вовсе. А ведь и по цвету, и по толщине он был точно таким же, как и другие документы. Подписи руководителей органа и серийные номера тоже были в порядке.
Иван Максимов внимательно всмотрелся в документ. Серая обложка. На самом верху крупными печатными буквами коричневой полиграфической краской написано «Р.С.Ф.С.Р.». Немного ниже герб республики. А под ним очень крупными, в две строки, подчеркнутое двумя чертами, одной жирной, а другой очень тонкой, печатными буквами написано «УДОСТОВЕРЕНИЕ ЛИЧНОСТИ».
Стоп! А ведь под «Р.С.Ф.С.Р.» тоже должна быть тонкая черта. Куда же она тогда подевалась? Удостоверение было фальшивым, вне всяких сомнений.
– А ведь удостоверение у тебя фальшивое… господин Тузов. Или как там тебя еще называют…
В какой-то момент в глазах задержанного что-то поменялось. Всего-то на миг он предстал тем, кем являлся на самом деле. Но потом опять нацепил маску невозмутимого добродушного увальня, невесть каким образом оказавшегося в проходном дворе.
– Это какая-то ошибка! – возмутился Тузов.
– Не думаю. Знаешь, что с тобой будет, когда ты попадешь в контрразведку?
Задержанный промолчал.
– У тебя есть возможность избежать расстрела, если ты мне расскажешь все как есть! – продолжал Максимов. – Ждать не буду. Говори сейчас – или через час заговоришь в контрразведке.
Лицо Тузова, казалось, отяжелело.
– Что я должен сделать? – произнес он хмуро.
– Ответить на мои вопросы.
– Постараюсь.
– Ты идешь к Марусе?
– К ней.
– По поручению Семена?
– Да, – после короткой заминки ответил Тузов.
– Что он тебе велел?
– Я должен был сказать Марусе, что они встречаются на старом месте в четыре часа.
– Где это старое место?
– Я не знаю. Но его должна знать Маруся.
– Та-ак, предположим. Где живет Семен?
– Не знаю. Он находил меня всегда сам. Или приходил ко мне.
– Сколько вас таких в городе?
– Мне известно о трех группах.
– Сколько в группе
