Святой сатана - Анатолий Олегович Леонов
– Да кто ты такой? Чего тебе надо? – возмутился воевода, пораженный наглостью незнакомца, смевшего угрожать ему в его собственном доме.
– Я – начальник Земского приказа Степан Проестев и здесь не забавы для, а по государеву делу!
Жесткий и высокомерный тон гостя, казалось, не терпел возражений и полагал полное себе подчинение, но Юрий Яковлевич был тоже не лыком шит. За долгую службу всякого повидал.
– Чем докажешь? – заорал он, свирепо вращая глазами. – У меня таких Проестевых каждый день по пучку, каждую седмицу по поленнице! Бумага у тебя имеется? Без бумаги я – апостол Петр, а вот кто ты, я не знаю?
Проестев неожиданно усмехнулся, скривив тонкие, почти бесцветные губы, и, порывшись за пазухой чуги, вытащил свиток, скрепленный государевой печатью.
– Читай, крапивное семя! – протянул он грамоту воеводе.
Стромилов рывком развернул и внимательно изучил документ. Под пристальным взглядом гостя проверил на свет водяные знаки, и лицо его мгновенно озарилось редкостным радушием и любезным участием.
– Прости, Степан Матвеевич, не признал. Богатым будешь!
Проестев еще раз криво усмехнулся и убрал свиток обратно за пазуху.
– Я-то точно буду! – произнес он едко. – А вот про тебя того же сказать не могу!
Озадаченный Стромилов только руками всплеснул.
– Да что ты меня все стращаешь, Степан Матвеевич, скажи наконец, что я сделал?
– Что ты сделал воевода, я пока не знаю, а вот что не сделал, могу сказать. Где девица Мария Хлопова?
– Где? – переспросил воевода, выпучив от удивления глаза. – Ну увезли ее в Гледенскую обитель. Люди говорят – кончается девка. Выживет, нет – одному Богу известно.
Проестев нахмурился и тяжело засопел.
– Если она там, то почему ты здесь?
– А я ей что, доктор? – сердито огрызнулся воевода. – Чем я ей помогу?
От негодования Проестев вскочил на ноги и крепкой рукой с силой прижал собеседника к стене.
– Ты, Стромилов, совсем дурак? У тебя царская невеста отходит, а ты подушку ухом давишь и совершенно ни при чем!
– Так невеста вроде порушенная?
– Кому порушенная, а кому настоящая. Едут к тебе порученцы царские, девице чин возвращать.
– А чего ко мне?
Стромилов выглядел обескураженным и слегка оробевшим. Очевидно, что новость застала его врасплох. Проестев огляделся и утомленно махнул рукой.
– Ехали в Нижний, да свернули, узнав, что Хлопова на богомолье в Устюге. Обошел их за Никольском по лесным стежкам.
Стромилов посчитал в уме и сокрушенно пробормотал, теребя бороду:
– Так это рядом совсем!
– Думаю, дня через два жди гостей, – согласно кивнул Проестев и бросил сердитый взгляд на Стромилова. – К слову сказать, знаешь ли ты, воевода, что у тебя под городом поляки разбойничают? Едва живым от них ушел!
– Ишь ты! – с деланым участием покачал головой Стромилов. – В прошлом году, под зиму, казалось, всех кончили?
– Выходит, не всех, – резко перебил Проестев, – пятеро их было! Троих я положил, двое остались!
– Нешто троих? – В голосе воеводы послышалось искреннее уважение к собеседнику. – Тотчас распоряжусь облаву устроить! От меня не уйдут!
– Ладно, не суть, – досадливо отмахнулся начальник Земского приказа, – расскажи про Хлопову! Только подробно, не упуская мелочи!
– А чего рассказывать-то, Степан Матвеевич? – Стромилов помялся, подбирая слова. – Приехали третьего дня. Как ссыльных поместил у себя в гостевой половине, под надзор. Все хорошо было до сего дня. А сегодня вдруг упала в горнице, и дух из нее вон!
– Подробнее, воевода, – раздраженно повысил голос Проестев, – подробнее, с кем была, что делала, кто заходил?
Стромилов почесал затылок, вспоминая.
– С дворовыми девками сидела, вышивала. Приходила ключница, принесла пряники с пастилой, которые Мария Ивановна любит без памяти. Потом доктор, государем присланный, заходил. Принес шкалик с микстурой. Он его каждый день носит. Да еще старуха Балабошка тайком заглядывала.
– Кто такая?
– Знахарка местная, – Стромилов немного смутился, – сам не проверял, но люди говорят, хорошо чечуй заговаривает[25].
– Понятно.
Проестев на мгновенье задумался, уставившись в крашеные доски пола. Мысли его были проворны, а решения стремительными.
– Расскажи мне про доктора?
– Да чего рассказывать? Обычный немец, только, сволочь, горбатый.
– Ты хоть бумаги его видел? Подорожную, врачебные аттестации, кто выдал, когда?
– Обижаешь, Степан Матвеевич, первым делом проверил! Подорожную подписывал дьяк аптекарского приказа Вьялица Потемкин. Я его руку еще по Москве помню. С остальными бумагами тоже все в порядке. Да в чем дело-то?
– А дело в том, что филин ты ушастый, а не воевода. Не посылал государь к своей невесте никакого доктора. Понял?
На лице Стромилова мгновенно отразились смятение, страх и пылкое желание кипучей деятельности одновременно.
– Да я его на ремни распущу, я ему…
Рассказать, какие еще безумные казни он придумает для самозванца, воевода не успел. Проестев остановил его словоизлияния, жестко усадив на лавку.
– Вот что, воевода, ты в это дело не лезь. Без тебя разберутся. Бери коня и скачи в Гледенский монастырь. Твое дело – Хлопова. Молись, чтобы девица выжила. А потом будешь ходить за ней по пятам и не дашь волосинке с ее головы упасть! Понял?
– Помилуй, Степан Матвеевич, что я ей, нянька, что ли? – завыл от обиды Стромилов. – У нее сторожей хватает… Уж прости, сударь мой, но это дело не для меня!
Проестев больно схватил воеводу за плечо и посмотрел ему в глаза своим жутким немигающим взглядом, словно пытался распилить его пополам.
– Ты не понял, Юрий Яковлевич, это не просьба и не предложение. Ты будешь охранять царскую невесту даже ценой собственной жизни. Если я прикажу, ты за ней не только ходить, ты носить за ней будешь… этот, как его?
Проестев защелкал пальцами, вспоминая забытое им слово.
– Чего носить-то? – хмуро поинтересовался Стромилов, обиженно сопя.
– Ну, это, – наморщился Проестев, – жопа с ручкой?
– Ночной горшок, что ли?
– Точно, – облегченно выдохнул начальник Земского приказа, – спаси Христос! А теперь поспеши в обитель и о том, что я здесь, никому!
– Да понял, не дурак! – буркнул Стромилов уязвленно.
Он вышел за дверь, и через некоторое время со двора донеслось лошадиное ржание и удаляющийся топот копыт.
Проестев расслабленно потянулся и завалился на лавку у окна, но, услышав шорох, резко поднялся на локтях. Всеми забытый татарин Касим все еще стоял в дверях, не зная, что ему делать.
– А-а, нехристь, ты еще здесь? Ну и хорошо! Сходи к ключнице, пусть принесет мне чего-нибудь из снеди. С утра ничего не ел!
Касим стоял в дверях и не двигался, рассуждая, правильно ли будет выполнять поручения незваного гостя. Но Проестев умел быть убедительным.
– Чего встал, как истукан? Иди исполняй. Не зли меня!
Привратник неуклюже поклонился, прикрывая ладонью подбитый глаз, и отправился искать ключницу, на ходу сокрушенно цокая языком и приговаривая:
– У-у, шайтан!
Глава восьмая
В покоях Великой Государыни инокини Марфы Ивановны, занимавших добрую четверть Вознесенского монастыря, несмотря на теплый июльский день, все окна были наглухо закрыты железными ставнями и плотно занавешены бордовым дамастом, вышитым зелено-голубыми ирисами, розами и геральдическими коронами. От обилия ослопных свечей, чадящих низкие сводчатые потолки обители, трудно было дышать, но тихие, молчаливые черницы, деловито снующие по комнатам, казалось не испытывали никаких неудобств. Не проронив ни слова, они словно бестелесные тени возникали