Дж. Джонс - Реквием в Вене

— Совершенно верно, — ответил Ляйтнер с широкой улыбкой, которую он изобразил исключительно растягиванием губ. — Пространство за сценой и все, что относится к нему.

Чиновник, используя окольные пути, чтобы попасть за сцену, сделал им небольшой экскурс по зданию. Они вышли из главного здания через боковую дверь и поднялись по ступенькам на второй ярус, где их гид показал им директорскую ложу, в которой он, Ляйтнер, сидел, когда произошел несчастный случай.

На минуту он замялся и негромко произнес:

— Я был бы вам чрезвычайно признателен, если бы вы в разговоре не упоминали Малеру, что я сидел здесь.

Вертен счел эту просьбу странной, но собирался ответить утвердительно, когда Ляйтнер выпалил:

— Господин Малер весьма щепетилен в отношении ее использования. Мы можем называть ее директорской ложей, но он считает ее своей вотчиной. Если Малер не пользуется ею, то ложа должна пустовать. — Он поджал губы и даже не потрудился скрыть неприязненный взгляд. — Надеюсь, вы проявите понимание.

Затем он повел их обратно в коридор, где они свернули налево в направлении того, что казалось тупиком, упирающимся в стену.

— Небольшой секрет, — признался чиновник, пытаясь изобразить торжествующую улыбку. — Не раскроете его посторонним?

— Безусловно, — уверил его Вертен.

В стену была встроена хорошо замаскированная дверная ручка; Ляйтнер вытянул ее и рывком открыл небольшую дверь, иначе она осталась бы незамеченной. Дверь открывала проход прямо за кулисы, на металлическую платформу, возвышающуюся примерно футов на двадцать над уровнем сцены.

— Она обеспечивает быстрый доступ на сцену и также служит балконом, чтобы давать всем слышные указания, — пояснил Ляйтнер. Металлические ступеньки зигзагом вели вниз, на сцену.

Спустившись по ним, Вертен и Берта опять оказались лицом к лицу с огромным пространством, фактически еще большим, нежели зал по другую сторону занавеса. Закулисье составляло несколько этажей в высоту и простиралось настолько далеко, что они едва смогли увидеть его конец. Повсюду кипела работа: несколько мужчин поднимали большие декорации на пеньковых канатах; другие ползли высоко наверху среди технической оснастки, следя за канатами; третьи криками вопрошали, где установить двух- и трехразмерную сценическую бутафорию.

— Берегитесь поворотного круга, — предостерег Ляйтнер, обозначив взмахом руки пространство перед собой.

Только тогда Вертен заметил огромный круглый участок, вырезанный в сцене, диаметром метров в двадцать. Часть его выступала за авансцену, остальная приходилась на закулисье.

— Он установлен на металлическом стержне под сценой, — объяснил Ляйтнер, хотя тон его голоса зародил в Вертене подозрение, что он не одобряет подобных новшеств. — Стержень, в свою очередь, смонтирован в хорошо смазываемых подшипниках, что делает его работу практически бесшумной. Естественно, система приводится в движение электричеством. Для господина Малера все должно быть современным.

Вертен был вынужден признать, что устройство было задумано очень умно. Он читал о первой вращающейся сцене, сооруженной в Мюнхене в 1896 году. Соль идеи заключалась в том, что перед представлением на поворотном круге устанавливалось несколько декораций для разных сцен, и по мановению простого поворота переключателя он вращался, чтобы вывести нужное оформление на авансцену, в то время как все прочие декорации были скрыты позади.

— Конечно, такое сооружение больше подходит для небольшого репертуарного театра, нежели для такого заведения, как Придворная опера, — высказал свое мнение Ляйтнер. — Как вы можете себе представить, стоимость просто непомерно высока. Для каждого представления должны быть изготовлены полные комплекты, подогнанные для этой китайской головоломки, вращающейся механики. Но похоже на то, что расходы не представляют затруднений для господина Малера. Он просто обращается через мою голову к князю Монтенуово и оправдывает все художественной необходимостью.

Вертен уловил злорадство в голосе Ляйтнера, и, кажется, это заметил и сам господин правительственный советник, ибо он резко прервал свою критику и одарил Вертена и Берту благожелательной улыбкой.

— Но сегодня вас интересует не это, не так ли?

Еще минут десять ушло на то, чтобы обнаружить Блауэра за сценой. В отличие от всех прочих венцев, чья рабочая неделя длилась с понедельника до субботнего полудня, служащие Придворной оперы регулярно работали и по субботам и воскресеньям, ибо представления не знали выходных дней. Блауэр обсуждал тонкости подъемной операции с помощью канатов с новым рабочим сцены, когда Ляйтнер указал на него.

— А теперь я покидаю вас, — сообщил чиновник. — Заверяю вас, что этот несчастный случай не явился следствием халатных действий со стороны дирекции оперы. Если у вас имеются дальнейшие вопросы, то я буду в моем кабинете.

Он удалился раньше, чем у Вертена появилась возможность задать вопрос, не говоря уже о высказывании жалобы.

— Никакой халатности? — прошептала Берта, когда чиновник поспешно скрылся. — Возможно, Малер просто свалился с помоста в приступе негодования по поводу фальшивой ноты.

Это точно совпадало с мыслями Вертена; он улыбнулся жене, затем вновь повернулся к Блауэру и рабочему сцены, вежливо выжидая, когда те закончат свое обсуждение, чтобы представиться. Ляйтнер в спешке пренебрег даже этими элементарными правилами вежливости.

Блауэр, поджарый человек в очках, терпеливо выслушивал рабочего сцены, здоровенного, цветущего, с бакенбардами. Никто в Вене, кроме императора, не носил уже такую растительность на лице. Судя по акценту, работяга был местным, из Оттакринга, рабочего округа, известного своим пивом и непостижимым для понятия говором. Идеальный, как мул, работник, подумал Вертен, для поднятия декораций с помощью канатов.

Как только разговор окончился, Вертен и Берта приблизились к парочке.

— Господин Блауэр? — обратился Вертен.

— Да.

Вертен замолчал, как пораженный громом, когда понял, что ему ответил именно здоровяк.

— Чем я могу быть полезен вам? — Блауэр кивком головы распорядился, чтобы поджарый тип занялся своей работой.

Внезапно акцент мужчины уменьшился, приняв более нейтральный венский характер, все еще монотонный, но не такой неприятный или гортанный.

— Господин государственный советник предложил, чтобы я переговорил с вами. — Вертен быстро представился. При упоминании о его профессиональной связи с Малером здоровяк заметно напрягся.

— Это по поводу несчастного случая с дирижерским помостом. Я хотел бы узнать, нельзя ли взглянуть на него.

Блауэр перевел взгляд с Вертена на Берту, затем вновь на адвоката, сложил мощные руки на выпуклой, как бочка, груди и медленно покачал головой:

— Боюсь, что нет.

— Вы отказываетесь разрешить осмотр? — поразился Вертен.

Блауэр опять резко качнул головой:

— Нет, совсем не поэтому. Мы убрали помост вчера. Теперь он уже превратился в щепки на нашей бутафорской фабрике. Мы мастерим новый.

— Не повезло, — пробормотал Вертен.

— Как вы сказали? — Блауэр приложил ладонь к уху рупором; суматоха вокруг них сделала замечание неразборчивым.

— Ничего, — ответил Вертен. — Просто было бы полезно осмотреть старый подиум, нет ли там каких-нибудь изъянов в конструкции.

— Ну, мы это уже проделали, разве не так? Мы не обнаружили ничего такого, кроме обычного износа и поломки. Мне думается, господин Малер соскользнул, сильно возбудившись во время репетиции.

Блауэр почти попал в точку, имея в виду недавнее саркастическое замечание Берты.

— Это все? — спросил Блауэр, уже порываясь сдвинуться с места. — Дел сегодня полно.

— Раньше произошел еще один несчастный случай, — напомнил ему Вертен, не обращая внимания на вопрос.

Блауэр вздохнул.

— Фройляйн Каспар, хотите сказать?

— Да, — подтвердил Вертен, — фройляйн Каспар и противопожарный занавес. Господин Малер едва избежал повреждений в тот раз, не так ли?

— Молодой певице повезло намного меньше, надо сказать. — Произнося эти слова, Блауэр непроизвольно вернулся к своему оттакрингскому выговору.

— Тем не менее два таких несчастных случая должны были обеспокоить вас.

— Мы отделались от рабочего сцены, ответственного за это, — пояснил Блауэр. — Я без конца твердил ему, что негоже седлать мертвую лошадь, да разве он будет меня слушать?

— То есть, я полагаю, вы хотите сказать, что не надо закреплять конец каната, не находящегося под нагрузкой?

Это произвело сильное впечатление на Блауэра.

— Точно. Вы служили рабочим сцены?

Вертен почувствовал, что покраснел при этом вопросе. Он заметил, что Берта прикрыла ладонью улыбку.