Йен Пирс - Загадка Рафаэля
— Ты как всегда прав. Как ты догадался?
— Очень просто. Я выгляжу точно так же после разговора с Томмазо.
— Ну, с тобой все понятно. Он твой начальник, и ты имеешь право его не любить. Но со мной-то он всегда очень любезен.
— Конечно, он и со мной любезен. Даже когда урезает бюджет моего отдела на двадцать пять процентов.
— Он сделал это? Когда?
— О, около года назад. Считает, что этруски интересны только археологам и антикварам. Ему нужна броская экспозиция, которая привлекла бы множество людей. Ты же знаешь, какой он показушник, наш Томмазо. Представляешь, взял деньги у моего отдела, чтобы повесить дорогие бежевые шторы в зале западного искусства!
— Он сократил бюджет только твоего отдела? — спросил Боттандо.
— Нет, но мне не повезло больше всех. Наш друг даже частично утратил из-за этого поступка свою популярность. — Он криво улыбнулся.
Боттандо стало жаль его. Настоящий энтузиаст, готовый умереть, копаясь в музейной пыли, он жил, дышал и спал с мыслью о культуре этрусков. Никто лучше Спелло не знал историю этого загадочного народа. Сейчас вместо таких энтузиастов в музей пришли администраторы и дельцы, думающие только о том, как бы заработать побольше денег. Маленький, круглый, эксцентрично одетый Спелло казался чужеродным элементом на их фоне.
— А я и не знал, что у него была здесь популярность, — заметил Боттандо.
— Да, в общем, и не было. Впрочем, ему все равно. У него столько денег, что он может обойтись и без нашей любви.
Брови Боттандо поползли вверх.
— В самом деле? Я не знал.
Спелло бросил на него быстрый взгляд.
— И ты называешь себя полицейским? Мне казалось, ты должен знать все. Говорят, ему досталось большое наследство, но мне-то известно: оно не принесет ему счастья. Можешь поверить мне на слово: в один прекрасный день его найдут зарезанным в собственном кабинете, и у тебя окажется толпа подозреваемых.
— С кого посоветуешь начать?
— Ну, — задумчиво начал Спелло, — я надеюсь, ты окажешь мне честь, назначив главным подозреваемым. Потом можно заняться ребятами из зала неитальянского барокко — он загнал их в крошечный аттик, где их не найдет ни одна живая душа. Импрессионистам не понравилось решение директора объединить их с залом реализма, а ребятам из зала стекла претит объединение с дизайном серебра времен Империи. В общем, настоящее осиное гнездо. Приходи к нам в столовую, послушай: там только и говорят о его выходках — как теперешних, так и прошлых.
— Да-а?.. И что же, например, из прошлого приходит тебе на ум? — поинтересовался Боттандо.
Он любил сплетни и чувствовал, что Спелло не прочь рассказать ему какой-то анекдот. Кроме того, ему было неприятно, что он ничего не знал о богатстве Томмазо.
— Ах, ну вот хотя бы «дело Корреджио». Было это в шестидесятых, когда наш друг служил хранителем картин в Тревизо. Хороший музей, традиционная стартовая площадка для тех, «кому самой судьбой предназначено достигнуть вершины славы». Будучи амбициозным и агрессивным молодым человеком, Томмазо начал скупать картины за рубежом, забирая деньги из других статей бюджета.
Томмазо накупил десятки картин, завоевав себе репутацию предприимчивого администратора. Он вообще любит покупать картины, наш Томмазо, возможно, ты уже заметил. Так вот, он сумел настроить против себя всех сотрудников музея, но его это не волновало… Его ждали более великие дела.
И тут он сделал неверный шаг. За крупную сумму он купил Корреджио и выставил его в галерее. Вдруг начали роиться слухи. Вышла статья, в которой утверждалось, что, судя по стилю мазков, картина поддельная. Через некоторое время появились другие свидетельства того, что это всего лишь копия. Вот как начинал наш общий друг. К счастью, Томмазо удалось вернуть картину продавцу, коим являлся небезызвестный тебе Эдвард Бирнес. Скандал удалось замять: Томмазо уговорил директора галереи — мягкого, наивного человека — принять огонь на себя, и его отправили в отставку. Томмазо, якобы из лояльности, ушел сам. Ушел в никуда, но ненадолго: вскоре он вернулся и снова начал карабкаться к звездам. И вот он уже здесь, на нашем небосклоне.
Со стороны может показаться, что у нас тут очень дружная семья, — добавил Спелло, оглядывая поредевшую комнату, — но если б ты только знал, какая буря недовольства зреет в этих внешне спокойных стенах. Стоит нашему другу сделать один неверный шаг, и выстроится очередь в полкилометра жаждущих порвать ему глотку.
ГЛАВА 5
Несмотря на непрерывную суету вокруг «Елизаветы», работа управления Боттандо вернулась в обычное русло. Пока публика восторгалась новым шедевром, картинные воры занимались своим привычным ремеслом.
Следует заметить, что фурор, произведенный картиной, значительно повысил интерес к искусству в целом; приняв во внимание ценность и легкость транспортировки небольшого куска холста, многие грабители не устояли перед искушением попытать удачи на менее знаменитых полотнах. Их деятельность прибавила Боттандо работы, но он не сетовал: поймать дилетантов не составляло труда, зато благодаря им управление могло продемонстрировать свою эффективность. Похитить статую или картину в Италии несложно: для этого достаточно взломать и без того хлипкую дверь, загрузить вещь в машину и увезти ее куда-нибудь подальше. Зато сбыть ее потом с рук — совсем другое дело. Вы не можете выставить украденную вещь в художественном салоне. Значит, вам придется иметь дело с перекупщиком, а среди них немало таких, что могут оставить вас с носом. Кража произведений искусства сама по себе большое искусство, и профессионалов на этом фронте немного.
Именно тихая, но непрекращающаяся деятельность таких специалистов привела Флавию через месяц в Лондон. К тому времени ажиотаж вокруг «Елизаветы» поутих, что, к счастью, почти не отразилось на возросших доходах Национального музея.
Флавия приехала на очередное совместное совещание полиции Франции, Италии, Греции и Англии. Они собрались для того, чтобы выработать план поимки человека, предположительно француза, подозреваемого в краже греческих икон.
Иконы мало известны любителям искусства, они интересны только узкому кругу энтузиастов. Это картины, написанные, как правило, на деревянных досках, которые вывешивают в ортодоксальных церквах, чтобы прихожанам было легче сосредоточиться во время молитвы. Не всякий может оценить их художественную ценность. Простой золотой фон, плоское изображение и отсутствие перспективы делают их сложными для восприятия зрителей, привыкших к динамичным полотнам Ренессанса. Но когда вкус уже сформирован, иконы могут стать настоящей страстью; их абсолютная ясность и четкие линии создают удивительную ауру прозрачности и полной безмятежности, редко встречающуюся в более сложных и насыщенных действием работах, сделанных на Западе.
Стоят иконы очень дорого, и рынок их сбыта, пожалуй, наиболее ограничен среди всех направлений искусства. В основном их привозят контрабандой из России эмигранты, которым запрещается вывозить из страны много валюты. Из Вены или Тель-Авива иконы перетекают на аукционы Лондона или Нью-Йорка, где перекупщики и коллекционеры редко интересуются их подлинностью.
Все эти факторы сформировали весьма привлекательный рынок сбыта, чем не преминул воспользоваться некий Жан-Люк Морнэ — во всяком случае, французская полиция утверждала, что именно этот парижский мошенник стоит за участившимися кражами икон. Когда настоятель мужского монастыря с острова Аморгос из архипелага Киклады в Эгейском море обратился в местную полицию, а та, в свою очередь, направила отношение в Афины, а афинские чиновники послали запрос в европейский Интерпол, во всей этой многосторонней переписке постоянно фигурировало имя Морнэ, хотя и без явных доказательств его преступных действий.
Кто бы за этим ни стоял, способ похищения икон был предельно прост. Сначала на пороге монастыря появлялся турист с просьбой осмотреть церковь. Оказавшись внутри здания, он делал несколько снимков, в том числе иконы над алтарем. После чего отдавал монаху пожертвование и, распрощавшись, покидал монастырь.
Через несколько месяцев он возвращался: с бородой и усами и в очках его было практически невозможно узнать. Он снова получал разрешение погулять по монастырю. Улучив момент, когда в церкви никого не было, «турист» приближался к алтарю и из футляра от большой видеокамеры вынимал копию иконы, написанной по фотографии, заменял ею икону над алтарем и прятал оригинал в футляр. Дальше он садился на паром, причем операция была рассчитана таким образом, чтобы паром отходил не позднее чем через час после подмены иконы, и направлялся на Крит или Родос, где таможенный досмотр в аэропорту является чистой формальностью. Там он спокойно садился в самолет и улетал в нужном направлении.
Он оставил почти два десятка копий на разных островах, а также в нескольких церквах на северо-востоке Италии. Эксперт смог бы отличить их с первого взгляда, но для таких дилетантов, как монахи и случайные посетители, копии были сделаны достаточно профессионально. Монахи с острова Аморгос еще около года продолжали восхищаться подделкой, в других монастырях они провисели еще дольше.
