Андрей Сеченых - Эхолетие
– Даю слово, я не предполагал, что дело дойдет до этого. Да, Нелюбин попросил меня проследить за Дювалем с целью его компрометации перед дочерью, за которой тот якобы ухаживал. Да, я согласился, но через несколько дней понял, что это не соответствует действительности. Наблюдение было мною снято. Да, я лично наблюдал за Сорокой. На чье имя мне написать рапорт?
Виктор Иванович спокойно и с достоинством произнес последние слова. Его уже не интересовали последствия. Он с грустью смотрел в окно и думал только об одном: «ну, когда же, наконец, наступит весна?».
Лёшка быстро переглянулся с Прудниковым, и они с полуслова поняли друг друга. Самойлов кашлянул в кулак:
– Товарищ майор, вам не надо подавать никаких рапортов.
– Да? А что, взамен предлагаете мне застрелиться из табельного «ПМ»? Нет, страна должна узнать своего героя.
– Виктор Иванович, мы не будем вас уговаривать. Вы, очевидно, забыли, что кроме вас пострадает Стёпа, который до конца не знал ситуации, ваши люди, которые тоже честно исполняли свой долг. Мы здесь неофициально, просто, чтобы убедиться в своей правоте, и от вас нам надо нечто другое взамен рапорта.
– Говорите, что именно? – чего греха таить, Крутов думал о ребятах, которым, скорее всего, пришлось бы забыть про карьеру, да и самому до заслуженного отдыха было рукой подать. Он уже со всем этим попрощался, но последние слова Самойлова вернули надежду, – сделаю всё, что в моих силах, ну и в рамках закона, разумеется.
– Это, скорее всего, в рамках совести. Скажите, завтра готовы сказать всё это в лицо Нелюбину?
– Да хоть сегодня.
– Нет, именно завтра. – Лёшка повернул к себе перекидной календарь, стоящий на столе, и нацарапал ручкой несколько слов. – Завтра в семь тридцать на углу здания, вот адрес, пожалуйста, не опаздывайте. Ну что, Володя, не будем человека задерживать?
Мужчины встали, попрощались с Крутовым за руку и спустились вниз.
– Жалко мне его, – застегивая молнию на куртке, произнес Самойлов, – честный мужик, попал по глупости, как кур в ощип.
– Лёша, да с этим все ясно, – Прудников остановился и тронул его за рукав, – я до сих пор понять не могу, как ты его разговорил? У него же железобетонные аргументы были, не пробьешь. А тут ты, со своей сказочкой, и он поплыл. Нет, серьезно, это что, тоже из книг, гипноз, что ли, был?
– Да не было никакого гипноза, просто психоанализ и немного физиогномики.
– Физио… чего?
– Считается, что это лженаука, но как видишь, работает же. Крутов – это сильный человек, смелый. Он всегда требовательно относился не только к людям, но и к самому себе, прежде всего. И ему соврать самому себе – это конец всей его идеологии. Я воспринимал его нежелание говорить как небольшую плотину на реке. И эта преграда держалась на желании не подставить бывшего товарища. Но если вытаскивать из плотины по одной палочке, по веточке, она рухнет в конце концов. Он сам хотел обо всем рассказать. Я просто помог ему, вот и всё.
– Лёша, я не понял, а ты этого Степана откуда знаешь, ну, с которым ты поздоровался?
– Так ты его тоже знаешь, – он посмотрел на удивленного капитана, – помнишь мимо тебя пробегал этот тип, он еще за мной гнался в арке? Вот это он и был.
– Твою же мать .. – Прудников остановился и хлопнул себя по лбу, – стоп, но он же поздоровался с тобой!
– Володь, если ты на улице поздороваешься с незнакомым человеком, с тобой в ответ тоже, скорее всего, поздороваются, а не пошлют тебя в жопу. Проверь. А мне надо было оторвать Крутова от его линии поведения, сбить с толку, чтобы он начал вести себя естественно. Вот Стёпа и пригодился.
– Слушай, а что ты планируешь завтра с утра? Объясни.
– Ах да, что касается завтра . Завтра мы соберем небольшую компанию – ты, я, Крутов, ну и еще один человек – и встретимся с Нелюбиным.
– А с чего ты решил, что он будет с нами общаться? Он вообще, может, дверь не откроет.
– Он, может, не откроет, а вот его гимнастический снаряд легко… – усмехнулся Лёшка.
– Какой еще снаряд? – недоуменно спросил Прудников.
– Завтра суббота, а значит, он в Яркино. Ему не уйти от разговора.
– А почему в такую рань? Снова психология?
– Кто рано встает, тому Бог подает, – улыбнулся Лешка и открыл дверь машины, – до дома подкинете? Вам всё равно по пути. А то я с ног валюсь от усталости.
– Знаешь, у тебя лучше получается на автобусе, – заметил Прудников и улыбнулся в ответ, – давай садись, должен же я установить твой адрес, в конце концов.
Всю дорогу они ехали молча, думая каждый о своем. Неожиданно Прудников, сидевший на переднем пассажирском сиденье, выхватил свое служебное удостоверение и ткнул им в лобовое стекло: «всем стоять! не двигаться! я студент юрфака!». Он смеялся так сильно, что даже Леший испуганно поглядывал на командира. «Вернемся, обязательно отведу его к врачу» .
Машина остановилась на углу Лешкиного дома.
– Парни, пока. Завтра в семь тридцать на этом месте, хорошо?
Они пожали друг другу руки.
– Володь, я так и не понял, а кто это был? – осторожно спросил Леший у своего друга, когда они уже отъехали на приличное расстояние. Прудников посмотрел в черное от ночи боковое стекло и ответил:
– Это тот, кто один за всех. А за него… никого.
– А так разве бывает?
Капитан в ответ лишь глубоко вздохнул…
Первым делом Лёшка набрал известный ему номер телефона Бартенева, и когда на другом конце провода ответили, он произнес: «Ну, как там все прошло? Нормально?… угу… я рад . Так, насчет завтра. В семь тридцать утра жду по адресу .. Нет, думаю, к девяти успеем». Лёшка продиктовал адрес и опустил трубку.
Вторым делом он лег и мгновенно уснул .
Утро следующего дня выдалось замечательным. Стояла тихая безветренная погода. Небо было окутано серым саваном облаков, но в них кое-где всё чаще появлялись разрывы и яркий голубой свет отчаянно вырывался наружу.
Леший вел машину уверенно. Его несколько раз заносило на подмороженной за ночь дороге, и Прудников каждый раз сердито и недовольно смотрел в его сторону. Леший, не глядя в сторону командира, сразу же сбрасывал газ, и машина послушно выравнивалась. Самойлов сидел сзади, прижатый острым плечом Бартенева, и смотрел на небо. Он с утра немного волновался и поглядывал на часы, опасаясь, что кто-нибудь опоздает. Однако в начале восьмого он, быстро передвигаясь по квартире, от шкафа к чайнику, заметил одинокую фигурку Владимира Андреевича, который прислонился к стволу голого тополя. Где– то в семь двадцать подтянулся Крутов, озираясь на нумерацию домов, а через пять минут взвизгнули тормоза, и послышался характерный звук не сразу остановившихся колес.
Лёшка выбежал из подъезда с небольшой сумкой на плече и, подойдя к группе разрозненно стоящих мужчин, коротко представил их друг другу: «Бартенев, Крутов, Прудников, Алексей». Они пожали руки и загрузились в машину. Прудников лишь покосился на пожилого незнакомца, но промолчал. По дороге Самойлов краем глаза увидел вопросительные взгляды Владимира Андреевича, но только подмигнул ему и успокаивающе похлопал рукой его по коленке. Дорога с основной магистрали уходила на довольно высокий мост, в сторону Яркино, и Леший, едва не зацепив металлическое ограждение, установленное на подъеме, благополучно выровнял машину в который раз подряд. Прудников не выдержал и что-то зло процедил сквозь зубы. Леший молча, но виновато кивнул в ответ. Асфальт закончился, и колеса гулко застучали по бетонным плитам. Мимо окон часто замелькали стволы тополей. До деревни осталось меньше полукилометра. Леший затормозил возле дома с высоким деревянным забором, рядом с припаркованным новеньким «ВАЗ 2105» синего цвета. Пока все высаживались из машины, Лёшка подошел к «пятерке» и бросил беглый взгляд на ее покрышки. Прудников проследил за его взглядом и вопросительно кивнул: «что дальше?».
Самойлов вернулся к группе людей, стоящих перед калиткой, решительно нажал кнопку звонка и приготовился ждать. Прудников стоял по центру группы с упрямо, наклоненной вперед головой. Леший сохранял внешне обманчивое безразличие. Крутов немного нервничал и постоянно курил, но морщины между его бровей не разглаживались, а значит, он был готов к серьезному разговору. Бартенев же стоял с задумчивым лицом, чуть опираясь на Лёшкино плечо. Каждый из них знал, с кем предстоит встреча и о чем пойдет разговор.
Наконец послышались шаги. «Господи, в такую рань…» – раздался за забором недовольный женский голос. Дверь приоткрылась. Заспанная, но от этого не менее красивая, блондинка удивленно смотрела на незнакомых, но прилично одетых людей. Женщина состроила капризную гримаску и спросила:
– Вам кого?
– Нелюбина, – одновременно выдохнули мужские голоса. Лёшка опустил голову и незаметно улыбнулся. Каждый из них, кроме Лешего, посчитал своим долгом назвать вслух эту фамилию. «Значит, к бою готовы».
– Вы со службы, что ли? – не дожидаясь ответа, она зевнула и повернулась к ним спиной, махнув на прощанье полой дорогущей дубленки, накинутой на пестрый халат, – ждите.
