Макс Коллинз - Похищенный
– Так была она одной из ваших прихожан?
Она кивнула.
– Иногда она приходила на службу, – сказала она. – Я не уверена, что она была нашей прихожанкой.
– Кто еще?
– Много людей.
Я топнул ногой. Стулья подпрыгнули. И она тоже.
– Кто еще, Сара?
Она вновь проглотила слюну, потом покачала головой.
– Этот забавный на вид коротышка по имени Фиш. Он был нашим прихожанином.
– Продолжай, Сара. Это интересно.
– Был еще мужчина по имени Уэйтли. Кажется, он был дворецким.
– Думаешь, дворецкий. Так. Кто еще? Подумай хорошо.
Она покачала головой:
– Нет, не помню.
– Вспомни комнату в гостинице в Принстоне. Ты тогда назвала имя.
– Я не помню того, что говорю в состоянии транса...
– Ты сказала «Джефси». Ты сказала, что увидела буквы: Д – Ж – Е – Ф – С – И.
– Да, помню! Мартин говорил мне об этом.
– Профессор Джон Кондон был членом церкви на сто двадцать седьмой стрит?
– Нет... нет.
– Нет?
– Но...
– Но что, Сара?
– Но он приходил несколько раз.
Я почувствовал, что начинаю дрожать. Улыбнулся ей – должно быть, это была ужасная улыбка.
– Расскажи мне, Сара. Расскажи мне о Джефси.
Звучный мужской голос сзади меня проговорил:
– Он лишь иногда посещал нас.
Я повернулся и увидел вошедшего через портьеру за кафедрой Мартина Маринелли. На нем были черный свитер с завернутым воротником и черные брюки. Он был похож на священника, потерявшего не только свою цепь, но и работу. Голова его стала лысой, но брови, которые он выщипывал ради пущего эффекта, выросли и стали густыми; он все еще носил дьявольскую бородку. Под мышкой он держал бумажный пакет.
Он медленно подошел к нам и подал пакет Саре, которая казалось, вот-вот расплачется.
– Здесь то, о чем ты меня просила, дорогая.
Она положила пакет на соседний стул, и я заметил в нем различные предметы для уборки: моющее и дезинфицирующее средства, мыльная стружка.
Маринелли пододвинул к себе стул и составил нам компанию.
– Мы сами убираем это помещение, мистер Геллер, чтобы меньше платить за аренду.
– Вы помните мое имя, – сказал я. – Я удивлен.
– Мне пришлось следить за делом Линдберга, – он сделал эффектный жест рукой. – Нас столько раз беспокоили, что появилась необходимость иметь подробную информацию о ходе этого дела.
– Я бы сам не прочь получить о; нем подробную информацию. Расскажите мне еще о вашей пастве, в которой столько знаменитостей.
– Рассказывать больше нечего. Что касается доктора Кондона, то он преподаватель философии, живо интересующийся спиритизмом. Я уверен, наша церковь не единственная спиритуалистская церковь, которую он посещал.
– Кондон преподавал в школе в Гарлеме. Кто-нибудь из вас случайно не ходил в среднюю школу номер тридцать восемь?
Сара закрыла глаза и начала медленно раскачиваться взад и вперед.
Маринелли положил руки на колени: на вид они у него были довольно сильными.
– Я не понимаю, причем вообще здесь наша учеба, мистер Геллер.
– Тогда давайте сменим тему разговора. Расскажите мне об Изидоре Фише, Вайолет Шарп и Оливере Уэйтли. Они были вашими прихожанами, ваше преподобие. Наверняка вы были знакомы с ними лично.
– За эти годы у нас было столько прихожан в церкви на Сто двадцать седьмой стрит. Это была большая церковь. Люди с улицы все время заходили к нам. Однажды вечером к нам зашел китаец!
– Меня не интересует этот китаец, ваше преподобие. Как в вашу церковь попали Вайолет Шарп и Уэйтли?
Он пожал плечами:
– Они сами пришли ко мне. Я никогда не расспрашиваю своих прихожан об их прошлом, если они сами не изъявляют желания рассказать мне о нем. Но один из них или оба интересовались спиритизмом еще до приезда в эту страну.
– То есть кто-то из них посещал спиритическую церковь в Англии?
– Да. Кажется, это был Уэйтли. По-моему, Вайолет лишилась родителей и надеялась пообщаться с ними посредством мира духов. Мы помогли ей в этом.
– Вы помогли. Вы, Сара и старый... Как звали того индейца? Вождь Желтое Перо?
Сара, глаза которой были закрыты, поморщилась.
– Что касается Фиша, – продолжал Маринелли, проигнорировав мой вопрос, – то он жил недалеко от нас. Как-то вечером, проходя мимо, он зашел к нам и заинтересовался тем, что мы делаем.
– И что же такое вы делаете? Я никак не могу понять.
– Мы увлечены спиритизмом, мистер Геллер, хотите верьте, хотите нет. Как видите, мы не разбогатели.
– Вы неплохо устроились. Я бы сказал, лучше, чем многие другие в это трудное время.
– Я ответил на ваши вопросы, мистер Геллер, – сказал Маринелли, скрестив на груди руки, – и буду вам признателен, если вы нас покинете.
– А как насчет Бруно Ричарда Хауптмана? Он заходил в вашу церковь?
– Нет. Ни разу.
– И все же, ваше преподобие, я думаю, копы очень заинтересуются, узнав, что в тридцать втором в вашей церкви на Сто двадцать седьмой стрит собиралось столько людей, связанных с делом Линдберга.
Маринелли пожал плечами:
– Они уже знают об этом.
– Что?
– Нас арестовали в январе 1934 года, мистер Геллер. По обвинению в ворожбе, но в конце концов начали допрашивать нас относительно дела Линдберга. И мы ничего не утаили. Пока мы отсутствовали, наше жилье перевернули вверх дном, утащили регистрационную книгу и так далее. Типично полицейская работа.
Сестра Сара сидела молча и неподвижно; глаза ее были плотно сжаты.
– Что с ней? – спросил я.
– Вы ее напугали, – спокойно сказал он. – Она удалилась в состояние транса.
– Ай, какая ерунда.
– Мистер Геллер, моя жена настоящий медиум.
Я вытащил из кармана пистолет.
Он встал и попятился, опрокинув несколько стульев; она продолжала сидеть неподвижно, словно мертвая.
– У Иззи Фиша, Вайолет Шарп и Оливера Уэйтли много общего, не так ли? Все они были прихожанами вашей церкви – и все они еще и мертвы. Может, мы проведем с вами неофициальный сеанс и вызовем их души?
– Что... что вы хотите от меня, Геллер? Что вы хотите, чтобы я сделал?
Я медленно двинулся вперед с пистолетом в руке.
– Говорите, говорите правду, или я вышибу из вас дух...
Он продолжал пятиться прямо на кафедру.
– Я ничего не знаю.
– Угх, – проговорил кто-то.
Я повернулся и посмотрел на Сару.
Она начала говорить:
– Кто ищет Желтое Перо?
– Черт, – сказал я, направившись к ней. – Сейчас я ее разбужу.
– Нет! – сказал он, бросившись вперед. Он дотронулся до моей руки.
– Нет. Сара ни в чем не виновата, мистер Геллер. Не трогайте ее. Она правда настоящий медиум...
– Я вижу ребенка, – проговорила она голосом на целый регистр ниже ее обычного. – Он на высоком месте. Внизу есть маленький дом, сзади него высокий амбар. На втором этаже. Там лысый человек с мешками под глазами. Он смотрит на ребенка. В доме этом есть также женщина. Дом стоит на холме.
Она задрожала, и глаза ее широко раскрылись. Я вздрогнул.
– Извините, – тихо сказала она. – Я что, заснула?
Он подошел к ней и ласково коснулся ее плеча.
– Ты была в трансе, дорогая. – Он рассказал ей о том, что она говорила в трансе.
– Как ты могла видеть этого ребенка, – проговорил я голосом, полным сарказма, – когда ты уже точно предсказала, что его тело найдут на холмах возле Хоупуэлла?
– Она никогда не говорила, что это тело сына Линдберга, – сказал Маринелли, обняв жену за плечи.
– Сначала четыре года назад она видит мертвого младенца на холмах. И сейчас она видит его живым, только теперь это не младенец, а «ребенок», и находится он в каком-то сельском доме.
– Может быть, это не тот ребенок, – сказал Маринелли. – Мы не всегда можем понять значение того, что медиум говорит в трансе, – требуется толкование его слов, мистер Геллер. Пожалуйста, спрячьте свой пистолет.
Он стоял, заслонив собой свою жену, которая казалась маленькой и беззащитной. «Черт, – подумал я, – я когда-то переспал с ней и значит в долгу перед ними».
– Ладно, – сказал я и убрал пистолет. – Вы согласитесь, если я попрошу вас поговорить с одним человеком?
– Разумеется, – ответил Маринелли, стараясь держаться с достоинством. – С кем?
– С губернатором Нью-Джерси Хоффманом.
Он кивнул с напыщенным видом.
Я пошел к дверям.
– До свидания, Нейт, – тихо сказала она.
– Пока, Сара, – ответил я, покачав головой, потом спустился на тротуар, остановился, вновь покачал головой и вздохнул. Эвелин, заметившая меня из кафе напротив, вышла и подошла ко мне.
– Что ты выяснил?
– Я все расскажу тебе по дороге.
– По дороге куда?
– Сегодня нам нужно съездить еще в одно место...
* *
Нарядный двухэтажный деревянный дом в Бронксе не изменился; не изменилась и тихая жилая улица, на которой он располагался. Двор перед домом побурел, но у крыльца теснились вечнозеленые растения.
Я велел Эвелин остаться в машине – ей это не понравилось, но я сумел ее убедить.
