Стивен Сейлор - Римская кровь

— Скажи мне, Марк Туллий Цицерон, каковы были твои намерения, когда ты взялся за то, чтобы защищать этого подлеца сегодня в суде? Был ли ты добровольным орудием моих врагов или они завлекли тебя обманом? Кто ты — ловкий умник или полный дурак?

Голос Цицерона был сух, как пергамент.

— Меня просили представлять интересы невинного человека против возводимых на него наглых обвинений. Если суд не является последним прибежищем невинных…

— Невинных? — Сулла подался вперед на своем кресле. Его лицо погрузилось в тень. Вокруг его огненно-рыжей шевелюры образовался ореол. — Так тебе сказали мои старые дорогие друзья — Метеллы? Очень древнее и могущественное семейство эти Метеллы. Я ждал, что они нанесут мне удар в спину с тех самых пор, как развелся с лежавшей при смерти дочерью Далматика. А что я мог поделать? На разводе настаивали авгуры и жрецы: я не мог позволить ей осквернить мой дом своей болезнью. И вот как отомстили мне мои бывшие родственнички: наняли безродного адвоката со смешным именем, чтобы опозорить меня в суде. Какой смысл быть диктатором, когда те самые люди, за благосклонность которых ты вел такую жестокую борьбу, набрасываются на тебя по столь ничтожным поводам?

Что они предложили тебе, Цицерон? Деньги? Обещали взять под свое покровительство? Политическую поддержку?

Я взглянул на Цицерона, чье лицо застыло, будто каменное. В мерцающем свете я не мог полностью доверять своим глазам, но мне показалось, что кончики его губ искривились в едва различимой усмешке. Должно быть, ее заметил и Тирон; его лицо омрачилось тревожным предчувствием.

— Кто из них приходил к тебе, Цицерон? Марк Метелл, тот самый недоумок, который осмелился появиться сегодня на скамье рядом с тобой? Или его родственница Цецилия Метелла, безумная старуха, страдающая бессонницей? Или то были вовсе не Метеллы, а один из их подручных? Наверняка это не был мой новый свояк Гортензий — за деньги он возьмется представлять злейшего своего врага, клянусь Юпитером, но он слишком хитер, чтобы ввязываться в этот фарс. К сожалению, этого не скажешь о прелестном братце Валерии — Руфе.

Цицерон по-прежнему молчал. Тирон нетерпеливо наморщил лоб и заерзал.

Сулла откинулся на спинку кресла. Свет лампы лег ему на лоб и прокрался в глаза, которые заблестели, точно бусинки.

— Неважно. Так или иначе, Метеллы завербовали тебя против меня. Значит, они сказали тебе, что этот Секст Росций не виновен? И ты им поверил?

Тирон не выдержал.

— Конечно! — выпалил он. — Потому что это правда. Поэтому-то мой хозяин и защищал его, а вовсе не затем, чтобы залезть в карман знатного семейства…

Цицерон остановил слугу, легонько тронув его за запястье. Сулла взглянул на Тирона и оценивающе поднял брови, точно впервые его заметил.

— Этот раб не такой уж красавец, чтобы смотреть сквозь пальцы на его развязное поведение. Если бы ты, Цицерон, был римлянином хоть на мизинец, ты бы запорол его на месте до полусмерти.

Улыбка Цицерона дрогнула.

— Прошу тебя, Луций Сулла, прости ему его дерзость.

— Тогда, вместо того чтобы предоставлять слово рабу, отвечай сам. Когда тебе сказали, что Секст Росций не виновен, ты поверил этому?

— Поверил, — вздохнул Цицерон. Он сложил кончики пальцев и согнул костяшки. Бросив короткий взгляд на меня, он уставился вниз. — Сначала.

— Ага! — Слабая, неуловимая улыбка заиграла теперь на лице Суллы. — Мне казалось, что ты слишком умен, чтобы тебя могли дурачить так долго. Когда ты его раскусил?

Цицерон пожал плечами.

— Я подозревал его почти с самого начала, но это ничего не меняло. Доказательств того, что Секст Росций сговорился со своими родственниками об убийстве старика, все равно не существует.

— Нет доказательств, — рассмеялся Сулла. — Адвокаты! Вечно по одну сторону улики и доказательства. А по другую — истина. — Он покачал головой. — Эти жадные дураки, Капитон и Магн, думали, что смогут засудить своего родственника Секста, не признавая своего участия в преступлении. Как только Хрисогон мог связаться с таким отребьем?

— Не понимаю, — прошептал Тирон. Выражение его лица могло показаться комичным, если бы на нем не была написана такая мука и смущение. Мне было жаль его. Мне было жаль себя. До сих пор я силился тешить себя той же иллюзией, за которую с такой непринужденностью цеплялся Тирон, — верой в то, что все наши труды по спасению Секста Росция имеют цель более высокую, нежели политика или тщеславие, что мы служим началу, именуемому в просторечии правосудием. Верой в то, что Секст Росций, несмотря ни на что, не виновен. Сулла поднял бровь и хмыкнул.

— Твой дерзкий раб не понимает, Цицерон. Разве ты не просвещенный римлянин? Разве тебя не беспокоит воспитание юноши? Объясни ему.

Цицерон прищурился и внимательно разглядывал свои пальцы.

— Я думал, Тирон, что ты все уже знаешь. Честное слово, я думал, что ты во всем разобрался самостоятельно. Гордиан, по-моему, разобрался. Не так ли, Гордиан? Тогда объясни ему. Тебе за это заплачено.

Тирон посмотрел на меня так жалобно, что я заговорил едва ли не против воли.

— Все дело в проститутке, — сказал я. — Помнишь, Тирон, девушку по имени Елена, которая работала в Лебедином Доме?

Сулла проницательно кивнул, но поднял палец, вмешиваясь в разговор.

— Ты пропустил самое начало. Младший брат…

— Конечно, Гай Росций. Отравлен братом дома в Америи. Возможно, местных жителей удалось одурачить, но симптомы мало похожи на отравление солеными грибами.

— Колоквинт, — подсказал Цицерон.

— Горькая тыква? Возможно, — согласился я. — Особенно в сочетании с каким-нибудь более вкусным ядом. Я слышал об одном случае в Антиохии с очень похожими симптомами: несчастного вырвало бесцветной желчью, потом кровью, затем наступила немедленная смерть. Возможно, Секст уже тогда действовал в сговоре с Магном. Человек со связями Магна легко отыщет в Риме любой яд за сходную цену.

Что касается мотива, то Секст Росций-отец почти наверняка собирался лишить старшего сына наследства в пользу Гая, по крайней мере, в этом был твердо убежден младший Секст. Заурядное преступление по заурядному мотиву. Но этим все не кончилось.

Возможно, старик подозревал Секста в убийстве Гая. Может, он просто испытывал к нему такую неприязнь, что искал любого предлога лишить его наследства. Как раз в это время он без памяти влюбился в прелестную молодую проститутку по имени Елена. Когда она забеременела — от Росция или от кого другого — старик начал подумывать о том, чтобы ее выкупить, отпустить на волю и усыновить свободнорожденного ребенка. Очевидно, сразу купить ее не удалось; вероятно, он подошел к делу слишком топорно: содержатель заведения пронюхал про его рвение и заломил абсурдно высокую цену, надеясь нажиться на потерявшем голову от любви старом вдовце. Это только догадки…

— Не просто догадки, — перебил Сулла. — Есть, вернее, была, конкретная улика: письмо, адресованное сыну и написанное под диктовку старшего Росция рабом Феликсом, который, таким образом, знал о его содержании. Если верить Феликсу, старик был пьян и разгневан. В письме он прямо угрожал сделать то, о чем ты только что говорил: лишить наследства Секста Росция в пользу еще не родившегося сына. Впоследствии этот документ был уничтожен, но раб все помнит.

Сулла замолчал, предлагая мне продолжить. Тирон посмотрел на Цицерона, который и не взглянул в его сторону, потом — в отчаянии — на меня.

— Итак, Секст Росций решился убить отца, — сказал я. — Естественно, он не мог убить его сам, а еще одно отравление навлекло бы на него явные подозрения; кроме того, между ними было такое отчуждение, что ему нелегко было найти доступ к старику. Тогда он призвал на подмогу родственников — Магна и Капитона. Возможно, раньше они уже помогли ему отравить Гая; может, они принуждали Секста разделаться с отцом. Троица вступила в сговор. Секст должен был унаследовать поместья отца и расплатиться со своими соучастниками позднее. Наверняка должны были существовать какие-то гарантии…

— Действительно, — сказал Сулла, — имелся письменный договор такого рода. Заявление о намерениях, если угодно, разделаться со старым Росцием, подписанное всеми тремя, в трех экземплярах. По копии для каждого, чтобы они могли загнать друг друга в тупик, если что-то пойдет не так.

— Но все пошло не так, — сказал я.

— Да, — скривил губы Сулла, как будто от этого дела здорово попахивало. — После убийства Секст Росций попытался надуть своих родственников. Он стал единственным владельцем поместий по праву наследования; что оставалось делать соучастникам, ведь документ, подписанный всеми, одинаково обличал каждого? Надо думать, Секст Росций считал себя большим ловкачом; но каким же он оказался дурнем, попытавшись нарушить сделку с такими коршунами, как его родственнички.