Линдсей Дэвис - Заговор патрициев, или Тени в бронзе
Наконец я добрался до тишины Капенских ворот. Как обычно, привратник отказался впустить меня.
Я спорил; он пожимал плечами. Этот мальчик был похож на короля, а я чувствовал себя деревенщиной. Он стоял в доме; я стоял на улице на крыльце.
К тому времени мне было так жарко от быстрой езды, и я так разозлился, что схватил маленького хама за тунику, швырнул его об косяк и прорвался внутрь. Фалько всегда готов к изощренному подходу.
— Если бы ты знал, что хорошо для тебя, сынок, то научился бы узнавать друзей семьи!
Резкий женский голос спросил, что тут за шум. Я проскочил в гостиную, оказавшись лицом к лицу со знатной Юлией Юстой, сильно раздраженной женой сенатора.
— Извиняюсь, что ворвался, — кратко сказал я. — Кажется, нет другого способа, чтобы выразить соболезнование…
Нам с матерью Елены Юстины не удалось завязать дружеские отношения. Больше всего меня раздражало (поскольку, если говорить прямо, я не нравился ее маме), что хотя Елена Юстина унаследовала выражения и интонации от своего отца, ее внешность передалась со стороны матери. Всегда было странно видеть те же самые умные глаза, как у нее, которые смотрели на меня совершенно подругому.
Я заметил, что Юлия Юста, будучи хорошо одетой, хорошо воспитанной женщиной, чье лицо пользовалось лучшими маслами и косметикой, которую могла купить жена богатого сенатора, сегодня выглядела бледной и напряженной. Также казалось, что ей было трудно решить, что мне сказать.
— Если, — медленно начала мама Елены, — ты пришел к моей дочери…
— Послушайте, я слышал коечто, что меня расстроило; Елена в порядке?
— Не совсем. — Мы оба стояли. Комната казалась невероятно душной; мне было трудно дышать. — Елена потеряла ребенка, которого она ждала, — сказала ее мама. Потом она с измученным выражением лица наблюдала за мной, не зная, чего от меня ожидать — хотя зная, что ей это не понравится.
Было совершенно неприемлемо повернуться спиной к жене сенатора в ее собственном доме, но я неожиданно заинтересовался статуей дельфина, которая служила лампой. Мне никогда не нравилось, чтобы другие люди видели мои эмоции, пока я сам в них не разберусь.
Дельфин был маленьким и хитрым, но мое молчание беспокоило его. Я снова обратил свое формальное внимание на жену сенатора.
— Так, Дидий Фалько! Что ты можешь об этом сказать?
— Больше, чем вы думаете. — Мой голос прозвучал жестко, словно я говорил в металлическую вазу. — Я скажу это Елене. Могу я ее увидеть?
— Не сейчас.
Она хотела, чтобы я ушел из ее дома. Как хорошие манеры, так и нечистая совесть диктовали мне, что нужно быстро уходить. Я никогда особо не следовал хорошим манерам: я решил не двигаться с места.
— Юлия Юста, вы не скажете Елене, что я здесь?
— Я не могу, Фалько — врач дал ей сильное снотворное.
Я сказал, что в таком случае не хочу никого беспокоить, но если Юлия Юста не будет сильно возражать, я подожду.
Ее мама согласилась. Она, возможно, понимала, что если они выставят меня из дома, то я только спровоцирую разговоры среди их знатных соседей, прячась на улице, как жалкий кредитор.
* * *Я ждал три часа. Они забыли, что я здесь. Наконец дверь открылась.
— Фалько! — Мама Елены посмотрела на меня, поразившись моей выдержке. — К тебе должны были подойти…
— Мне ничего не нужно, спасибо.
— Елена все еще спит.
— Я могу подождать.
На мой мрачный тон Юлия Юста прошла дальше в комнату. Я ответил на ее любопытный взгляд тем, что сам сурово и резко уставился на нее.
— Госпожа, было ли сегодняшнее происшествие несчастным случаем или врач дал вашей дочери чтото, чтобы помочь решить проблему?
Женщина смотрела на меня злобно возмущенными темными глазами Елены.
— Если ты знаешь мою дочь, то ты знаешь ответ!
— Я действительно знаю вашу дочь; она чрезвычайно разумна. Я также знаю, что Елена Юстина не стала бы первой матерьюодиночкой, которой навязали решение ее проблемы!
— Оскорбление ее семьи не поможет тебе ничего узнать!
— Простите меня. Я слишком много размышлял. Это всегда плохо.
У Юлии Юсты вырвался легкий нетерпеливый вздох.
— Фалько, это ни к чему не приведет; почему ты все еще здесь?
— Я должен увидеть Елену.
— Я должна сказать тебе, Фалько — она о тебе не спрашивала!
— А о комнибудь другом она спрашивала?
— Нет.
— Тогда никто не обидится, если я подожду.
Потом мать Елены сказала, что если я так уверен, то лучше увидеть Елену сейчас, чтобы потом, ради всего святого, я мог пойти домой.
* * *Это была маленькая комната, та, в которой Елена жила в детстве. Она была аккуратной и уютной, и когда девушка вернулась в дом своего отца после развода, она наверняка попросила ее обратно, потому что эта комната была совсем не похожа на ее огромные апартаменты в доме Пертинакса.
На узкой кровати под натуральным льняным покрывалом неподвижно лежала Елена. Ее так сильно накачали лекарствами, что не было никакого шанса разбудить ее. Лицо казалось совсем бледным и некрасивым, изза истощения от тяжелого физического испытания. Поскольку в комнате находились другие женщины, я не смог прикоснуться к ней, но от ее вида у меня вырвалось:
— О, они не должны были так с ней поступать! Как она узнает, что здесь ктото есть?
— Ей было больно; ей нужно отдохнуть.
Я боролся с мыслью, что я, возможно, нужен Елене.
— Она в опасности?
— Нет, — сказала ее мама еще тише.
Все еще чувствительный к обстановке, я заметил, что бледная служанка, сидевшая на сундуке, недавно плакала. Я спросил:
— Скажите мне правду; Елена хотела ребенка?
— О да! — немедленно ответила ее мать. Она скрыла свое раздражение, но я заметил плохое чувство, которое, должно быть, волновало эту семью до сегодняшнего дня. Мало кто из родственников Елены Юстины легко терпел ее; она делала все в своей упрямой гордой манере. — Возможно, это поставило тебя в трудное положение, — слабым голосом предположила Юлия Юста. — Так что это, видимо, большое облегчение?
— Кажется, вы уже составили обо мне мнение! — коротко ответил я.
* * *Я хотел, чтобы Елена знала, что я был сегодня с ней.
Мне больше нечего было оставить, поэтому я снял перстень и положил его на серебряный столик с тремя ножками сбоку от ее кровати. Между розовой стеклянной чашей для воды и рассыпанными заколками из слоновой кости мое старое поношенное кольцо с грязным красным камнем и зеленоватым металлом казалось уродливым предметом, но, по крайней мере, Елена заметит его и узнает, на чьей смуглой руке она его видела.
— Не убирайте его, пожалуйста.
— Я скажу ей, что ты приходил! — с упреком протестовала Юлия Юста.
— Спасибо, — сказал я. Но кольцо оставил.
* * *Мать Елены проводила меня из комнаты.
— Фалько, — настаивала она, — это был несчастный случай.
Я верил только тому, что слышал от самой Елены.
— Так что случилось?
— Это твое дело, Фалько? — Для обычной женщины — или такой она казалась мне — Юлия Юста могла придать простому вопросу особую важность. Я дал ей самой решить. Она сухо продолжила: — Бывший муж моей дочери попросил ее встретиться с ним. Они поссорились. Елена хотела уйти; он пытался ее остановить. Она вырвалась, поскользнулась и ударилась, спускаясь бегом по лестнице…
— Значит, это изза Пертинакса!
— Это легко могло случиться и просто так.
— Но не с такими последствиями! — взорвался я.
Юлия Юста замолчала.
— Нет. — Казалось, на мгновение мы перестали язвить. Ее мама медленно согласилась: — Определенно, жестокость усилила страдания Елены… Ты собирался прийти еще?
— Когда смогу.
— Как великодушно! — закричала жена сенатора. — Дидий Фалько, ты приехал на следующий день после торжества; как я поняла, это для тебя обычное дело — тебя никогда нет, когда ты действительно нужен. Теперь я предлагаю тебе держаться от нас подальше.
— Возможно, я могу чтото сделать.
— Сомневаюсь, — сказала мама Елены. — Теперь, когда это случилось, Фалько, я полагаю, моя дочь будет вполне рада, если никогда больше тебя не увидит!
Я любезно попрощался с женой сенатора, поскольку мужчина всегда должен быть вежлив с матерью троих детей, особенно когда она только что сделала крайне драматическое заявление о своем старшем и милейшем ребенке — и этот мужчина собирался обидеть ее позже, доказав ее неправоту.
Потом я вышел из дома Камилла, вспоминая, как Елена Юстина умоляла меня не убивать Пертинакса. И зная, что когда я найду его, то, возможно, убью.
LXXXV
Я отправился прямо за Тибр и поднялся в его комнату. Я совершенно не был вооружен. Глупо. Но все его личное имущество исчезло; и он тоже.
