Тобиас Хилл - Любовь к камням
— Извините. — Он указывает на крыльцо. В доме темнота. — Мы скоро будем ужинать. Вы, должно быть, устали.
— Я…
Оглядываюсь на дюны. Чувствую слабый запах сосен. Море уносит их аромат от берега во время отлива. Обратно туда долгий путь. Я забралась далеко, как только могла.
— Где ваша машина?
— Я шла пешком.
Он включает свет. Мы входим в дом.
— По прогнозу должны пойти дожди. Дороги иногда заливает. Вам не следует оставаться надолго, с вашей обувью. Пожалуйста, садитесь к огню. Вы остановились в Коти?
— Нет.
Я слишком устала, чтобы лгать. Начинают ощущаться пройденные мили. Комната большая, хорошо освещенная из кухни и камином, лестница и полки отбрасывают тень. Пахнет татами и смолой. Домашняя ящерица зигзагами взбирается по балкам.
— В Тосе есть гостиница. Поужинаем, и я отвезу вас.
Мура высовывается в дверь, выкликивает два имени: «Том. Ирэн». Удовлетворясь тем, что видит, идет мыть руки с мылом к кухонному столу. Вокруг его головы висят половники и кастрюли. Рядом со столом холодильник, газовая плита с баллонами и пароварка для риса. Бывшие когда-то белыми вещи так побиты, словно спасены после кораблекрушения.
Кажется, я дошла до конца света. Молча разглядываю мужчину. Возраст его трудно определить, что-то между сорока и шестьюдесятью. Разумеется, море состарило его. Очертания губ мягкие. Он поднимает крышку пароварки. Открывает холодильник, достает сырую рыбу, лопух, корень лотоса. Берет нож. На столе радиоприемник, он негромко работает на длинных волнах.
— Можете называть меня Сайсеи.
— Кэтрин.
Он сухо кивает. Входят дети, держась за руки. Мальчику восемь-девять лет, девочка вдвое моложе. У них отцовские глаза, волосы не совсем черные и не по-японски мягкие. При виде меня они замирают.
— Это Кэтрин, — говорит мужчина. — Она сегодня ужинает с нами. — И добавляет: — Она говорит по-английски.
Держась на расстоянии от меня, как отец, мальчик, разувается. Но девочка уже идет на татами. В волосах у нее заколки-пряжки в виде бабочек, одна расстегнута. Она стреляет глазами, словно пытается разглядеть что-то в моих.
— Ее зовут Ирэн, — говорит мальчик. Оценивающе смотрит на меня. — Ей всего пять лет. По-английски она говорит неважно, но понимает не хуже вас. Вы из Нью-Йорка?
— Из Англии.
Он сердито смотрит на меня:
— Я не знаю, что это.
— Страна. Откуда пошел английский язык.
— А в Англии есть зебры?
— Есть, только они без полос.
Мальчик отводит взгляд и обдумывает возможность существования неполосатых зебр. Девочка тянется рукой к моему лицу. Ее отец поднимает взгляд от стряпни.
— Том, отведи Ирэн наверх. Вам нужно умыться перед едой.
Ирэн оглядывается, сузив глаза, и хнычет. Брат снова берет ее за руку и уводит. Мужчина кивает мне от разделочной доски.
— Отыскивать людей — это ваша работа?
— Нет.
Он выключает приемник.
— А чем вы занимаетесь?
— Торговлей камнями.
— Какими?
— Это не важно. — Слышу наверху плеск воды и смех. Радость от близости детей исчезает так же быстро, как и возникает. Я смотрю на камин, угли там еле теплятся. — Извините.
— Не за что. Но поскольку вы здесь, мне стало любопытно.
Я поднимаю взгляд. «Слишком много вопросов», — думаю. Почему-то они кажутся надоедливыми. Вновь разглядываю лицо этого человека. Рыбака, японца в третьем поколении. Интересно, проверял ли Павлов его лицензию на лодку?
— Я продаю и покупаю. Драгоценные камни, украшения. Бриллианты, рубины, жемчуг. Вот, собственно, и все.
— Это представляется очень интересным.
— Работа как работа.
Он разделывает тунца, сдирает кожу.
— Работать в одиночку всегда трудно.
— Я не сказала, что работаю в одиночку. Атмосфера комнаты внезапно меняется. Возможно, меня сюда заманили. Дети удалены, мужчина с ножом находится между мной и дверью. Возможно, это самый мягкий из допросов.
— Но вы не служите в компании?
— Нет.
— Почему в поисках камней приехали сюда?
Отвечаю ему вопросом:
— Помните что-то о человеке, который жил здесь?
Мужчина, не поднимая взгляда, качает головой:
— Нет, к сожалению.
Ирэн осторожно спускается с лестницы, следом за ней Том.
— Откуда приехали сюда ваши родные, можно спросить?
— Они были торговцами. Жили в разных странах, много лет назад. — Пускает из крана горячую воду, льет на нож. — Ну вот, пора есть.
Стол немногим повыше циновок татами. Я сижу в неудобной позе, а мужчина подает суп мисо, тушенные с соей овощи, чашку с рисом, поверх которого положены сашими. Рыба такая свежая, что вкуса ее не ощущается. Только сладость, как у замороженных фруктов.
— Вкусно, — говорю и понимаю, что я это произношу всерьез. Мужчина кивает. Ирэн учится есть палочками. Отец наставляет ее, пальцы его медленно раздвигаются и сдвигаются, словно клешни краба. Девочка неловко держит палочки. Том говорит по-японски что-то колкое. Она печально смотрит на него.
— Слышали вы о человеке по имени Эндзо Мусанокодзи?
— Нет, а что?
Он все наставляет девочку. Ирэн копирует его движения, палочки отчаянно ходят ходуном. Она неуклюжая, как перевернутый на спину жучок. Я продолжаю задавать вопросы.
— «Манкин-Мицубиси»?
— Нет.
— Я разыскиваю драгоценность, именуемую «Три брата».
Мужчина замирает, и я отмечаю этот маленький факт. Потом он качает головой и принимается за еду.
— Вы спросили, с какими камнями я работаю, вот я и рассказываю. «Три брата» — это украшение из золота и камней, предназначенное для того, чтобы застегивать на плече плащ. Очень древнее, пятнадцатого века. Четыреста лет считалось, что оно навсегда утрачено. Я хочу отыскать его.
— И это все, чем занимаетесь? Легко вам живется. — Мужчина ест, не сводя с меня глаз. — Ирэн, — говорит он, не глядя на девочку, — пожалуйста, не играй с едой.
Лицо девочки морщится от обиды. Я говорю поверх ее головы:
— Лет сто назад на Сикоку существовала компания «Манкин-Мицубиси». Ее служащий по имени Эндзо Мусанокодзй купил для нее «Трех братьев». Владельцем компании был некий мистер Льюис. Некая Мария Льюис скончалась в Тосе в восемьдесят седьмом году. Ее сына звали Хикари Мурасаки. Он жил в этом доме. Я потратила на поиски этой драгоценности пять лет. Прошу вас, если можете хоть что-то вспомнить…
— Прошу прощения. Я сказал, что помочь вам не могу. Ирэн, пожалуйста.
Девочка улыбается мне. Хитро, словно сделала что-то не совсем дозволенное, но умное и потому простительное.
— Но вы должны помнить…
— Ирэн!
Голос мужчины ни с того ни с сего становится резким, как черты лица. Я смотрю то на него, то на девочку. Ее лицо вытянулось от изумления. Палочки в руках опущены. Чашка ее представляет собой съедобную скульптуру. Мужчина протягивает руку, сначала непонятно, чашку он хочет схватить или ребенка. Я гляжу на них и вижу то, что видит он.
Это фокус, как утка, превратившаяся в зайца, черная чаша, представляющая собой два белых лица. В центре чашки Ирэн три кусочка тунца сложены треугольником. Девочка начинает плакать, глубоко всхлипывая. Ребенок, понимающий по-английски, играющий с едой. Между красными ломтиками высится остроконечная горка риса.
— Пожалуйста, — говорит мужчина и озадаченно покачивает головой. Что-то говорит Тому по-японски. Мальчик встает и тянет руку к сестре.
— Вы лгали мне, — говорю, словно чувствую себя преданной. На самом деле мне кажется, что я должна извиниться. Ощущение у меня такое, будто я разбила фамильный фарфор. Нечто драгоценное. Не знаю, что делать, как и человек, сидящий напротив меня за столом, или дети между нами. Его рука берет палочки и сжимает в кулак.
Проделала такой путь, думаю я, чтобы оказаться одной на краю света. Пытаюсь встать, ступня застревает под столом. Медленно откидываюсь назад. Мальчик смотрит на меня, разинув рот, Ирэн ахает, перестав плакать от неожиданности. Мужчина опять шепчет им и легко поднимается. Прежде чем я успеваю встать на колени, он уже возле кухонного стола.
— Сядьте, не уходите. Скажите, на кого работаете?
Когда я поднимаю взгляд, в руке у него нож для разделки рыбы, с большим потемневшим лезвием, с волнистой каемкой. Прохожу мимо него к закрытой двери, думая только о том, чтобы оказаться снаружи. Он выходит из-за стола.
— Кэтрин, я сказал, подождите. Мне нужно знать, на кого вы?..
Я открываю дверь и пускаюсь бегом. В песчаном тростнике стрекочут цикады, существа с ловушками вместо ножек. Мужчина окликает меня.
Ночной воздух теплый, как будто бы пахнет дождем. На вершине дюны песок осыпается под моей тяжестью, я переваливаюсь через нее и ползу вниз среди чертополоха. Когда мужчина зовет снова, то уже не меня и не детей.
Пытаюсь вспомнить, далеко ли от дома до прибрежной дороги. Представляю себе, быстро ли бегает этот человек. Задаюсь вопросами, могу ли спрятаться, надолго ли и найдет ли меня кто-нибудь, кроме него. Слышу, как он ругается вдалеке и опять выкрикивает то же имя: «Лиу!»
