Дочь палача и театр смерти - Пётч Оливер
Барбара стыдилась его.
Магдалена как-то рассказывала, что и дед их умер пьяницей. Оставалось только молиться, чтобы это не стало семейным проклятием.
«Но возможно, наша судьба сложится совсем иначе, – подумала Барбара. – Я почти добралась до разгадки. Эти книги…»
Неясный шелестящий звук заставил ее остановиться. Поначалу она решила, что это очередной ухажер подкараулил ее, но потом насторожилась. Звук, несомненно, доносился со стороны старого кладбища за церковью, на котором давно никого не хоронили. От переулка ее отделяла стена с ржавой калиткой, за ней угадывалось несколько каменных глыб, мешки с известью и покосившиеся надгробные плиты. Охваченная любопытством, Барбара остановилась и заметила за калиткой двух человек. Они о чем-то разговаривали; послышался звон монет, потом смех.
Барбара прижалась лбом к железной решетке, чтобы присмотреться к этим двоим. В темноте она не могла толком их разглядеть, но по крайней мере один из них выделялся богатым одеянием, в широком темном плаще и широкополой шляпе. На втором шляпа была странная, приплюснутая, таких в Шонгау не носили. Барбара была уверена: это не какие-нибудь бродяги или нищие, которых вполне можно было встретить в подобном месте. Не были они и пьяными подмастерьями.
Так что же им здесь понадобилось?
Человек в приплюснутой шляпе кивнул другому на прощание и двинулся к калитке. Барбара спряталась за стеной и с любопытством заглянула в щель. Крепкое сложение незнакомца и его легкая поступь выдавали в нем опытного бойца. Шляпа сидела на нем так низко, что Барбара не смогла рассмотреть его лица. И от него исходила немая угроза. Он снова обернулся к собеседнику и прошипел на прощание:
– Будьте наготове! Скоро мы дадим о себе знать.
Голос у него был странный, с жестким призвуком. Барбара не сразу распознала в нем тирольский диалект. Нечасто ей доводилось услышать его здесь, в Пфаффенвинкеле.
Барбаре стало не по себе. Она поспешила прочь, чтобы второй человек ее не заметил. Она преодолела уже значительное расстояние, когда услышала шаги за спиной. Звук их стремительно приближался. Неужели он преследовал ее? Быть может, она увидела нечто такое, чего ей видеть не следовало?
Барбара развернулась и тихо вскрикнула. В переулке действительно кто-то стоял. Был ли это один из тех двоих на кладбище, теперь сказать было трудно. Однако плащ на нем был темный, а шляпу он снял. И широко улыбался.
– Милая Барбара! – воскликнул незнакомец, словно только сейчас узнал ее в темноте, и раскинул руки. – Как же я рад встретить тебя здесь… Твой облик станет мне приятным завершением долгого и трудного дня!
Барбара облегченно вздохнула:
– А, так это вы, доктор Рансмайер… Ну и напугали же вы меня. Я уж думала…
– Что ты думала? – спросил мужчина в богатом наряде и шагнул к ней.
Барбара отмахнулась:
– Забудьте. Я вас, видимо, с кем-то спутала. – И добавила насмешливо: – Или, может, вы знаетесь по темным закоулкам с каким-нибудь сомнительным сбродом?
– Сомнительным сбродом? Нет, Господи помилуй! – Доктор рассмеялся, но прозвучало это как-то натянуто. – Ладно, признаю, я видел тебя с какими-то парнями в «Звезде» и понадеялся встретиться с тобой здесь… – Он покорно вскинул руки: – Туше́!
– Что ж, если вам непременно хотелось встретиться со мною, господин доктор, цирюльня была бы более подходящим местом, – насмешливо ответила Барбара.
– Боюсь, твоя старшая сестра и в особенности ее супруг будут не очень-то рады меня видеть. – Рансмайер вежливо подал ей руку: – Позволь?
– Спасибо, я и сама дойду.
Доктор вздохнул:
– Разреши хоть проводить тебя до ворот. Тамошний стражник – один из моих пациентов. Одно мое слово, и он пропустит тебя без лишних проволочек.
Барбара нехотя приняла предложение. Ей не хотелось неприятностей у ворот. Ради этого можно было и потерпеть общество самоуверенного врачевателя. Мельхиору Рансмайеру шел, наверное, пятый десяток, хотя он прилагал все усилия, чтобы выглядеть моложе. Фетровая шляпа, украшенная пестрыми перьями, прикрывала кудри черного парика – мода, которая пришла из Франции и теперь набирала популярность в Баварии. Острая бородка была закручена и смазана воском, шею обрамлял кружевной воротничок.
Барбара до сих пор не понимала намерений доктора, который вот уже три года как жил в Шонгау и переманивал пациентов у Симона. Рансмайер, похоже, действительно ею увлекался и несколько раз пытался за ней ухаживать. До сих пор Барбара не решалась рассказывать об этом Магдалене и Симону, поскольку знала, что Симон на дух не переносил Рансмайера и считал его шарлатаном. Хотя, возможно, причины такой неприязни крылись и в том, что доктор носил превосходную и очень дорогую одежду и вел такой образ жизни, какого Симон не мог себе позволить. Вот и теперь Рансмайер был в широких ренгравах[6] и красном бархатном жилете под плащом.
– Я слышал, господин цирюльник уехал на несколько дней? – спросил Рансмайер. – Как говорят, в Обераммергау.
Барбара нерешительно кивнула.
– Симон отправил Петера в тамошнюю школу, потому что здесь его не приняли бы в гимназию.
– Подумать только! – Рансмайер изобразил огорчение. – Воистину жаль, что столь одаренному ребенку закрыт доступ в высшую школу. Про маленького Петера рассказывают прямо-таки удивительные вещи… – Он тронул ее руку, и Барбара поняла по запаху, что доктор уже успел выпить. – Поверь, милая моя, если б я пользовался влиянием в Совете, то исправил бы положение.
– Но вы пользуетесь там влиянием, – возразила Барбара. – Как-никак вы ученый доктор.
– Думаешь? – Рансмайер склонил голову, словно его только что посетила интересная мысль. – Может, ты и права. По крайней мере, я мог бы поговорить с бургомистром Бюхнером…
– Вы серьезно? – Барбара взглянула на него с радостью.
– А почему нет? – Рансмайер улыбнулся, но глаза его сверкнули холодным блеском. – Но, как говорится, рука руку моет. – Он резко остановился. – Что скажешь? Я позабочусь о маленьком Петере, а ты… – Он провел рукой по ее волосам. – Ты малость позаботишься обо мне. Разумеется, все останется между нами.
– Что… что вы имеете в виду? – спросила Барбара, хотя прекрасно понимала, что именно Рансмайер имел в виду.
– Можно начать с того, что ты позволишь мне заглянуть под свой чудесный корсет.
Рансмайер неожиданно оттеснил Барбару в узкий проулок, и рука его скользнула от волос к ее грудям. Ей стало дурно от запаха перегара. Доктор явно был пьян.
– Эй, пустите меня! – крикнула девушка и попыталась стряхнуть его руку. – За кого вы меня держите? За шлюху?
Однако Рансмайер так крепко схватил ее за грудь, что Барбара вздрогнула от боли. Она инстинктивно врезала ему коленом между ног. Доктор громко вскрикнул и отшатнулся от нее.
– Ах ты, дрянь! – просипел он. От его учтивого до сих пор голоса не осталось и следа; теперь Рансмайер походил на простого портового драчуна. – Предлагаешь ей помощь, а в ответ что!.. Ну, погоди, девка!
Он схватил ее за волосы, и Барбара громко закричала. Она царапалась и отбивалась, как кошка, но Рансмайер оказался сильнее. Он прижал ее к стене и задрал ей юбку.
– Так, – прошептал доктор, расстегивая штаны, – а теперь сделаешь все, как я…
– Чтоб тебя черти сожрали, убери лапы от моей дочери, пока я их тебе не поотрубал, засранец ученый!
Рансмайер испуганно замер и посмотрел в конец переулка, где пролегла гротескная тень. Человек, который ее отбрасывал, был ненамного меньше. В руке он держал пивную кружку, по которой угрожающе хлопнул ладонью. Рядом с ним стоял маленький мальчик, в котором Барбара узнала Пауля.
– Отец! – облегченно воскликнула Барбара. Увидев его теперь, она страшно обрадовалась. – Небеса послали тебя ко мне!
– Кое-кому эти небеса сейчас на голову рухнут…
Палач слегка покачивался. Но кружка в его руке и решительный шаг не оставляли сомнений в том, что он намеревался очистить этот переулок от всевозможной падали.
