Иосиф Кантор - Моисей. Тайна 11-й заповеди Исхода
– Исполню все, как велено, – ответил Элиуд, сияя от похвалы Моисея.
Он, конечно же, догадался, почему вдруг Моисей заинтересовался делами своих племянников. Все знали о пожаре в колене Завулоновом, и все знали о вчерашней стычке между Элиавом и сыновьями Аарона. Даже человек, скудный умом, мог бы связать оба события воедино, и Моисей не сомневался в том, что многие именно так их и связывали.
Элиуд появился после полудня. Подъехал на своей неказистой, но выносливой хеттской лошадке и сообщил, что Надав и Авиуд всю ночь провели в шатре у Нафтали, сына Иафета из колена Рувимова. Нафтали, происходивший из числа именитых людей, любил пить вино в веселой компании и не мог не отметить такого события, как спасение от преследования войском фараона.
– Кроме Нафтали, Надава и Авиуда, было еще восемь человек гостей, – доложил Элиуд, – и я поговорил с пятью из них. А еще я поговорил с музыкантами и танцовщицами, которых пригласил Нафтали, и с его слугами, которые подавали пирующим вино и яства…
– Когда ты успел?! – восхищенно воскликнул Моисей.
– Кто умеет – делает быстро, – скромно ответил Элиуд со всем свойственным молодости тщеславием. – К тому же я ни с кем не разговаривал долго. Придумал, что срочно разыскиваю лекаря Нафана, и переходил от одного собеседника к другому. Мало кто знает, что достойный Нафан вчера переел на ночь и теперь лежит в своей повозке на ложе, набитом целебными сушеными травами, так что это хороший предлог…
Моисей одобрительно кивнул, предлог и впрямь был хорош. С одной стороны, мало кто знает, что Нафан в очередной раз страдает от обжорства, потому что страдает он тихо, в уединении закрытой повозки. И правильно делает, потому что когда люди видят больного лекаря, они думают: «как он может лечить других, если самого себя вылечить не может?» и не обращаются к нему. С другой стороны, никогда не известно, куда, к кому из заболевших могли позвать Нафана, и срочная потребность в нем возникает часто. Молодец Элиуд, сметлив он.
– Все, как один, подтвердили, что Надав с Авиудом с самого начала стали пить вино с великой охотой и очень скоро сделались пьяны настолько, что даже по нужде не могли выйти без сопровождения. Потом же они легли там, где сидели, и заснули, а добрый хозяин не стал их будить, только велел слугам подложить им под головы подушки и накрыть их покрывалами. И все видели, как они спали, а слуги даже спотыкались об их тела. Достаточно и сейчас взглянуть на их лица, чтобы понять, как были пьяны они ночью. С учетом того, что шатер Нафтали находился далеко от того места, где ночью произошел пожар…
Элиуд оборвал себя, не договорив, потому что понял, что сказал лишнее. Никто не поручал ему делать выводы, Моисей только попросил собрать сведения.
– Благодарю тебя, Элиуд, – сказал Моисей, пряча улыбку в бороде.
Элиуд поклонился, огладил рукой свою бороду, пока еще не настолько густую, как ему, наверное, хотелось, и отъехал назад.
«Это не они, – подумал Моисей с облегчением. – Но это и не случайность. Аарон прав – среди нас есть враг, и сейчас фараон, если он только в самом деле спасся, может возлагать надежды только на него, на своего слугу, соглядатая и вредителя. Один человек может сделать то, чего не сделает целое войско. Если чинить вред умно и умно же распространять слухи, то можно погубить всех нас, можно сделать так, что мы сами себя погубим…»
Глава 6
Старший брат
У Амрама и Иохаведы из колена Левия было трое детей – старшая дочь Мариам и сыновья, Аарон и Моисей. Аарон был старше – он родился тремя годами раньше Моисея, и участь его оказалась более счастливой, потому что он мог расти там, где родился – в доме своих родителей.
* * *Дело в том, что за несколько месяцев до рождения Моисея (он тогда еще и зачат не был), фараону Рамсесу II приснился сон. Увидел фараон в нем себя, восседающим на троне, а перед собой увидел незнакомого старика, державшего в левой руке огромные весы. Старик положил на одну чашу весов фараона и всех приближенных к нему сановников, вместе со жрецами, а на другую – одного ягненка, и увидел Рамсес, что ягненок перевесил, хотя так не могло быть. Истолковать удивительный сон фараону помог придворный мудрец по имени Билам. «О, божественный фараон! – воскликнул он. – Ягненок обозначает народ еврейский, народ пастухов! А из сна следует, что евреи принесут Египту гибель, вот что выходит из этого сна!» Придворный астролог добавил к сказанному Биламом, что звезды сообщили ему о грядущем рождении в земле Гесемской младенца мужского пола, который принесет Египту великие несчастья.
Фараон испугался и повелел бросать в Нил всех новорожденных мальчиков. Астролог не смог сказать, у египтян или у евреев родится младенец, несущий гибель Египту, поэтому топили всех. Иохаведа родила Моисея втайне ото всех, даже повитуху не приглашала, роды пришлось принимать сестре Моисея Мариам. Три месяца мать скрывала мальчика, появившегося на свет без крайней плоти, что было расценено как добрый знак, отметина избранных. В течение трех месяцев скрывала Иохаведа новорожденного сына, а когда это стало уже невозможным, придумала хитрость ради его спасения.
Она взяла корзину, сплетенную из тростника, положила в нее Моисея и оставила в тростниковых зарослях на берегу Нила, там, куда каждое утро приходила купаться дочь фараона Фермуфис. Мариам же, по указанию матери, спряталась неподалеку и наблюдала за корзиной, в которой лежал ее брат.
Материнская хитрость удалась – дочь фараона увидела Моисея, пожалела его и пожелала принять участие в его судьбе. Мариам же, якобы случайно оказавшаяся в том месте, сказала, что может привести кормилицу для ребенка, и привела свою мать. Так Моисей стал приемным сыном дочери фараона, что избавило его от страшной участи быть брошенным в Нил, и в то же время вернулся к своей матери. Иохаведа была дочерью Левия, сына праотца Иакова, и славилась не только своей красотой, но и своим умом. А еще Иохаведа обладала даром убедительной речи, когда она говорила, все соглашались с ней.
Красоту матери унаследовала Мариам, ни Аарона, ни Моисея нельзя было назвать красавцами, хотя они и были приятны обликом. Считалось, что к Аарону перешло материнское красноречие, а вот остроту ума ее в полной мере унаследовал Моисей (хотя и Аарон, и Мариам тоже были умны). Сам же Моисей считал, что брат умнее его самого. Хотя бы потому, что Аарон умел уступать там, где Моисей настаивал, и часто кротостью и убеждением добивался много большего, чем можно было бы добиться твердостью и принуждением. А еще Аарон превосходно разбирался в людях, казалось, что он умеет читать в сердцах, как в раскрытой книге. И был он самым справедливым из всех, кого знал Моисей и сдержанным в суждениях. С кем еще можно было поделиться Моисею своими подозрениями, как не с Аароном? Взять хотя бы Осию, сына Нуна из колена Эфраимова. Он верный, надежный, из тех, кто никогда не предаст, он умен, но сдержанности ему недостает. Этот недостаток проходит с годами, по мере накопления жизненного опыта, но для обсуждения столь деликатной темы, как подозрения в отношении видных людей Израиля, Осия не годился. Не утерпит он и непременно начнет обличать кого-то прилюдно, еще не имея для того веских оснований… Каждый человек хорош на своем месте, и не было для Моисея лучшего советчика, чем брат Аарон.
Разговаривали братья в шатре Моисея, после вечерней молитвы, когда стан начал уже засыпать. У входа в шатер Моисей поставил Элиуда, наказав ему отвечать всем, что Моисей устал и уже лег спать, а если уж кто-то придет с по-настоящему важным делом, то пропускать. Важные дела не терпят отлагательств.
– Я думал об этом, – сказал Аарон, едва только Моисей изложил суть дела, – думал и присматривался к людям, просеивая их через сито моего разума. Я исходил из того, что это должен быть не засланный соглядатай, выдающий себя за еврея, а предатель из нашего народа. Ненастоящий еврей будет очень скоро разоблачен, потому что ни одно колено, ни один род не признают его своим, да и многое из обычаев наших неведомо чужакам. Кроме того, человек фараона умен, мы уже успели в том убедиться, и должен обладать определенными возможностями. Простой пастух с такой миссией не справится…
– Ты говоришь верно, – кивнул Моисей. – Это кто-то из именитых людей или хотя бы из числа приближенных к ним. К тому же он должен быть хорошо осведомлен о наших делах…
– Именно так, – согласился Аарон. – Я просеял и отобрал пятерых, к которым мне бы хотелось присмотреться попристальнее. У тебя, наверное, тоже есть те, кого ты подозреваешь?
– Есть, – признал Моисей, – только их трое. Кто из нас станет называть имена первым?
– У тебя три имени, а у меня – пять, – улыбнулся Аарон. – Если ты не имеешь ничего против, то начинай.
– Хорошо, – кивнул Моисей. – Но это только лишь подозрения и предположения, не более того… Знал бы ты, брат, как боюсь я оскорбить невиновного ложным подозрением!
