Под скорбной луной - Карен Одден
— Сейчас откроем, — пропыхтел он, всунув раздвоенный конец инструмента под верхнюю кромку ящика, поднажал и со скрежетом гвоздей сорвал крышку.
Мы скинули ее на пол вместе с мешковиной, уложенной поверх груза. Внутри, в свете поднятой Стайлзом лампы, заблестели десять пистолетов, размещенных в два ряда по пять штук. Я сделал быстрые подсчеты: как минимум пятьдесят пистолетов в одном ящике; значит, всего здесь хранится порядка ста пятидесяти стволов. Вполне хватит для того, чтобы устроить хаос не только в Лондоне, но и во всей Англии.
— Вот вам и пожалуйста… — пробормотал Трент. — Проклятье!
— Я раздобуду телегу, — вызвался один из сержантов.
— Лучше две, — посоветовал Трент. — Для одной лошади будет тяжеловато.
Через полчаса перед домом стояли две телеги. Всемером — с помощью двух возниц — мы погрузили оружие и отвезли его во внутренний двор Скотланд-Ярда.
Мы с сержантами остались караулить груз, а Стайлз прошел внутрь и вскоре вернулся с Винсентом, который в спешке даже не застегнул пальто, и ветер, продувавший дворик, захлопал его полами. Сорванную крышку ящика мы прибивать не стали, и я, приподняв ее, продемонстрировал содержимое директору.
Тот глубоко вздохнул, немедленно закашлялся и все же выдавил, прижав ко рту платок:
— Стайлз, распорядитесь, чтобы оружие сложили на складе.
— Слушаюсь, сэр!
Инспектор побежал в глубину двора, а я быстро рассказал Винсенту историю нашей находки.
Кивнув, он сказал:
— Мистер Хоутон у меня в кабинете.
Я онемел от удивления. Директор приказал доставить Хоутона в Ярд, не имея доказательств в виде оружия?
Винсент запахнул пальто на груди, однако в кабинет не торопился.
— Я решил, что так будет лучше. А теперь, когда у нас есть улики, мы его уже не отпустим. Вчера вечером мне поступило сообщение, что наш шпик потерял Томлинсона. Тот сел на пароход, отплывающий в Америку, но это не страшно. У нас есть друзья в конторе Пинкертона, так что в порту его встретят — я сегодня утром протелеграфировал в Америку. Томлинсона отправят обратно в Англию на допрос.
— Значит, он наведет нас на след Моргана, если мы его к тому времени не вычислим, — обрадовался я.
— Разумеется. Кстати, вчера ночью на берегу было найдено тело Макферсона.
Я в недоумении посмотрел на директора.
— Ну, ирландца, которого винили в крушении поезда, — напомнил тот. — Того, кто перевел грузовой состав на основной путь.
— Выходит, у нас еще одно убийство? — Я посмотрел вслед отъезжающим телегам. — Кстати, улик для того, чтобы прижать Хоутона, предостаточно.
— Нет, Корраван, — решительно перебил меня директор. — Вы останетесь в стороне. Хоутон свое истинное лицо покажет лишь в разговоре со мной, с глазу на глаз. У нас пока нет доказательств, что он распорядился убить лорда Бейнс-Хилла, и я намерен их тотчас получить.
— Но… вам потребуется свидетель, — возразил я. — Может, перевести его в комнату для допросов, а я буду слушать ваш разговор из соседнего помещения?
— В этом нет необходимости. Месяц назад я установил у себя камеру для прослушки. Она скрыта за новыми шкафами. Подсмотрел нечто подобное в штаб-квартире шефа парижской полиции.
— А! Вот почему мне прошлый раз показалось, будто ваш кабинет стал у́же…
Винсент удивленно покачал головой.
— Поражен, что вы обратили внимание на шесть недостающих дюймов. Место под камеру я выделил за буфетом.
Мы направились к задней двери.
Внутри было тепло, и я с удовольствием расстегнулся.
— А где вход в камеру?
— В следующей комнате, — указал директор в сторону коридора, снова протер нос и убрал платок в карман.
Судя по встревоженному лицу, предстоящей беседы он серьезно опасался.
— Мне очень жаль, сэр. Знаю, что он ваш друг, — пробормотал я.
— Я ведь его толком и не знаю — какой же он друг?
Сжав губы, Винсент повернулся к своему кабинету, а я зашел в соседнее помещение и проскользнул в камеру прослушки. Пространство было узким и все же не слишком тесным. Винсент открыл дверь кабинета, затем закрыл ее за собой — все звуки до меня доносились очень отчетливо.
— Это какая-то ошибка, Говард, — начал Хоутон. — Причем непростительная! Почему меня притащили сюда, словно я какой-то преступник? Ваш отец был бы потрясен.
— Я тоже так думаю, — спокойно ответил директор, однако я услышал в его голосе ироническую нотку.
— Никто из нас так и не понял ваш эксцентричный поступок. Сын баронета — директор полиции! Зачем вам это нужно? Ваше место — в родовом доме, рядом с женой. — Хоутон сделал паузу и сухо добавил: — Глядишь, тогда она и не наставляла бы вам рога.
У меня перехватило дыхание — так стало обидно за Винсента. Однако я быстро сообразил: наверняка он догадывался, что подобные откровения последуют, и все же провел меня в камеру прослушки. В этот миг я еще больше оценил его человеческие качества.
— Мне хотелось бы поговорить с вами о некоторых подробностях взрыва в театре Мэйфер, — сказал директор.
— Какого дьявола вам приспичило вновь напомнить мне об этом страшном событии? — резко бросил Хоутон.
Я прикусил губу. Винсент не собирался подходить к делу исподволь, практически сразу перейдя к мотивам парламентария.
— Ваша супруга в тот день была в театре одна?
— Нет, — отрезал Хоутон. — Ей составила компанию подруга, миссис Робсон.
— Именно для нее вы покупали второй билет?
В кабинете повисло долгое молчание.
— Мы намеревались идти вместе, — наконец пробормотал Хоутон. — Потом я вспомнил об одном собрании, которое нельзя было пропустить. Я знал, что вскоре Доротее будет сложно появляться в свете в… ее положении, поэтому настоял, чтобы она посетила театр без меня.
Его голос упал до трагического шепота.
— Вы не можете винить себя в том, что случилось, — возразил Винсент.
— Разумеется, нет! — повысил голос Хоутон. — Не я заложил в театр бомбы, не я собирался убить мирных зрителей. Это были проклятые ирландцы! Подобной развязки следовало ожидать. Бездушные безбожники, не ценящие чужую жизнь, такие же гнилые внутри, как их чертов картофель! — Тяжело выдохнув, он пренебрежительно продолжил: — О, я знаю о тех докладах, что вы составляли для Королевского института по безопасности, защищая этих существ. Списал их тогда на вашу молодость и неопытность. Вы не учли национальные особенности ирландцев. Сам Господь жалел, что создал эту нацию. Наслал на них голод, как в свое время поразил чумой фараонов и египтян. Год за годом он наказывал их за порочность и распутство и все же ничему не научил. Они неспособны учиться! Вместо того, чтобы остаться в том месте, что для них предназначено, ирландцы хлынули в Ливерпуль подобно саранче.
Тон Хоутона был полон отвращения.
— Да, не заполони они Лондон, ваша
