Оливер Пётч - Крепость королей. Проклятие
Воистину, он дорого продал свою шкуру…
Когда с работой было покончено, Каспар поспешил к темному, уединенному изгибу городской стены. В высоту она достигала восьми шагов, но с внутренней стороны выступало достаточно камней, чтобы забраться ловкому человеку. Он с быстротой молнии вскарабкался наверх, сделал глубокий вдох и спрыгнул в ров, полный мутной, холодной воды. В несколько гребков переплыл на другую сторону. Лишь несколько вспугнутых уток стали свидетелями его бегства.
Его дожидалась лошадь, привязанная в перелеске за полями. Когда Каспар добрался до нее, решение его окрепло. Он сообщит нанимателю, что дело зашло в тупик. Почти четыре месяца он со своими людьми потратил на поиски, опросил десятки людей, перерыл все архивы отсюда до Шпейера. И даже если наместник решил вдруг спасти свою жалкую жизнь мнимыми сведениями, Каспар был уверен, что Гесслер блефовал – ради денег. А знахарка – всего лишь суеверная женщина и пошла на смерть из страха перед дьяволом.
Каспар вдохнул прелый лесной воздух и в последний раз оглянулся на Анвайлер. Они гнались за пустой надеждой, далеким воспоминанием. Того человека давно не существовало. Пускай другой ищет себе дальше до посинения, а Каспар умывает руки.
Я и так слишком много времени потратил в этих глухих лесах.
Каспар прикрикнул на лошадь, ударил шпорами и понесся на восток, к холмам Васгау, за которыми нес свои воды Рейн.
Ему предстоял долгий путь домой.
Глава 13
Трифельс,
5 июня 1524 года от Рождества Христова, ночь
Агнес в нерешительности стояла перед комнатой раненого отца и силилась войти. Ее по-прежнему пробирала легкая дрожь при мысли о том, что монах сказал ей касательно болезни Эрфенштайна.
Все эти симптомы проявляются лишь при отравлении аконитом…
Неужели граф Шарфенек действительно отравил ее отца? Но зачем?
С вечера Агнес уже дважды заходила в комнату наместника, расположенную прямо под крышей главной башни, но всякий раз заставала отца погруженным в глубокий сон. Восковое лицо его блестело от пота, дыхание был хриплым и прерывистым. Сейчас стояла глубокая ночь.
С жутким предчувствием Агнес прислушалась сквозь тяжелую дубовую дверь и с облегчением различила натужный хрип. Значит, отец еще жил. Она постучалась и, не дожидаясь ответа, вошла в комнату.
Некогда гордый наместник, Филипп Свирепый фон Эрфенштайн трясся под кучей одеял и медвежьих шкур, под которыми его и видно-то не было. Наружу выглядывало только бородатое лицо, совсем уж крошечное. Волосы налипли на лоб, глаза метались из стороны в сторону, точно у загнанного зверя. Только разглядев Агнес, Эрфенштайн немного успокоился.
– А, дочь моя, – проговорил он надломленным голосом и со стоном повернул к ней лицо. разговор давался ему с явным трудом, ему то и дело приходилось сглатывать, словно у него кусок застрял в горле. – Я… я давно тебя ждал. Подойди… ближе, пока… не слишком поздно.
– Что ты говоришь такое, отец? – начала Агнес и шагнула к нему с усталой улыбкой.
Краем глаза она заметила на столике чашку воды и нетронутую кружку подогретого вина со зверобоем и вытяжкой из ивовой коры, которое отец Тристан приготовил всего пару часов назад.
– Ты немного передохнешь, и мы…
Эрфенштайн взял ее за руку и притянул почти вплотную к себе, так что Агнес почувствовала его гнилостное дыхание. От отца исходил спертый запах несвежего пота, гноя и засохшей крови.
«Дыхание смерти», – подумала Агнес.
– Я не для того позвал тебя, чтобы ты тут меня умасливала, – проворчал отец, и на мгновение голос его зазвучал как прежде. – Я и сам знаю, что дела мои плохи. Эта лихорадка съедает меня изнутри. Вот только я не думал, что все произойдет так быстро…
Агнес молча кивнула. По щекам ее катились слезы и капали на бледное лицо Эрфенштайна. Отец Тристан, судя по всему, не поделился с ним своими подозрениями. Вероятно, он не хотел лишний раз волновать наместника. Тем более что в его состоянии это ничего не изменило бы.
Старый рыцарь прикрыл глаза, словно хотел собраться с силами, и только потом устало продолжил:
– Вертинген, будь он проклят! Не таким уж скверным бойцом оказался, как я полагал… Что ж, я жил как воин и умираю, как подобает воину. Не о чем жалеть.
– Отец, ты не…
– Помолчи наконец и послушай, наглая ты девка! – резко перебил ее отец. – Нам с тобой нужно еще обсудить кое-что. Вообще-то я хотел сообщить тебе это в рыцарском зале, за бокалом вина, под музыку и при свечах. Но ничего не поделаешь. – Он выдержал короткую паузу. – Ты… выйдешь замуж за графа.
В первое мгновение Агнес решила, что ослышалась. Может, отец уже заговаривался в лихорадочном бреду? Она высвободила дрожащую руку и уставилась на него.
– Что ты сказал?
– Вы двое поженитесь. Неужели так трудно понять? – Эрфенштайн выпростал из-под шкур и одеял свое грузное тело и впервые за это время посмотрел дочери в глаза. – Я долго подыскивал для тебя подходящего мужа. То, что граф попросил твоей руки, есть подарок небес! Семья Лёвенштайн-Шарфенек – одна из самых могущественных в Пфальце, они в родственных связях с курфюрстом. Род Эрфенштайнов не угаснет, он возродится в великую династию, он…
– Отец, я не могу выйти за графа! – вскричала Агнес. – Шарфенек… он… он тебе…
– Сделаешь так, как я сказал! – пропыхтел Эрфенштайн, лицо его налилось кровью. – Хочешь отказать отцу в последней просьбе? Хочешь? Поверь, со временем ты поймешь мое решение. Чтобы дочь наместника возвысилась до графини!.. Ты будешь расхаживать в шелках и бархате, все эти чертовы управляющие, бургомистры и секретаришки будут перед тобой кланяться. Наш род наконец займет заслуженное место в книгах.
Агнес решила не волновать больше отца. Его ладонь была уже холодна как лед. Некоторое время девушка хранила молчание, слышалось лишь сиплое дыхание Эрфенштайна. Время словно замедлилось.
– С чего вдруг Шарфенек вздумал жениться на мне? – спросила наконец Агнес в тишину. – Он тщеславен, честолюбив и не любит меня. Какой же в этом смысл?
К отцу понемногу возвращалось спокойствие. Губы его растянулись в тонкой улыбке.
– Думаешь, я над этим не раздумывал? Я и сам знаю, что он чванливый щеголь. Графу не ты нужна, а Трифельс! Он просто без ума от этой крепости. Думаю, только поэтому он и переселился в Шарфенберг. Он… хочет разгадать тайны этих мест, и если женится на тебе, перед ним все двери будут открыты.
– Что за тайны? – удивленно спросила Агнес и почувствовала, как мороз пробежал по коже.
Ей вдруг вспомнился недавний разговор с Мельхиором. Менестрель тоже утверждал, что граф грезит Трифельсом. В особенности его прошлым.
– Как тебе известно, я получил Трифельс от кайзера в качестве лена за военные заслуги, – начал Эрфенштайн нерешительно. – Добрый участок земли. Но ни я, ни твоя мать особо не интересовались старыми историями, что призраками витают по крепости. В отличие от тебя… – Он тихо рассмеялся. – Ты… всегда была другой. Всё в книжках да старинных легендах и сагах… Наверняка ты сама знаешь, что за секреты таит в себе Трифельс. Тайны, что восходят в далекое прошлое.
Сердце у Агнес забилось чаще. Может, отец знал что-нибудь о ее странных сновидениях? Может, он знал о предполагаемом заговоре Иоганна фон Брауншвейга и его бегстве из Трифельса?
– А эти тайны как-нибудь связаны с неким Иоганном из рода Вельфов и женщиной? – спросила она, запинаясь.
Старый наместник изумленно взглянул на дочь.
– Вельфы? Женщина? – Он устало покачал головой: – Об этом я ничего не знаю. Ты разочаровываешь меня, Агнес. Я думал, ты столько читала, что хоть графу в его поисках сможешь помочь. Ведь все упирается в золото… В кучу золота.
– Золото? Здесь? Но…
Агнес в изумлении замолчала. И тут до нее начало понемногу доходить. Ей вспомнились те люди в лесу, когда она нашла кольцо; огни посреди ночи; легенда о Барбароссе, что спал где-то под Трифельсом. Вспомнились все старые истории, которые рассказывал ей отец Тристан.
В особенности одна из них. И недавний разговор с Мельхиором.
Его сиятельство приказал мне сложить о них внушительную балладу…
– Все упирается в деньги – и власть, которую они дают, – хрипло продолжал Эрфенштайн. – До сих пор юный Шарфенек только намекал. Но я‑то не дурак. Я знаю, что у него на уме. Все дело в…
Наместник вдруг выгнулся, его затрясло, и в конце концов он обмяк, точно пустой мешок. В первую секунду Агнес решила, что отец испустил дух у нее на глазах. Но потом заметила, что он еще слабо дышал.
– Не говори больше, – прошептала она и сжала его руку. – Думаю, я и сама поняла, что у него на уме.