Ломбард в Хамовниках - Михаил Николаевич Кубеев
Бандиты, понятное дело, не разбиты полностью. Но они поутихли, уползли в свои потайные норы. Теперь они знают, что борьба с ними будет продолжаться до победного конца. Мы всех оставшихся главарей поймаем и предадим суду. Проведем наглядные процессы. Пусть все увидят этих живодеров на скамье подсудимых.
Далее, по нашим данным, Сабан уехал из Москвы. Житья ему тут не стало. Понял, что его дни сочтены. Так что задержанием главаря займутся другие люди, по месту его нового жительства. Поэтому будем считать, что основная работа по разгрому банды Сабана завершена. И я хочу от имени руководства МЧК поблагодарить всех, кто принимал в этом участие. Но расслабляться еще рано. Осталась банда Яньки Кошелькова, Гришки-Адвоката. В скором времени мы очистим центр Москвы и прежде всего Хитров рынок от воровских элементов, за ним последует Сухаревка. Потому готовьтесь к новой развернутой операции. Вы все уже приобрели неоценимый опыт, и нам надо искоренить бандитизм полностью. Такая перед нами поставлена задача. Правда, возглавить эту операцию придется другому человеку. – Котов обвел взглядом всех сидевших в кабинете и улыбнулся. – Трепалов получает новое назначение. Какое? Пока это секрет. Не волнуйтесь, идет на повышение. Так что, Александр Максимович, в ближайшие дни будете передавать дела. А кандидатуру Будилина, Сергея Антоновича, по вашей рекомендации, мы рассмотрим на пост начальника отдела по борьбе с бандитизмом.
Вместо заключения
Сабан ушел от Трепалова. Ему удалось избежать ловушки, расставленной милиционерами. Но опытный главарь понял, что петля вокруг него сжимается. Муровцы шли буквально по его следам. Они отыскали его квартиру в Сокольниках, где он жил и столовался у Зинки. Эту женщину забрали с собой. Допрашивали. Она рассказала, как ее постоялец возвращался после налетов и говорил, что он трудился в поте лица, добывая деньги, но никогда не говорил, где и с кем это делал. Зина догадывалась, каким ремеслом занимался ее жилец. Она сама помогала ему во многом, гнала самогон, который продавали в лучших ресторанах Москвы под видом смородиновой водки. Сабан после разбойных налетов забирал себе львиную долю краденого. Его подельникам доставались крохи. Его главной страстью стало накопление золота в любом виде портсигаров, колец или кадильниц, но только чтобы чистое и клейменое.
Все награбленное он сортировал в квартире Зины, взвешивал, описывал, потом складывал в саквояж и вместе с верным слугой Пашкой-Адъютантом глубокой ночью относил в свой ломбард в Еропкинском переулке. Милиционерам в конце концов удалось отыскать его тайное логово, эту самую квартирку в Еропкинском переулке. Голландскую печь пришлось вскрывать варварским способом – ключей от нее у милиционеров не было. Они вызвали рабочих и те действовали просто – ломами и молотками расколотили все кафельные плитки, сломали арматуру и обнаружили тайный ход в подвальный ломбард Сабана. Все имевшиеся у него ценности он хранил в своем сейфе. Пришлось на помощь вызывать одного из бывших медвежатников. Обнаруженные там золотые изделия реквизировали и по описи отдали в государственный банк на хранение.
Однако самое доверенное лицо Сабана, Пашка-Адъютант, который был в курсе всех его деяний, почувствовав, что хозяин стал сдавать и собирается драпать, уходить с ним не согласился. Между ними произошла ссора. Едва не дошло до рукопашной. Пашка стоял на своем – уезжать из Москвы не будет – и точка. У него были на это веские причины – он влюбился и захотел создать семью. Ему приглянулась та девушка из подземелья, которую звали Маруся и которая пошла служить в Московское управление уголовного розыска. Вот она и надоумила его порвать с прошлым, явиться в Большой Гнездниковский переулок дом номер восемь с повинной и рассказать все о себе начальнику МУРа Трепалову Александру Максимовичу, а также о Сабане и банде. Он так и сделал.
С ним беседовал Трепалов. Пашка рассказал, как создавалась банда, как постепенно Сабан вокруг себя создал охранный пояс из лиц, которые его всячески защищали. И которым он, в тайне от остальных членов банды, хорошо платил. Особо приближенных одаривал краденым серебряным брегетом. Но были у него и враги. Ему всячески сопротивлялся Зюзюка, который требовал справедливого дележа добычи. За что и поплатился, говорят, умер в больнице от нанесенных ему ножевых ран от рук неизвестных посетителей.
Пашка рассказал также, что после прихода Трепалова в Московский уголовный розыск житья в Москве Сабану и его подельникам не стало. Главарю пришлось чаще менять свои хазы и отсиживаться в отдаленных местах Москвы. В банде начались разные разговоры, что пора Сабана менять, он устал, устарел, ему пора на покой. Дело дошло до того, что от страха перед выходом на улицу он стал маскироваться.
Сабану оставался один выход – бежать из Москвы, скрыться на время и переждать, когда этот милицейский шмон кончится. Он так и поступил. Собрал самое ценное в серый мешок, оделся попроще, закинул его за спину, поймал тарантас и по своей привычке, никому не сказав ни слова, исчез. Он попросил извозчика довезти его до Курского вокзала, где взял в кассе билет до Липецка.
Дополним рассказ Пашки. Из Липецка на подводах, а где пешим ходом, Николай Михайлович Сафонов добрался наконец до небольшого городка Лебедянь на Дону, в котором жили его ближайшие родственники. Там у сестры Сабан думал отлежаться. Ему требовался отдых, все нервы у него были издерганы. К тому же он рассчитывал поискать себе убежище в тайных многоэтажных подземных ходах, которые еще в давние царские времена были прорыты под Лебедянью для защиты от разных врагов-иноземцев.
Но появление известного головореза в Лебедяни деревенские встретили враждебно. Местные не хотели его видеть у себя. И в родной семье ему прямо сказали, чтобы убирался вон. Иначе вызовут милицию. Он не хотел верить своим ушам. Готов был поделиться накопленным. У него есть золото… Его никто не хотел слушать, запятнанное кровью золото никому не нужно.
Трудно сказать, что конкретно произошло между Сабаном и его родственниками. Возможно, они решили выдать его милиции, а может быть, просто потребовали от него, чтобы уехал, исчез… Как бы там ни было, произошла серьезная ссора, перешедшая в поножовщину. Сабан, всегда
