Тобиас Хилл - Любовь к камням
— Вы заблудились. Я видела, как это случилось. Вы искали меня.
— Следы.
— Угу.
Даниил заколебался, не зная, что сказать. Заметил, что ноги ребенка босые, видны были только светлые полумесяцы ногтей.
— Ты живешь здесь? Во дворце?
— Последние два года.
Ребенок переложил металлическую вещь из одной руки в другую. Даниил увидел, что это подсвечник, старый, потускневший.
— И никто тебя не находит?
Фигурка харкнула и плюнула, блеснули зубы.
— Они знают, что я здесь, но не видят меня. Я вас узнала, иначе бы вы меня тоже не увидели. И следила за вами.
— Говоришь, ты знаешь меня?
— Видела раньше. В другой одежде.
Даниил протянул руку, и фигурка отступила. В хриплом голосе слышался какой-то акцент. Провинциальный, похожий на ирландский, он показался знакомым Даниилу.
— Я подумала, вы Иосиф и Мария.
Он вгляделся в чумазое лицо.
— Марта?
— Я не ожидала, что увижу вас снова.
Даниил присел на корточки, глядя на девочку. Попытался определить, сколько ей лет. Но с тех пор, как он видел ее, прошли годы, а она была слишком низкорослой от недоедания. Он покачал головой.
— У тебя была мать. Братья.
Марта снова отступила.
— Теперь я пробавляюсь сама.
— Как же ты кормишься?
— Пробавляюсь. Я забыла ваше имя.
— Даниил Леви.
— Вывести вас отсюда, мистер Леви? — спросила девочка.
— Это было бы огромной любезностью.
Они пошли. Фигурка впереди Даниила виднелась силуэтом. Она была щуплой, как то существо под потолком в утренних покоях.
— Я рад видеть тебя, Марта. Как ты оказалась здесь?
— Меня провел Фергал. Это мой брат. Был в прислуге у лакеев. Не знаю, где он теперь. Может, в работном доме. Потом я обходилась без него. Том показал мне свои входы и выходы.
— Том?
— Его тоже уже нет. Он жил здесь. Его поймали около года назад. Что сделали с ним, не знаю. — Марта обернулась с улыбкой на испитом лице. — Я видела корону. Она понравилась королеве, так ведь?
— Ты была там сегодня утром?
Они подошли к огражденному веревками лестничному колодцу. Марта поднырнула под них.
— Смотрела из камина. Я сплю в дымоходах, места там хватает. Есть полки и ниши величиной с комнату. Ребята-трубочисты знают мои места и помалкивают. Я подумала, что корона красивая.
Когда Даниил поднял взгляд, Марта ждала его. Выражение ее лица оставалось прежним, осознал он, только посуровело. Оно было взволнованным, словно она хотела что-то сказать и не имела на это времени.
— Вас было двое.
— Да. Я и Залман, мой брат.
Марта повернулась и снова пошла вперед.
— Вы королевские ювелиры?
— Работаем в фирме королевских ювелиров.
Они поднялись по лестнице. Коридор освещали огарки свечей. В конце его Даниил увидел лучше освещенный, заставленный пустыми пьедесталами зал.
— Наконец-то! Отсюда дорогу я знаю. Без тебя блуждал бы здесь несколько дней.
Он вынул кошелек, нащупал в нем полсоверена, достал увесистую золотую монету и протянул Марте. Та попробовала ее на зуб, жадно, словно золото было съедобным.
— Можно, я буду работать у вас, мистер Леви?
— Я… — На стенах коридора были зеркала. Подыскивая слова, Даниил увидел свое отражение. Очки в свете пламени свечей казались матовыми. — Я один из продавцов. Компания не моя, Марта. У меня нет работы, чтобы тебе предложить…
— Я могу бегать с поручениями. Убирать. Находить в газетах то, что нужно. Если дадите иголку, могу шить двумя способами, — торопливо заговорила девочка. — Жить стала бы по-прежнему здесь. Я хочу работать у вас, мистер Леви.
Даниил почувствовал, что у него защемило сердце. Прислонился спиной к дворцовой стене.
— Говоришь, ты умеешь читать?
Марта потупилась.
— Немного.
— Знаешь Лудгейт-Хилл?
— Хорошо знаю.
— Над моей мастерской вывеска, золотой лосось. Золотая рыба. Приходи в воскресенье в полдень к задней двери. Крид-лейн. Полшиллинга в неделю за полдня работы тебя устроит?
Марта подняла подсвечник.
— Я могу раздобыть белья, свечей и еще кое-чего.
— Не нужно.
— Ладно. Тогда что?
— Тогда будешь учиться писать.
Полночь. Лондон в чистом снегу. Облаков нет, небо зияет огромной черной пустотой.
— Рассказывай, что еще?
— Больше нечего рассказывать. Королева, ребенок.
— К черту ребенка, Даниил!
— Но это и все. Бридж сказал, что назначит день в будущем месяце. Мы с Уильямом пошли назад.
Он приглашал меня на Хеймаркет.
— Чего ради?
— Был рад, что увидел королеву.
— А ты — нет. За четыре года это у нас лучшая новость.
— Я больше не поеду туда.
— Почему?
— Мне было стыдно.
— Чего?.
— Тебя там не было.
— Того, что все на тебя пялились? Эх, Даниил. Стыдишься благоприятной возможности? В нашей профессии самое весомое слово принадлежит королеве. Если во дворце будет сказано то, что нужно, наше будущее обеспечено на всю жизнь. Проснись!
— Я не сплю.
— Лжешь. Помнишь, как было, когда мы приплыли в доки? Англичане глазели на нас так, будто мы Али-Баба и его последний разбойник. И с тех пор ничего не изменилось, кроме нашей одежды. В душе мы никогда не станем такими, как эти люди. Ты стыдишься этого?
— Нет.
— Мы всегда будем дхимми.
— Залман, мы здесь уже четыре года.
— Да, четыре, и пока что никто не развернул перед нами кроваво-красного ковра. Так ведь? Перед нами впервые открывается блестящая возможность. Нас желает видеть королева Англии. Чего еще тебе нужно?
— Не знаю.
— Почему не хочешь ехать туда?
— Не знаю.
— Даниил, скажи, что поедешь со мной.
На подоконнике — три опорожненных бутылки эля, недоеденная горбушка хлеба, пузырек с чернилами, сквозь который синеет луна. Двое людей лежат без сна на матрацах. В их глазах отражается свет.
— Даниил. Фрат. Прошу тебя.
— Раз ты этого хочешь, поеду.
«А» было большим Арбалетом;
Стрелок всегда в цель попадал;
Стрелял он лисиц и дразнящихся птиц,
И злой змей от него уползал.
— Хорошо. Переписала первую строчку?
— Да.
— Покажи.
Январь, первое солнечное воскресенье. Двое сидят на ступенях перед дверью, выходящей на Крид-лейн. Девочка читает медленно, еле-еле, каждое слово — трудный шаг вперед. Почерк ее похож на какой-то шифр.
— Молодчина. Что за дразнящиеся птицы, как думаешь?
— Не знаю.
— И я не знаю. Читай дальше.
«Ј» было Бульдог в мясной лавке;
Был песик хоть мал, да удал;
Хозяин кормил его мясом,
Пока он рычать не кончал.
Смех. Девочка согнулась и закашлялась. Даниил взял у нее книгу.
— Все, на сегодня хватит. Ты делаешь успехи.
— Я не устала.
Лицо ее выглядело изможденным от кашля. Даниил протянул ей пять пенсов.
— Слишком холодно.
— Для меня нет.
Девочка взяла монеты и спрятала их.
— А для меня да. Я простужусь до смерти. Зимой будем заниматься подольше.
Даниил подумал, был ли у Марты когда-нибудь учитель. «Существуют школы, — подумал он, — куда ее могут принять. Надо будет заняться этим».
Послышался звук отодвигаемого засова. Оба подняли взгляд на вышедшего Залмана. Он рассеянно улыбнулся девочке и поплотнее запахнул черный сюртук.
— Доброе утро, Марта. Как успехи в чтении?
— Так себе.
Даниил подвинулся, и Залман сел.
— Я и сам не так уж давно учился. Мой брат превосходный учитель, а? — Он повернулся к Даниилу.
— Холодновато заниматься на воздухе.
Даниил, засовывая азбуку в карман, понизил голос:
— Джордж не пускает ее внутрь.
— По-прежнему? Да она чище его. Она никогда не бывала такой отвратной, как Джордж Лис, правда, Марта?
Девочка хихикнула, зубы у нее стучали на ветру.
— Бывала, когда рылась в канализации.
— В канализации?
— Еще до дворца. Нас мать заставляла.
Даниил смотрел на них, сидящих рядом. Лицо Марты было чистым, но серым, словно сажа навсегда въелась в него. Залман рядом с ней выглядел отмытым. Кожа его посветлела, будто бы от жара тиглей изменился ее химический состав. На зимнем солнце зрачки его глаз были все еще расширены.
— Разгребать грязь, лазать по трубам. Там были веревки, кости, железки. Я знаю места, где вы с головой утонули бы в грязи.
— Из канализации во дворец. Знаешь, через две недели мы тоже будем под кровлей ее величества.
— Мистер Леви говорил.
— О, а я не мистер Леви? Как ты называешь меня?
Девочка искоса глянула на Залмана.
— Маленький мистер Леви.
Даниил откинулся назад.
— Как спал, Залман?
— Без сновидений. — Он снова повернулся к девочке. — Марта, ты можешь сбегать для меня по одному делу? К Джеймсу Райдеру на другой стороне холма. Ищи аптекарскую вывеску. Вот тебе пенни и пять шиллингов для расчета с ним. Принесешь то, что он тебе даст.
Девочка встала и взяла монеты. Перестала улыбаться, словно деньги требовали серьезности. Не радуется, подумал Даниил. Детской беззаботности в ней нет. Однако довольна, и это уже кое-что.
