Александр Воинов - Западня
— Нет, почему. Могли бы всех нас полицаям выдать!
В кабинете Корабельникова накурено. Если бы сейчас вошел Петри, он задумался бы над тем, кто же был один из его ближайших помощников все эти месяцы. Но начальник порта с самого раннего утра ходит по причалам, держа в руках карту, и решает какие-то сверхсекретные вопросы с командиром саперного отряда.
— Вы курите поменьше, — проговорил Корабельников, поднялся и, подойдя к окну, приоткрыл раму.
— Сигнализируете?
Корабельников в бешенстве обернулся. Когда его захлестывала злость, он становился словно невменяемым. Глаза его белели, и в такие минуты он мог натворить бед. Но сейчас он все же держал себя в руках.
— Знаете что? Вы провокатор!
— Я? Похоже?
— Да!.. Признаться, когда я застал вас здесь, решил, что это штучки гестапо.
— Зачем гестапо старые пропуска?
— Дело не в пропусках, а в том, как я себя поведу.
— Значит, я смахиваю на предателя?
— Я видел предателей, похожих на священников. Они посылали на смерть с благостными улыбками… Признаюсь, я всю ночь ждал, что за мной приедут.
Бирюков помял сигарету и мотнул головой.
— Ну, если откровенно, то эту ночь я тоже не спал…
Впервые они взглянули друг на друга без вражды.
— Действительно, я много накурил, — сказал Бирюков. — Вы уж извините!.. Конечно, когда на платанах люди висят, трудно сразу поверить…
Корабельников испытующе взглянул ему в глаза.
— Наконец-то, — проговорил он, — наконец-то мы прорвались друг к другу… Можем разговаривать… А хотите вы поверить мне еще больше?.. Вы, конечно, поняли, что порт готовят к взрыву?
— Давно понял!
— И все же вы всего не знаете. Замысел гораздо более ужасен, чем можно предполагать… В шурфы будет заложено около трехсот тысяч килограммов тола. Взрыв такой огромной массы динамита не только уничтожит порт, но и вызовет колебания почвы. Одни здания на Приморском бульваре рухнут, другие провалятся в обрушившиеся катакомбы. Будет уничтожена и Потемкинская лестница, и памятник Дюку, мы больше уже не войдем в Оперный театр… Вот что ожидает наш город!..
— Что же вы предлагаете?
— Этому надо помешать!
Бирюков долго молчал. Молчал и Корабельников. Было слышно, как вдали проехали машины. Кто-то, очевидно на причале, командовал лающим голосом. На рейде прогудел сиплый гудок. За окном порт продолжал жить напряженно; израненный, он уже знал, какая ему уготована тяжкая участь, и все же его мускулы были напряжены до отказа. Он не сдавался!
Сколько там, в сгущающихся сумерках, единомышленников Бирюкова! Где-то его напряженно ждут…
— Ваше предложение — цена, которую вы платите за то, чтобы вас простила Советская власть?
Эти слова прозвучали негромко, но достаточно внушительно.
Корабельников подался вперед, — казалось, ему огромных трудов стоит сдержать себя, чтобы не закричать.
— А вы убеждены, Бирюков, что я виноват перед Советской властью?.. Что вы обо мне знаете?
— Все, что я знаю, не за вас.
— Давайте условимся: сейчас объединим наши усилия. А в день освобождения я сам найду тех, от кого зависит решить мою судьбу.
— Как вы представляете наше сотрудничество? Можете вы указать место, откуда будет произведен взрыв?
— Нет. Это держится в строжайшей тайне… Петри даже близко не подпускает меня к своей карте порта.
— Так что же остается?
— Мы должны рвать провода, которые соединяют шурфы.
— Когда?
— В ночь эвакуации. Когда начнут уходить последние корабли.
— Вы, конечно, уйдете с последним?
— Бирюков!.. Я уже вам сказал, я останусь…
— Но ведь порт будет охраняться?
— Да, и еще сильнее… Я об этом подумал. Когда станет ясно, что кризис наступил и остаются считанные часы, я вручу вам надежные бланки с самыми последними отметками. Сколько вам надо?
Вопрос снова всколыхнул, казалось, уже угасшее недоверие. А что, если все, что Корабельников говорил, не что иное, как камуфляж, а подлинная цель — узнать состав группы и разгромить, чтобы никто не помешал осуществить то самое злодеяние, о котором он рассказал? И его откровенность — тщательно продуманная игра гестаповца, убежденного, что последний выстрел за ним.
— Это я скажу вам позднее, — сказал он, подымаясь с места.
— Хорошо! — с сухой деловитостью согласился Корабельников. — Давайте условимся: связь будем держать через Тоню.
Он проводил Бирюкова до двери.
— Сейчас не до психологии, — сказал он, кладя руку на дверную скобу, — но, если доживем до спокойного часа, я расскажу вам, как Тоня невольно помогла мне разобраться в обстановке… Ну, идите!..
Когда через несколько минут Тоня зашла к нему с пачкой документов, Корабельников поднял на нее свои желтоватые, под тяжело набрякшими веками глаза и коротко сказал:
— Мария Семеновна уволилась. Будешь моей секретаршей… Без разрешения не отлучайся.
Глава двенадцатая
Скорее бы кончился этот длинный день! Ему как будто не будет конца. Но то, что делается в порту, уже нельзя назвать даже неразберихой — это самый настоящий хаос. Где прославленные немецкие порядок и аккуратность? Бегут по улицам Одессы, по дорогам порта — скорее, скорее вверх по трапу, чтобы почувствовать под своими ногами твердь спасительной палубы. Но впереди — открытое море! И какие опасности еще ждут, известно лишь господу богу.
Сегодня восьмое апреля. Поток отходящих воинских частей нарастает. Уже все баржи, которые могут держаться на воде, взяты на буксир. Уже бросается на берегу груз, который несколько дней назад наверняка был бы запрятан в трюм. Каждый квадратный сантиметр на учете. Корабли снимаются с якоря, набитые людьми до отказа, как трамваи в часы «пик».
Тоня не могла найти и половины адресатов, которым следовало вручить пакеты с распоряжениями. Одни, улучив для себя выгодный момент, уже попрощались с Одессой, другие метались с одного места на другое, стараясь навести порядок, и застать их где-нибудь в определенном пункте не было никакой возможности.
Что ж, значит, уже недалек день, когда она предстанет перед Савицким!..
Теперь она встречается с радисткой рано утром и вечером, после работы. Если ее что-то задерживает, она оставляет донесение в «почтовом ящике». Для большего удобства ящик устроен в одном из подъездов в конце Пушкинской, под лестницей, где Тоня нашла незаметное для постороннего взгляда углубление.
Уже донеслись до нее первые значительные отзвуки ее работы — везде на причалах говорят о том, что два транспорта пущены ко дну советскими бомбардировщиками.
Вечернюю сводку нужно оставить в ящике до шести вечера — радистка уже высказала ей свое недовольство: добираться на десятую станцию пешком — не близкий и опасный путь, трамваи начали ходить с перебоями, много патрулей, документы проверяют.
Тоня свернула на дорожку, в сторону управления порта, как вдруг заметила между большими станинами каких-то ржавеющих машин сутуловатую фигуру Корабельникова. Странно! Он всегда избегал закоулков, где могли возникнуть опасные встречи, а на этот раз избрал не самый лучший для себя путь. Но что это? Он как будто прячется и в то же время непрерывно проглядывает все подходы к зданию. Ну, пусть. Она не будет вмешиваться в его дела, а обойдет стороной.
Наверно, в приемной уже шумят немецкие офицеры, ожидая, когда им укажут точное время и место погрузки. К тому моменту, когда Корабельников вернется, она сумеет навести относительный порядок. Обычно на офицеров производит большое впечатление, что русская девушка безукоризненно говорит на их родном языке.
Она свернула левее, устремилась к уже виднеющемуся входу в здание, как вдруг услышала за своей спиной быстрые шаги и приглушенный знакомый голос:
— Тоня!.. Остановись!.. Не смей туда ходить!
Она обернулась. Корабельников стоял в тени большого железного барабана от камнедробилки.
— Поди сюда!..
Тоня приблизилась, чувствуя, как в груди тяжелым грузом начала давить тревога. Главное заключалось не в том, чтобы казаться смелой, а в том, чтобы сохранить самообладание и в критической ситуации не совершить ошибки, которая может стать для нее роковой.
— Петр Петрович, я уже возвращаюсь!.. Вы знаете, что на причалах творится… Говорят, что Бауэр еще утром сел на корабль, а Вольф…
— Чего кричишь? Замолчи сейчас же! Иди поближе! — Его глаза, и без того запавшие, казалось, провалились еще глубже; руки все время находились в движении, словно он искал опору и никак не мог найти. — Тебе нельзя возвращаться в управление… За тобой пришли.
— Кто?
— Гестаповцы. Ждут уже целый час.
— Что случилось?
— Разве ты не знаешь? Вчера ночью на Тираспольском шоссе, в районе катакомб, разыгралось целое сражение. Много солдат убито. В городе начались аресты…
