Антон Кротков - Загадка о тигрином следе
Начали с русской водки. Лаптев первым взял слово и провозгласил тост:
– Как гласит древняя узбекская пословица: «Смерть благородного коня – праздник для бродячей собаки. Но пусть местные шавки заранее не радуются. Мы им ещё переломаем хребты крепкими копытами. Я знаю, что за этим столом собрались мои друзья, и поднимаю этот стакан за вас!
Собравшиеся одобрительными возгласами поддержали хозяина дома в его уверенности. Все стали закусывать, потом пошли тосты со стороны гостей.
После пары рюмок Лаптев, который сидел через машинистку от Лукова, наклонился к нему и осведомился, хозяйски поглаживая девицу пониже спины:
– Как тебе наша Маша?
Одиссей смутился.
– Да не теряйся, профессор! – подбодрил его Лаптев. – Смотри! Ты ей понравился! Не упусти такой шанс!
Действительно, девица кокетливо взглянула на Одиссея.
– Можешь уединиться с ней в спальне, там вам никто не помешает. Вот тебе ключ – щедро предложил комиссар.
Луков вежливо отклонил протянутую руку.
– Нет, благодарю.
– Что, не понравилась эта? Не беда! Бери вторую! А хочешь, сразу с обеими? Как восточный султан в гареме с одалисками!
Но Одиссей снова отказался.
– Ладно, как хочешь – сердито буркнул Лаптев и отвернулся. Однако прошло немного времени, и он снова позвал Одиссея, который в этот момент слушал узбекский рубаб – музыкальный инструмент, который представлял собой нечто среднее между гитарой и скрипкой.
– Пойдём, я покажу тебе кое-что.
Они перешли из гостиной в соседнюю комнату. Это был бывший кабинет великого князя Николая Константиновича. Повсюду ковры и мебель красного дерева. На стенах картины европейской живописи, старинное оружие. В прошлый раз их здесь почему-то не было. Зная об увлечении Лукова ориенталистикой, Лаптев стал снимать со стен старинные доспехи, сабли, кинжалы и протягивать их гостю.
Одиссей с огромным интересом и трепетом рассматривал предметы, которые украсили бы собой любое музейное собрание. А некоторые вещи были просто уникальны. Как профессиональный востоковед Луков готов был биться об заклад на все имеющиеся у него личные деньги, что экземпляров, подобных тем, что он держит в руках, на земном шаре может оказаться не более двух-трех. Вот этой кривой сабле с потемневшим клинком, по которому арабской вязью шло выгравированное по давно утраченной технологии изречение из Корана, не менее четырёхсот лет.
Следом в руках восторженного Одиссея оказался большой конный топор-начак с длинной бамбуковой рукоятью. Таким оружием должен был воевать всадник из отборного войска мусульманского Синда, расположенного к западу от реки Инд. Во всяком случае, Одиссей видел фигурку из слоновой кости с очень похожим снаряжением в Кабинете медалей, парижской национальной библиотеки.
А вот эта монгольская сабля, прямая, как меч, в тяжелых ножнах, украшенных золотыми узорами, могла принадлежать самому «свирепому псу Чингисхана» – хану Субэдею. На лезвии имелась соответствующая запись. Клинок ее изготовлен из булатной дамасской стали. Над ним работали безвестные самаркандские мастера тринадцатого века. Прошло двести лет, и сабля Субэдея оказалась у представителя почти истреблённой монголами династии Хорезмшахов – хивинского хана Ширгазы, который прославился в истории коварным истреблением русской экспедиции Бековича-Черкасского.
Прежний владелец этого дворца Николай Константинович Романов, ещё до того как его признали сумасшедшим из-за женитьбы на американской танцовщице Фанни Лир и кражи семейных бриллиантов, в чине гвардейского полковника и флигель-адъютанта государя принимал участие в составе русского экспедиционного корпуса под командованием генерала Скобелева в походе на Хиву. Из экспедиции князь вернулся не только с орденом Святого Владимира, но и с ценным трофеем, который Луков теперь держал в руках.
А ещё в коллекции была представлена японская катана и турецкий ятаган, напоминающий гигантский серп с обратной заточкой и с крыльями эфеса на рукояти. Здесь был также палаш «кунда» – прямой, стремительный, расширяющийся к концу, с узорчатой серебряной накладкой вдоль обеих сторон обуха, в деревянных ножнах, обтянутых парчой. Такими клинками сносили голову столь стремительно, что, слетев с плеч, она ещё несколько секунд продолжала «по инерции» моргать и даже могла произнести последние слова.
А вон тускло мерцает на сером ковре страшный в ближнем бою индийский кутар без ножен с широким в ладонь толщиной обоюдоострым лезвием и с двойными упорами для рук. Настоящий плуг для «вспахивания» животов неприятельских воинов и их лошадей!
Одиссей с величайшим благоговением брал в руки древние артефакты, рассматривал их и аккуратно вешал обратно.
– Что, понравилось? – с понимающей улыбкой осведомился комиссар. – А ты бери, что приглянулось! На Востоке сам знаешь, – не принято отказываться от подарков, чтобы не обидеть хозяина. Всё равно после нашего отъезда всё это богатство быстренько доворуют. То, что тут осталось, это лишь остатки былого великолепия – местный дворник чудом сохранил, – прятал, чудак, у себя в дворницкой. Говорит, хотел, когда здесь организуют музей, туда передать… Похоже, не врёт. Я его с пристрастием допросил. Так он рассказывает, что изначально коллекция содержала почти двести экземпляров: мечей, щитов, шлемов, пистолетов разных, кинжалов и прочей амуниции. Многое растащили на сувениры те, кто в этом кое-что понимает. А большую часть собрания местные интенданты за нехваткой холодного оружия отправили в войска. Представляешь кавалеристов на крестьянских меринах, несущихся в атаку, размахивая старинными непальскими мечами и турецкими саблями! Должно быть зрелище, сколь устрашающее для врага, столь и смехотворное!
– Я думаю, этот честный человек прав, – задумчиво произнёс Одиссей. – То, что здесь ещё осталось, надо постараться сохранить.
– Я так и думал, что ты это скажешь! – хлопнув себя ладонью по колену, хохотнул Лаптев. – Ладно, вот тебе тогда подарок лично от меня.
Гранит вышел из комнаты и вернулся с маузером, деревянная кобура которого была богато украшена восточными орнаментами из инкрустированных драгоценных камней и золотых накладок. Лаптев пояснил:
– Я тут недавно участвовал в небольшой вылазке чоновцев против приблизившейся к городу банды. После боя я снял этот маузер с убитого басмаческого командира. Мне сказали, что я подстрелил самого «Чёрного хана» Джунаид-бека, о котором здесь ходит масса басен, будто бы он умеет обращаться в тигра. Много разных басен о нём рассказывают: мол, неуязвим для обычных пуль, способен проходить сквозь стены. Чепуха, конечно! Тем не менее фигура он известная и колоритная. уверен, что тебе будет приятно иметь такую вещь. А хочешь, так по возвращению в Москву можешь сдать маузер в какой-нибудь музей.
Лукову пришлось принять маузер, ибо комиссар не успокоился, пока не повесил его на Одиссея. После этого Лаптев завёл разговор по душам:
– Сожалею, что мы до сих пор не сошлись с тобой близко. Вся загвоздка была в генерале. Старик в силу своего жандармского прошлого был очень подозрителен. Он никому не доверял и специально стравливал всех вокруг себя, чтобы ему было удобно нас контролировать.
Прочитав по глазам Лукова, что тот не согласен с такой оценкой бывшего руководителя, комиссар скорбно покачал головой:
– Да, да, знаю… Ты уважал его. И, наверное, считаешь, что я свожу счёты с покойником. Мы ведь постоянно ругались с ним, и в последнюю нашу встречу сильно повздорили… Только всё это было не по-настоящему. Так было нужно. Генерал сам в начале экспедиции попросил меня изображать оппозицию.
– Попросил? – удивился Одиссей. —
– Ну да, – кивнул комиссар. – Генерал был мастер в контрразведке. Если в отряде завёлся предатель, то пусть он думает, что командир с комиссаром на ножах. Так он скорее выдаст себя – наверное он рассуждал так. Поэтому старик ещё в Москве поставил мне условие: если я хочу участвовать в экспедиции, то должен вести себя так, словно стремлюсь занять его место.
– А вы хотите сказать, что на самом деле к этому никогда не стремились?
Комиссар пожал плечам:
– В силу своего преклонного возраста старик всё равно бы не выдержал всего пути. Думаю, он понимал, что только я смогу довести экспедицию до цели, и готовил меня в приемники.
– Вас?! Любопытно.
– Конечно меня! Поэтому когда пропал ваш прежний комиссар, старик телеграфировал в Москву, чтобы меня срочно направили в распоряжение начальника особой экспедиции.
– Выходит, это Вильмонт вас вернул?!
Одиссей скрестил руки на груди, всем видом давая понять, что не надо считать его столь уж легковерным.
– А то кто же! Конечно он! Я сам видел телеграмму на имя начальника секретного отдела Наркоминдела. Я тогда под арестом сидел, куда меня упекли клеветники-завистники. Но по распоряжению начальства меня выпустили и направили к вам.
