Дэйл Фурутани - Убить сёгуна
В первый вечер, ужиная с семейством бакалейщика, Кадзэ заметил, что хозяин дома держит чашку за дно, а сам он берет ее за край большим и указательным пальцами. Торговец взял свои хаси, палочки для еды, и сразу же отправил пищу в рот. Кадзэ же подносил хаси к уголку рта. Он ел как самурай.
Бакалейщик охватывал чашку рукой так, что по ней можно было ударить — и горячий суп брызнет в лицо, временно сделав его беззащитным. То же и с хаси. Когда он подносил их ко рту, кто-то мог ударом по ним направить палочки прямо в горло. Кадзэ же во время еды полностью защищен от нападения; к тому же он постоянно практиковал состояние умственной бдительности, которая делает самурая готовым к внезапной атаке.
Кадзэ понял, что только он один в доме ест как самурай. Не совсем ясно было, понимают ли остальные разницу, однако Мацуяма решил избегать домочадцев бакалейщика. Можно на какое-то время обмануть самураев, прикидываясь хэймином, однако нельзя заставить простолюдинов думать, что ты один из них, особенно проживая рядом с ними. В результате Кадзэ практически перестал общаться с кем бы то ни было. Ел в одиночестве и почти ни с кем не разговаривал.
Когда он вошел в дом, жена бакалейщика и служанка вносили плоские деревянные подносы, на которые клали свой товар.
— Конбанва, добрый вечер, — сказала жена бакалейщика.
— Конбанва, — ответил Кадзэ.
— Ты снова будешь есть у себя в комнате или поужинаешь вместе с нами?
— Поем у себя, — сказал Кадзэ, поднимаясь вверх по ступеням лестницы. — Скажи мне, когда еда будет готова. Я спущусь и заберу ее.
— Хорошо, — ответила бакалейщица.
Кадзэ заметил, что обе женщины чересчур внимательно смотрят на него. Ему стало не по себе. Они наверняка догадались о его самурайском прошлом и сожалели о том, что он так низко пал, став даже не ронином, а уличным комедиантом. Самурайская гордость Кадзэ взбунтовалась при мысли о том, что его жалеют, однако он сдержал себя. Долг велит найти девочку.
Поднявшись по лестнице, он вошел в свою комнату.
— Хотела бы я подняться вслед за ним, — заметила жена торговца, наблюдая за квартирантом.
— Тебе пришлось бы оставить местечко на футоне и для меня, — сказала служанка.
Обе рассмеялись.
— Если бы мой муж знал о моих мыслях, он бы меня убил, — сказала бакалейщица, глядя вверх. — Какой красивый мужчина! А какие мускулистые у него руки и плечи!
— Меня больше интересует другой его мускул, — прошептала служанка.
Хозяйка засмеялась и шлепнула ее по спине:
— Распутница!
— У меня-то нет мужа. Я строю глазки нашему жильцу с момента его появления здесь, но он так занят, что не обращает на меня никакого внимания.
— Он очень сильный. И грустный. Не знаю почему.
— Определенно он не всегда был уличным актером. У него хорошие манеры; такому обхождению на улице не научишься.
— Возможно, когда-то он занимал высокое положение в обществе.
— А вдруг это все из-за трагической любви? — предположила романтически настроенная служанка. — И он никак не может забыть ту женщину…
— Я помогла бы ему забыть ее, пока бездельник-муж тратит все время и деньги на игру, — хмыкнула бакалейщица.
Кадзэ понял, что в доме посторонние, еще задолго до того, как услышал чужие голоса. Он спал, положив руку на меч, и тут словно какая-то неведомая сила заставила его открыть глаза.
— Где этот червяк?
— Не знаю. Думаю, играет где-нибудь, — донесся голос бакалейщицы.
— Что? Играет?.. Он должен моему хозяину. Нам нужны деньги! Как он смеет где-то играть, после того как мы дали ему в долг?!
— Муж говорит, твой хозяин ведет нечестную игру. Он утверждает…
Последовал звук удара, а следом возглас удивления и боли. Кадзэ быстро вскочил на ноги, надел кимоно. Женщину пока не убивают, так что нет нужды бежать вниз в нижнем белье и с мечом в руках.
— Прошу тебя, не бей мою хозяйку! — послышался умоляющий голос служанки.
— Убирайся отсюда или тоже получишь!
Второй мужской голос.
— Слушай, может, займемся ими, чтобы поганец понял — мы не шутим? — раздался третий голос.
— Что ты имеешь в виду?
Вновь второй мужчина. Наверное, их там только трое. Кадзэ, затянув пояс кимоно, начал спускаться вниз по лестнице.
— Они не красавицы, но и не дурнушки. Не стоит ли…
Тут незнакомец заметил Мацуяму.
— Эй, а ты кто такой?
Да, их было трое. Двое имели при себе мечи. Значит, ронины. Третий человек не был вооружен, однако оказался на голову выше товарищей, мускулист и широк в плечах. Не исключено, что он силач из тех, что борются во время храмовых праздников.
— Я твой учитель по этикету, — сообщил ему Кадзэ.
— Учитель по этикету? Что за чушь!
Кадзэ вздохнул.
— Знаешь, почему ты нуждаешься во мне? Сначала ты бьешь окусаму, достопочтенную хозяйку дома, а теперь еще и мне грубишь. — Мацуяма покачал головой, одновременно оценивая силы противников. С мечом ему не составит труда разделаться с ними, однако он не хотел обнажать клинок. Эти люди еще не совершили такого, что заслуживает смерти. К тому же наличие трех трупов в доме непременно привлечет внимание властей. А Кадзэ не должен попадаться в руки стражников Токугавы. — Полагаю, мне предстоит большая работа, — промолвил он. — Вы все трое крайне нуждаетесь в уроке хороших манер.
— Уроке? О чем…
В этот миг Кадзэ напал на них.
Как все воины, он знал цену неожиданности в сражении. В древние времена самураи представлялись друг другу перед началом боя. Они сообщали свою родословную и перечисляли великие деяния предков. Если им приходилось участвовать в славных битвах, они и об этом говорили противнику. Затем, после продолжительного вступления и соблюдения всех формальностей, начинался бой.
Нынче столь высокопарный этикет давно забыт. И не без оснований. Великий Ода Нобунага победил армию, которая в двенадцать раз превосходила его собственную, неожиданно напав на нее. Теперь каждый воин понимает, что первый удар дает огромное преимущество. А Кадзэ был хорошим воином.
Не вынимая клинка из ножен, он опустил его на голову человека, с которым только что разговаривал. Ронин рухнул на пол с выражением крайнего удивления на лице. Его товарищ выхватил меч. Кадзэ уклонился, ударил нападающего ножнами по колену, и тот упал на бесчувственного компаньона.
На Кадзэ бросился силач, поднял самурая в воздух и ударил о стену. Держа его одной огромной рукой, второй рукой здоровяк попытался нанести Мацуяме удар в лицо. Кадзэ отшатнулся: кулак задел его ухо и с грохотом врезался в деревянную стену, пробив ее насквозь. Взвыв от боли, гигант попытался вытащить застрявшую руку.
Используя момент, Мацуяма ударил здоровяка ножнами между ног. Тот завопил, из глаз брызнули слезы. Самурай проделал то же самое еще раз, вырвался из лап ослабившего хватку гиганта и опустил ножны на его голову. Силач тяжело упал на колени.
Стараясь восстановить дыхание, Кадзэ обозрел поле боя. Один из противников потерял сознание, двое других оглушены и корчатся от боли.
Женщины наблюдали за происходящим с открытыми ртами.
Отдышавшись, Кадзэ проговорил:
— Если мы… продолжим урок этикета… то займемся этим… на улице. Трудно обучаться… дома.
Поздно вечером бакалейщик вернулся домой. В игре ему опять не повезло, и теперь предстояло думать о том, где взять денег для оплаты растущих долгов. Бедняга задолжал уже двум серьезным людям в Эдо. Играют обычно в вечерние часы, а ему нужно рано вставать, чтобы идти в лавку. Возможно, именно поэтому он делает неверные ставки, и дело вовсе не в невезении.
Его дом стоял на главной улице района. Раньше она освещалась фонарями, свет которых помогал клиентам находить распивочные заведения и лавки, работающие допоздна. Теперь же, за исключением одного заведения на углу, вся улица с наступлением вечера погружалась во тьму, и свет лился лишь из окна его дома.
Торговец не надеялся, что жена до сих пор не спит. Испытывая отвращение к увлечениям мужа, она давно перестала ждать его, как подобает благочестивым женам, и не грела рис, чтобы накормить супруга.
Подойдя к дому, бакалейщик понял, что свет льется из дыры, неизвестно откуда появившейся в стене. Испугавшись, он ускорил шаг.
— Тадаима! Я пришел! — закричал торговец, отодвигая дверь.
Он миновал маленькую грязную прихожую. Остальная часть дома построена на деревянной основе, стоящей над землей, а в прихожей можно присесть и снять сандалии. Несколько голов высунулись из-за перегородок и уставились на бакалейщика. Единственный, кто никак не отреагировал на его приход, — уличный актер, который недавно остановился в комнате наверху. Он спокойно пил чай, рядом с ним сидела жена бакалейщика, а служанка подавала еду. Хозяину, разумеется, не понравилось бы, что постояльцу оказывают такие почести, если бы он не увидел в комнате еще троих мужчин, которые сидели, широко расставив ноги, спиной к спине, связанные крепкой пеньковой веревкой.
