Елена Михалкова - Тайна замка Вержи
В конце концов маркиз де Мортемар ускакал, приказав напоследок сжечь тело ведьмы, даже если для этого потребуется перевести на костер весь проклятый лес. Слуги хором ответили «да, ваша светлость!». Однако стоило утихнуть топоту копыт, как старший бросил короткий взгляд в сторону мертвой колдуньи, чья окровавленная рубашка белела под завалами веток.
Кто надругается над ее телом, тот будет проклят! Все это слышали.
– Что его светлости-то скажем? – приглушенно спросил он.
– Что все сделали, как он велел, – после недолгого молчания ответил один из его товарищей.
И остальные молча кивнули. Верно, так и надо поступить. Кому охота, чтоб тебя прокляла колдунья Черного леса!
Трое мужчин, которым Гуго де Вержи приказал схватить Птичку любой ценой, засели в лесу, украдкой поглядывая в сторону, где был сложен погребальный костер для ведьмы. В это время Николь Огюстен шла по мосту, прячась за мощную шею коня Баламута.
Слугам предстояло рассредоточиться, как велел граф. Перекрыть подходы с трех сторон, чтобы заметить беглянку, откуда бы она ни появилась. Но чем дольше они сидели рядом, тем меньше им хотелось отходить друг от друга.
– Втроем-то помирать веселее, – натужно пошутил один и по тому, как широко и готовно заулыбались его товарищи, понял, что им тоже не по себе.
Долгое время вокруг них ничего не происходило. Не шелестела листва, даже беличий хвост ни разу не мелькнул в переплетении ветвей. «Видать, зверь пожара испугался», – говорили друг другу люди, и снова и снова повторяли одно и то же, пока сами не ощутили бессилие своих слов. Тогда они замолчали.
– Не объявится девка, – в сердцах шепнул один, когда тишина стала совсем невыносимой. – Что она, дура?
– Гарью несет аж до Божани, – поддержал второй.
Третий промолчал. Он хотел лишь одного: как можно дальше оказаться от этого места, и пропади она пропадом, обещанная награда. Того гляди, Черный ручей выберется из-под земли, а его монетами не задобришь.
Молчание все сильнее тяготило их. Но стоило кому-то произнести вслух ничего не значащее слово, как остальные вздрогнули: теперь звук испугал их еще сильнее. Не охотниками, посланными подстеречь жертву, а зверями ощутили они себя, не знающими, откуда придет опасность.
Не осознавая, что делают, они прижались друг к другу спинами, тревожно всматриваясь в глубину леса. В это время Николь Огюстен вступила под своды дубравы в одном лье от них.
– Что это там?
От почти беззвучного вопроса двое слуг вздрогнули, как от удара кнутом.
– Где?
– Что ты видишь?
– Чш-ш! Там…
Сперва ничего не происходило, как вдруг из-за дерева вышел черный пес. Постоял, глядя на людей, прижавшихся друг к другу, и сделал шаг в их сторону.
– Ведьма! – выдохнул кто-то, не в силах больше сдерживаться, и словно дождавшись условного сигнала, все трое вскочили и бросились бежать, оглядываясь на оборотня.
Николь Огюстен вышла с противоположной стороны на поляну.
Черный пес некоторое время следовал за беглецами, держась в отдалении. Но каждый раз, оборачиваясь, они видели его и мчались дальше, охваченные страхом, над которым граф де Вержи оказался не властен.
* * *Николь пришла в себя оттого, что в лицо ей ткнулось что-то мокрое. Она открыла глаза и увидела над собой собачью морду.
– Баргест!
Девочка с трудом поднялась, вцепившись в загривок пса. По тлеющим останкам дома расползались мягкие вечерние тени. Мертвая Арлетт лежала на земле у ее ног.
– Как ты мог выжить? – задыхаясь, спросила Николь. – Почему не защитил ее?
Пес вопросительно взглянул на нее. Но крик одноглазой Бернадетты отозвался в ее ушах, а за ним – слова, услышанные от Жермена перед тем, как она сбежала из замка.
«Его милость ускакал с отрядом час назад».
Пока она брела через лес, Гуго де Вержи добрался до лачуги Арлетт, и ничто не остановило его.
В приступе озарения Николь поняла, что никакое колдовство не хранило это место от чужих взглядов, никого не сбивало с пути. Мстительный дворянчик, про которого рассказывала Арлетт, не нашел ее лишь потому, что охотники водили его кругами. Кто по доброй воле выдаст единственную знахарку? Сегодня ты обречешь ее на смерть, а завтра жена твоя скончается родами, а тебя самого изведет болезнь.
Они просто-напросто обманули глупца. А Арлетт обманулась сама, решив, что дом колдуньи заговорен.
«Ох, мама! Ты верила в силу ведьмы, той, настоящей, а она просто исчезла, забрав у тебя то, что ей было нужно. Она не собиралась оберегать свое прежнее убежище. Тебя хранило не ее колдовство, а твоя собственная сила. Слишком многим ты помогла, вот никто и не выдавал тебя».
Пес заскребся лапой в траве рядом с откинутой в сторону рукой Арлетт. Николь наклонилась и подняла с земли испачканный в крови нож.
Она узнала его сразу, и вся картина случившегося открылась ее внутреннему взору, обострившемуся от потрясения. Она осознала, что граф и маркиз забрали бы колдунью с собой и мучили до тех пор, пока она не выдала бы им все тайны. Арлетт понимала это. Потому и предпочла смерть от собственной руки.
Наверное, она услышала топот приближающегося отряда слишком поздно. Должно быть, ей до последнего верилось в силу лесных чар, которые отведут от нее беду, а когда она поняла, что этого не произойдет, бежать было уже некуда.
– Ты успела только прогнать собаку, – прошептала Николь.
Конечно, Арлетт сделала это сама, иначе Баргест лежал бы сейчас рядом с ее телом. Но почему?
Николь повернула голову и наткнулась на умный взгляд желтых глаз.
«Она хотела, чтобы я не осталась одна».
Николь обняла пса, прижалась к нему, и судорога сухих, мучительных рыданий без слез скрутила ее.
– Будь ты проклят, Гуго де Вержи! И тот, кто привел его сюда!
Она вдруг вцепилась в Баргеста. Пес дернулся от боли и недоумевающе взглянул на нее.
– Привел? – повторила Николь. – Постой, постой…
Перед ее воспаленными глазами встал старик-викарий, скрючившийся на крыльце. Из горла Николь вырвался невнятный хрип. Она вскочила и заметалась по поляне, расшвыривая горелые доски.
То, что она искала, нашлось неподалеку от потайной землянки: дырявая шляпа с прорехами в подкладке. Николь с силой скомкала ее в руке – она вспомнила, чей голос слышала в замке, когда едва не потеряла камень. Теперь у нее не осталось сомнений, кто выдал ведьму.
– Баргест! Ищи!
Пес принюхался к шляпе, которую ему сунули под нос, и закружил по поляне. Его сбивал с толку запах дыма и смерти, пару раз он возвращался к козе, от которой несло кровью, и потерянно ложился рядом, но в конце концов его чуткие ноздри нащупали тонкую ниточку, уводящую в лес. Короткий лай известил Николь, что Баргест взял след.
Девочка бросилась за ним, но на полпути вернулась.
Она подняла нож, которым Арлетт убила себя, обтерла об рубаху и сунула за пояс. Опустившись на колени возле матери, Николь прижалась губами к ледяному лбу и сидела так, пока Баргест не заскулил за ее спиной. Тогда она поднялась и принялась стаскивать в кучу разбросанные поленья.
Когда погребальный костер был готов, Николь дотащила до него Арлетт. Тлеющие угли нашлись на месте сгоревшего сарая. Девочка раздула их и подожгла ветку, которую донесла до своего костра.
Занялось сразу и сильно. Пламя пробежало по золотистому дереву, рассыпалось бесчисленными огоньками на поленьях – и взметнулось вверх освобожденно и радостно.
Когда огонь подобрался к белым волосам Арлетт, Николь этого уже не видела. Она бежала за псом, ведущим ее по следу викария, и отблески иного пламени горели в ее глазах.
Глава 24
У старого Ансельма руки ходили ходуном, а нижняя челюсть непроизвольно клацала, будто черти развлекались, дергая ее за ниточки. Он уже и выпил для храбрости, и трижды проверил, задвинуты ли засовы, а трясучка не проходила. Хуже того, ему вдруг ни с того ни с сего пригрезилось, будто в животе у него сидит крошечный Ансельм, как ребенок в чреве матери, и колотится-бьется в ужасе, пытаясь выбраться наружу.
Тьфу, проклятая брага! Что только ни привидится с нее!
Викарий истово перекрестился. «Господи, обрати свой взор на жалкого червя у твоих ног, подскажи, как спастись!»
Вместо господнего гласа ехидный внутренний голос отозвался внутри него: «Не спастись тебе, дурень. Зря ты выдал ведьму графу де Вержи!»
Ансельм покаянно склонил голову. Что правда, то правда. Но ведь и сотня ливров на дороге не валяется! Он и решил, что награда – это перст господень, указующий: иди, мол, Ансельм, и приведи на мой суд грязную ведьму, погубившую невесть сколько душ, а заодно обогатись. Попутно и шею исцелил, а то уж собирался в петлю лезть от невыносимых мук.
Совесть не терзала старого викария, поскольку он понимал: добро приходит в этот мир разными путями, в том числе и через негодных людей. Не ведьма вылечила его, а сам господь!
– И дырявой сетью можно вытащить вкусную рыбу! – нравоучительно произнес Ансельм, сохранивший с давних времен привычку разговаривать с невидимыми слушателями. – Значит ли это, что можно не штопать дырявых сетей? Вовсе нет! В другой раз провидение пошлет тебе еще больше рыбы за твое старание!
