Елена Михалкова - Тайна замка Вержи
– Где она? – прогремел Мортемар.
– В земле, – спокойно сказала старуха, не пытаясь притворяться, будто не понимает его. – Хочешь найти ее – покопайся в брюхе могильных червей.
Жан Лоран остановился. Ведьма невозмутимо скрутила в жгут свою тряпку и выжала досуха.
– Что ты делаешь? – не удержался Гуго, подозрительно разглядывая белье в ее руках.
– Где камень? – перебил Мортемар. – Отдай его мне, и умрешь легко.
Ведьма усмехнулась:
– Про камень можешь забыть. В реку я его бросила.
– ВРЕШЬ!
От крика у Гуго заложило уши. Лошади, привязанные к деревьям, испуганно заржали и забились, пытаясь освободиться.
Ведьма тихонько засмеялась. Она была единственной, кого не застал врасплох оглушительный рев Мортемара.
– Горло-то не содрал? – сочувственно осведомилась она. – А то ко мне лечиться приходи. Я уж с тебя много не запрошу, так и быть.
В ответ на ее смех маркиз тоже растянул губы в улыбке.
– Шутить любишь? У нас говорят: живем-то мы шутя, а умираем взаправду.
– Верно, – вздохнула старуха. – А лучше было б наоборот.
Насмешливые зеленые глаза остановились на Гуго, и в этот миг он с небывалой остротой ощутил, что они вовсе не хозяева положения. Необъяснимое чувство! За их спинами двадцать человек с обнаженными мечами, да и сам Мортемар способен легко свернуть ей шею без всякого оружия. Не станет же она отбиваться голыми руками!
– Ты спросил, что я делаю, – мягко улыбнувшись, сказала ведьма, обращаясь к нему. – Не хочу после себя грязное оставлять. Уходить надо из чистого дома.
Она помолчала и добавила спокойным голосом, лишь немного повысив его:
– И знайте: кто надругается над моим телом, тот будет проклят на веки вечные!
Солдаты начали переглядываться: от угрозы, непонятно к чему относившейся, им стало не по себе.
– Взять ее, – сухо распорядился Мортемар.
Улыбка исчезла с губ старухи, взгляд скользнул над их головами и устремился куда-то вверх, за вершины дубов, где в густую небесную синеву окунались тысячи отсвечивающих золотом листьев, словно множество крошечных солнц. Лицо ведьмы стало строгим и отрешенным, и тогда граф наконец все понял.
Он метнулся к ней, но опоздал. Из рукава ведьмы вылетело, сверкая и блестя в лучах, короткое лезвие, и этим лезвием она молниеносно ударила себя с размаха в сердце.
Сперва ничего не произошло. У Гуго даже успела зародиться безумная надежда, что это лишь очередная насмешка глумливой старухи. Но затем колдунья без единого стона рухнула на колени, постояла, качаясь из стороны в сторону, и повалилась на землю как сноп, а они стояли вокруг ее тела, онемев, не желая верить, что она так легко и просто обманула их и сбежала туда, откуда уже не даст им ответа ни на один вопрос.
Живем мы шутя, а умираем взаправду. Но старуха своей смертью сыграла над ними такую злую шутку, какую вряд ли доводилось ей выкидывать при жизни.
Конечно, они перевернули все в поисках камня. Мортемар сорвал с петель дверь, расшвырял полки, обнюхал каждую щелочку в стенах. Он своими руками вспорол брюхо несчастной козе и рылся в ее внутренностях, когда кто-то из слуг робко напомнил, что ведьмы обладают умением скрывать клады в живых зверях.
Все напрасно.
– Ты знаешь!
Гуго де Вержи вздрогнул. Он глубоко погрузился в свои мысли и не сразу смог перенестись из лесного пожарища в разгромленную залу.
– Простите, ваша светлость?
– Ты знаешь, почему она убила себя, – убежденно повторил Жан Лоран. Он понемногу приходил в себя, и к нему возвращалось его звериное чутье, отказавшее при встрече с ведьмой. – Говори!
Гуго вздохнул и покорился неизбежному.
– Старуха защищала девчонку, ваша светлость, – нехотя сказал он. – Пытками мы бы выбили из нее всю правду. Она боялась, что не сможет хранить молчание.
– Ты хочешь сказать… – Мортемар даже привстал, – она солгала, и девка жива?
– Я не вижу другого объяснения.
– Но это означает…
Мортемар замолчал. Гуго догадывался, что, когда мысль Жана Лорана проделает тот же путь, что и его собственная, маркиз захочет разбить что-нибудь еще, а единственным, что осталось неповрежденным в изуродованной зале, является он сам, Гуго де Вержи.
– Она вернется! – заключил Мортемар.
Он выпрямился, багровея на глазах, схватил Гуго за грудки и поднял с такой легкостью, словно граф был куклой:
– Ты слышишь?! Девка вернется туда, увидит труп и скроется! Навсегда!
С каждым словом он встряхивал его, точно пустой мешок. Граф пытался что-то сказать, но Мортемар не слушал.
– Новолуние уже послезавтра! – ревел он. – А мы упустили последнюю возможность поймать ее!
– Ваша светлость…
– Кронос и Марс соединятся! Раз в двадцать лет!
– Выслушайте, ваша светлость…
– Осталось всего два дня!
– Там мои люди! – заорал в лицу маркизу потерявший терпение Гуго.
Мортемар разжал пальцы, и граф едва устоял на ногах.
– На поляне устроена засада, – уже спокойнее повторил Гуго де Вержи. – Трое моих лучших людей дожидаются ее возвращения. Если Птичка появится, они ее схватят.
Маркиз перевел дух и отступил от Гуго на несколько шагов.
– Почему мне не сказал? – хмуро спросил он, и граф понял, что худшее позади.
– Вы бы пожелали остаться.
– И что же? – нахмурился Мортемар.
Гуго не стал прибегать к льстивым уловкам, он слишком устал для этого.
– От вас было бы больше вреда, чем пользы, ваша светлость.
Маркиз кивнул и скользнул рассеянным взглядом по комнате, напоминавшей поле битвы великанов. Гуго знал, о чем думает Жан Лоран. Пройдет сегодняшний день, от которого осталась всего треть, истечет завтрашний – и грядет час, которого они так долго ждали. Но без камня сход двух великих планет останется для них лишь редким астрономическим событием, которое никак не отразится на их собственных судьбах.
Впрочем, нет. Если их ждет неудача, они либо канут в безвестность, либо бесславно закончат свои дни на плахе после того, как королевский судья зачитает приговор. Неизвестно, что хуже.
Жан Лоран отлично понимает это, а значит, от него можно ожидать только новых вспышек бешенства. Маркиз в гневе неудержим. «Господь всемогущий, остановись! – взмолился Гуго. – Ты слишком много обрушил на меня. Смерть Алисы и Элен, крушение надежд… И в довершение ты посылаешь мне еще одну неослабную тревогу».
Но оказалось, что Гуго недооценил маркиза де Мортемара.
– Два дня, – протянул Жан Лоран. – И мы упустили ведьму. Единственная нить к девке…
Он задумчиво погладил ладонью гладкий подбородок.
– Знаешь, Гуго, у испанских моряков есть одна молитва. Перед долгим плаванием они говорят: «Пусть меня бог спасет от тихих вод, а с бурными я и сам справлюсь». Мы долго плыли с тобой, мой друг, и наше плавание подходит к концу. Берег ли там или скалы, нам неведомо. Но воды бурлят, а это значит, что бог все еще на нашей стороне.
Он усмехнулся, похлопал опешившего Гуго по плечу и направился к опрокинутому столу, намереваясь вернуть его на место.
Не позволив Мортемару остаться в засаде возле пепелища, Гуго де Вержи совершил огромную ошибку. Маркиз не боялся ведьм и умел вселять бесстрашие в испуганные сердца одним своим видом. Но слуги, которым граф приказал караулить в лесу, не были ни храбрецами, ни фанатиками. Они были обычными людьми, и когда исчез воодушевлявший их пример, страх вернулся.
Его усиливала близость ведьмы.
Тело ее лежало под завалами хвороста и поленьев, приготовленных для костра по требованию Мортемара, возжелавшего сжечь труп колдуньи. Слуги живо натаскали сухих ветвей и приволокли упавшие стволы, но вот беда: огонь отказывался разгораться. Сколько ни раздували, пламя неохотно вспыхивало, облизывало желтые можжевеловые иглы и затихало, как раненый зверек.
Тогда срубили несколько деревьев, решив, что они-то уж наверняка не пропитаны сыростью земли. Мортемар лично высек искру и подпалил безжизненную дубовую ветку с хрустящими коричневыми листьями. Листья затрещали, занялись, огонь охотно пробежал по коре… Но стоило подсунуть ветку под сложенные поленья, он взвился синим, зашипел и сник.
«Отсырело!» – заявил граф де Вержи. Все остальные промолчали, отведя глаза. Оно конечно, ночью дождь прошел… Да только день давно перевалил за середину, а солнце шпарит так, что лес, того гляди, сам загорится.
А главное – хибару-то ведьминскую спалили! Его светлость так усердствовал, поджигая дом со всех сторон, что кое-кто тайком перекрестился: ох, не случилось бы пожара! Вон какие дубы невиданные высятся со всех сторон, такой займется – не потушишь! Пойдет гулять по лесу красный язык – всех подъест: и деревья, и зверей, и людей заодно.
Однако поляна оказалась заговоренной. Стоило разбушевавшемуся огню пересечь невидимую черту между лачугой и лесом, как он сам собою утих, рассыпался искрами в траве и только злобно сверкал оттуда красными угольками. Жутковатое зрелище, будто кто остановил его.
