Оливер Пётч - Дочь палача и дьявол из Бамберга
Напряженное настроение чувствовалось и здесь, среди толпы. Вот и сейчас двое молодых подмастерьев перед Магдаленой переговаривались вполголоса, то и дело оглядываясь, чтобы не подслушали.
– …и Римера Йекеля, этого пьяницу звонаря, тоже забрали сегодня утром, – прошептал один из них. На нем была характерная для плотогонов высокая шляпа. – Говорят, пономарь в церкви Святого Мартина видел его ночью на кладбище. Тот, мол, откапывал покойников, чтоб потом сожрать!
– Брр! – Второй с отвращением помотал головой. – Лишь бы все прояснилось, пока весь город с ума не сошел…
– Э, ты что ж это хочешь сказать? – спросил недоверчиво плотогон. – Ты, значит, не веришь в этого оборотня?
– Верю, конечно, – заверил его второй. – Просто, ну…
Он еще с трудом подбирал слова в тот момент, когда на мосту протрубили в рог. Толпа заликовала, и парень испытал явное облегчение, сумев уйти от ответа.
– Смотри, епископ наконец едет! Вот так лошади у него, давно я таких не видал…
И действительно, послышался стук копыт, и в скором времени с моста съехала карета, запряженная шестеркой лошадей. Посеребренная сбруя поблескивала в лучах осеннего солнца, на головах ведущих лошадей развевались плюмажи.
– Мама, мама! – крикнул Петер. – Смотри, там едет кайзер!
Магдалена улыбнулась:
– Не совсем кайзер, Петер. Но не менее богатый и могущественный. Это епископ Вюрцбурга, настоящий курфюрст. Он наравне с другими решает, кто будет королем в Германии.
– Я тоже хочу посмотреть на курфюрста! – крикнул Пауль, сидевший на нижней ветке так, что толпа загораживала ему вид.
Он забрался чуть выше, отчего Магдалене стало немного не по себе. Потом женщина все же продолжила наблюдать за происходящим.
«Они растут, – подумала она. – Видимо, придется с этим смириться».
Впереди и позади повозки ехали ландскнехты в сверкающих нагрудниках. Один из них держал в руках знамя с гербом епископа. Затем следовало несколько небольших повозок, в которых, вероятно, ехали простые клирики и придворные. Когда карета прокатила мимо Магдалены, она успела увидеть мужчину преклонных лет с бородой и длинными седыми волосами. Он милостиво улыбнулся и помахал правой рукой из окна.
Ликование усилилось, когда ландскнехты стали бросать толпе мелкие монеты из мешочков. Подмастерья перед Магдаленой тоже поймали несколько медяков.
– Слава епископу, ура! – прокричал плотогон. – Слава курфюрсту!
Но когда карета проехала дальше, он с недовольным видом повернулся к своему приятелю:
– Совсем он жадный стал. В прошлый раз даже гульдены были. А теперь посмотри – несколько жалких крейцеров, ха!
– Гульдены и дукаты достанутся нашему епископу, – усмехнулся второй в ответ. – Чтобы он достроил наконец свою резиденцию на Домберге. Говорят, Иоганн фон Шёнборн не только ради удовольствия приехал. Он собирается снова одолжить Ринеку кругленькую сумму.
Плотогон попробовал на зуб одну из монет.
– Но и развлечений его ждет немало. Слыхал? Сегодня будет сразу два представления! Да, ночка будет долгая…
– Если оборотень не сграбастает сразу двух епископов.
Приятели со смехом удалились, и Магдалена вдруг почувствовала, как вся ее радость улетучилась. Разговор вновь напомнил ей о предстоящей ночи. К горлу подступил комок. Подействует ли снотворное? И успеет ли отец приготовить порох? Утром Симон снова ходил к Самуилу, чтобы забрать последние ингредиенты. Наверное, он и сейчас помогал палачам замешивать взрывоопасную смесь. Проказливым детям там теперь явно не место.
Неожиданно для себя Магдалена решила навестить Катарину, чтобы немного утешить ее. Симон говорил, что она по-прежнему сидела дома и горевала из-за расстроенной свадьбы.
– Хотите навестить тетю Катарину? – спросила она мальчиков и заговорщически им подмигнула: – Как знать, может, она и сегодня сварит вам манную кашу с медом…
Ей не пришлось повторять дважды. Петер и Пауль были в восторге от ласковой Катарины, и в особенности от ее кулинарных талантов. Проворно, как белки, мальчики слезли с дерева, и все трое стали протискиваться сквозь толпу, которая уже начинала редеть. Только издали, где еще проезжал епископ, доносились ликующие крики.
Через некоторое время они перешли мост у ратуши и вскоре оказались перед домом Хаузеров недалеко от Песочных ворот. Дверь им открыла сама Катарина. Глаза у нее были заплаканные, но при виде детей губы ее растянулись в улыбке.
– Петер, Пауль! Вот так радость! Проходите, я как раз испекла немного пирожков с яблоками. Вам понравится!
В доме действительно стоял чудесный аромат яблок и топленого масла. Дети с радостными воплями ринулись на кухню, и Катарина выложила им на блюдо целую гору сладких пирожков. Пока ребятня сидела с набитыми ртами за столом, у Магдалены появилась возможность спокойно поговорить с Катариной.
– Когда мне грустно, я часто стою у очага, – сказала та с едва заметной улыбкой. – Готовка лучше всего отвлекает меня от забот. Можете заходить почаще.
– Ты не представляешь, как мне жаль, что так вышло со свадьбой, – ответила Магдалена и заботливо взяла Катарину за руку. – Мы в любом случае задержимся в Бамберге. Если никак иначе не получится, то отпразднуем в узком кругу.
Катарина кивнула.
– Я… я очень ценю вашу поддержку, спасибо.
Она уставилась прямо перед собой. В наступившем молчании слышалось лишь чавканье детей.
– Знаешь, как долго я ждала этой свадьбы? – проговорила наконец Катарина тихим голосом. – Для многих горожан я была уже старой девой, которой уже не найти жениха. Слишком старая, слишком толстая… – Она вздохнула: – Да, в свое время было несколько парней. Но когда все становилось серьезно, они исчезали.
– А потом? – спросила Магдалена.
– Потом появился Бартоломей. – Катарина улыбнулась, и глаза ее наполнились добротой. – Мы познакомились на рыбном рынке, он предложил мне донести тяжелую корзину. Многие обходят его стороной – он же палач, и никто не хочет иметь с ним дела. Но я увидела, какой он на самом деле. Бартоломей иногда очень участлив, представляешь?
Магдалена рассмеялась:
– При мне он это хорошо скрывает. Но ты-то его лучше знаешь.
– Да… верно. – Катарина потерла толстые, липкие после готовки пальцы и опустила глаза. – Сначала все были против этой свадьбы. Отец, друзья… Выйти за палача – что может быть хуже! Лучше умереть старой девой… Но я никого не слушала, даже отца. В конце концов он, похоже, смирился. – Она печально улыбнулась. – Я даже уговорила его устроить пышное торжество. Хотя Барт с самого начала этому противился. Говорил, что не желает лишний раз пересекаться с родственниками. Но знаешь что? – Она подмигнула Магдалене. – По-моему, в итоге он был горд, что смог показать брату, чего добился. Большой дом, брак с дочерью секретаря, хорошее приданое, пышная свадьба… – Тут тяжелый вздох вырвался из ее груди. – Хотя с последним уже вряд ли что-то получится.
Они снова помолчали. Потом Магдалена спросила:
– А твой отец ничего не добился от Совета? Он же хотел поговорить с ними еще раз.
Катарина покачала головой:
– Ему, видимо, было пока не до этого. Он сейчас вообще постоянно в своих мыслях витает. В том смысле, что в последние недели он почти не выходил из своего кабинета, потому что ему поручили заново переписать какие-то документы. Я к этому уже привыкла. Но со вчерашнего дня из него и слова не вытянешь. Постоянно уходит из дома и не говорит мне, куда. Хотелось бы мне знать, что с ним такое творится… Сегодня утром я заходила к нему в кабинет, хотела прибраться. Видок там, доложу я тебе, такой, как будто ураган прошелся! Но отец меня просто выставил и даже не посмотрел в мою сторону.
Магдалена вспомнила о том, что Симон рассказывал ей о Хаузере. Возможно ли, что его рассеянность как-то связана с их вчерашним разговором?
– Симон вчера был у твоего отца, – осторожно начала она. – Он узнал, что Иероним был секретарем во времена тех судов над ведьмами. Может, вся эта история с оборотнем что-то в нем всколыхнула?
Катарина задумчиво склонила голову.
– Хм, вполне возможно. Меня тогда еще не было, но я знаю, что он очень тяжело все это переживал. Мне кажется, иногда ему еще снятся пытки, на которых ему приходилось присутствовать, чтобы вести протокол. Тогда он кричит во сне. Но говорить об этом не хочет. – Она пожала плечами: – Как, кстати, все пожилые горожане. Как будто хотят вычеркнуть из памяти все, что тогда произошло.
– Симон говорит, что после их разговора видел твоего отца в архиве, – продолжала Магдалена. – Может, он искал там что-нибудь? Что-то связанное с теми событиями?
