Элизабет Редферн - Золото Ариеля

— Не говоря о принце Генрихе, — сказала она.

Он быстро посмотрел на нее.

— Да. Не говоря о принце.

— Бедный сэр Уолтер.

Она сжала руки и медленно склонила к ним голову — это движение он тоже хорошо помнил.

— Если это заговор, значит, я попала в неприятное положение, да?

— Нет, — сказал он. — Нет! Вы всего лишь друг Рейли, ни о чем не осведомленный. Он попросил вас отнести письмо старому товарищу, вот и все. Вам не нужно бояться. Вы скоро будете свободны.

Она откинула волосы со лба и сказала:

— Откуда вы знаете? Когда вы сегодня ночью расскажете все Нортхэмптону, предложит ли он защитить меня? В знак расположения к вам?

Она подошла к огню и повернулась к Неду спиной, крепко сжав руки.

— Кейт, — сказал он, — я не горжусь своей связью с Нортхэмптоном. Но он могущественный человек. Мне нужно было его покровительство, если я хотел благополучно вернуться в Англию.

Она все еще не хотела встречаться с ним взглядом.

— Зачем было утруждать себя возвращением? Спустя столько времени?

— Потому что я услышал, что у вас родился сын.

Теперь в глазах ее появились слезы.

— Ты уехал, Нед, так неожиданно. А потом от тебя не было никаких, никаких вестей.

— Я узнал, что ты вышла замуж за Пелхэма, — сказал он.

— Мне ничего другого не оставалось.

— Наверное, как и мне оставалось только снова начать работать на Нортхэмптона. Но это не то, что ты думаешь, Кейт. Те дни давно миновали. Они миновали, когда я встретил тебя. Я хотел одного — увезти тебя и Себастьяна далеко отсюда, от Пелхэма, от Нортхэмптона…

— Не стоило тебе так рисковать. Здесь тебе грозит опасность.

— С этим я как-нибудь справлюсь, — с горечью сказал он. — Справлюсь лучше, чем с сообщением о том, что ты вышла за Пелхэма.

Она раскинула руки жестом бессилия, отчаянья.

— Когда умер отец, я осталась одна и без всякой помощи. Френсис часто навещал меня. Он всегда считал себя другом моего отца. Он предложил помочь мне с отцовскими делами. Сначала я ему отказала. Я просила его не приходить. Но когда ты оставил меня, я была слаба, я испугалась. Я никак не думала, что ты когда-нибудь вернешься.

— И к тому времени ты поняла, что беременна. Кейт, тебе следовало сообщить мне. Я бы вернулся.

— Да здесь тебя ждала тюрьма, а может быть, и смерть? Конечно, ты не мог вернуться. Но я была одна, Нед, я ждала ребенка, а Пелхэм был моей единственной надеждой, единственной защитой. Я воспользовалась им. Я.

Нед притянул ее к себе. Он коснулся синяка у нее на щеке и сказал:

— Я убью их за это, за то, что они посадили тебя сюда.

Она попыталась улыбнуться, но задрожала в его объятиях.

— Ах, Нед, Нед, ты ничуть не изменился, да? Ты только снова окажешься в изгнании. Или тебя убьют.

— Мне все равно, — сказал он. — Кто ударил тебя? Кто-то из тюремщиков? Или судьи?

Она прошептала:

— Это Френсис.

— Придется убить его, — сказал он.

— Он был взволнован; его тревожит все то, что ему приходится делать в новой должности.

— Разве это оправдание?

Она покачала головой. Он снова привлек ее к себе и стал убаюкивать, целуя в лоб.

— Я люблю тебя, — сказал он. — Я всегда любил тебя. И никого больше.

Нед услышал, что стражник стучит в дверь. Он обнял ее еще крепче.

— Когда тебя освободят, — прошептал он, — как только все это кончится, мы уедем все вместе, за море, в безопасное место. Ты, я и Себастьян.

Она улыбнулась и вытерла глаза носовым платком.

Он оставил ее, улыбнувшись в ответ. Но когда стражник вывел его в мрачный коридор и запер дверь ее темницы, на сердце у него было тяжело.

Теперь он знал, что потрепанное письмо, которое лежало в его дублете, было тем самым письмом, которое Ди написал Рейли — Ариелю, чтобы сообщить ему о некоем рискованном заговоре с целью освободить его и предположительно низвергнуть короля, подняв мятеж по всей стране. Еще до конца года.

Сегодня двадцать третье декабря. А Кейт по неразумию оказалась замешанной в дело, которое может оказаться таким же смертоносным, как Пороховой заговор, имевший место четыре года назад. И он тоже замешан в этом деле.

32

Когда он (алхимик) ожидает за свои труды награду — рождение золота, молодости и бессмертия, потратив на это огромное количество времени и денег, старый, оборванный, богатый только нищетой, и такой нищий, что готов продать душу за три фартинга, он в конце концов ступает на дурной путь.

— Я был там, — признался старый моряк, придвигаясь ближе к Неду и вынимая из зубов, желтых от табака, глиняную трубку. — Я был там, на корабле Рейли.

Выйдя из тюрьмы, Нед быстро пошел по Кэндлвик-стрит к набережной Вул, где в многочисленных тавернах собирались матросы. Он расспрашивал, не помнит ли кто-нибудь морской битвы при Кадисе, тринадцать лет назад, и нашел пожилого моряка, известного своими воспоминаниями.

Он рассказал Неду, как Рейли и Эссекс сожгли испанские суда, стоявшие на якоре в этом огромном порту.

— Все их огромные галеоны, — сказал он, и его обветренное лицо посветлело. — Казалось, будто горит само море. Испанцы были разбиты. Солдаты Эссекса пошли в Кадис и разграбили его. Люди Джонсона носили добычу на корабли мешками.

— Это был Альварик Джонсон?

— Он самый. Рейли называл его своим самым верным товарищем. Для Рейли они принесли особые подарки из разграбленного города, потому что все его любили. Золото и драгоценности, еда и напитки… В ту ночь мы пировали и пили прославленное золотое вино Кадиса.

— Значит, золотое вино на самом деле существует?

— Ясное дело, — сказал старый моряк, облизываясь при воспоминании. — Там были полные бочки. Их принесли из губернаторского дворца. Тебе в жизни не попробовать вина вкуснее.

Нед выпил с моряками эля и еще послушал их воспоминания, потом пошел к дому, на небе собрались ночные облака, и снова полил дождь.

«Золотое вино еще есть, и ждет, чтобы его выпили…»

Что же затевалось? Что слышал Ди и что он пытался сообщить Рейли в своих письмах?

Кучка пьяных подмастерьев направлялась домой по Олд-фиш-стрит. Он шагнул в сторону и снова вспомнил рассказ Робина о повозке с пушкой, которую под руководством Ловетта тайком перевозили с реки в направлении Тауэра. Логово Альварика Джонсона находилось недалеко оттуда, на Беруорд-лейн.

Он знал еще одного человека, который живет под сенью Тауэра, на Крэб-лейн. Это был помощник испанского посла Фабрио, который взял на себя большую часть обязанностей своего начальника — старый посол Зунига, здоровье которого сильно пошатнулось и который боялся чумы, уехал далеко от Лондона в городок Хайгейт. «Скорпиона выкурят из его логова. Ариель снова восстанет…»

Он представил себе, как станет объяснять Нортхэмптону, что узнал и что подозревает. «Я еще не убил Ловетта, потому что у меня есть письмо к человеку по имени Ариель. Поначалу кажется, что в нем идет речь об алхимии, но я думаю, что в нем излагается план, как убить короля. Думаю, что Ловетт замешан в этом заговоре, но, наверное, он — всего лить один из многочисленных, очень многочисленных его участников. Возможно, он просто подчиняется приказаниям…»

Приказаниям принца Генриха?

Завтра вечером, в Рождественский сочельник, он должен встретиться с Сарой Ловетт в Сент-Джеймском дворце. Завтрашний вечер, казалось, наступит очень и очень нескоро.

Он провел рукой по лицу, смахнул дождевые капли, и задумался — существует ли кто-то, кому он может доверять.

Едва он миновал Флитский мост, как убедился, что за ним следят. Неловко, по-любительски. Он прошел еще немного, потом быстро шагнул в дверной проем и вжался в темноту. Когда шаги приблизились, шлепая по грязи и лужам, он выскочил из своего убежища, толкнул преследователя к стене и приставил нож к его горлу.

Человек заскулил от страха. Он был средних лет, тощий, кожа да кости, одетый в старый пурпурный дублет и плащ, потрепанный и промокший. Его волосы выцветшего рыжего цвета висели из-под шляпы жидкими прядями.

— Не убивайте меня! — проскулил он, от него разило спиртным. — Вы меня не помните, мастер Нед? Мы часто пили вместе в Праге. Я услышал, что вы вернулись в Лондон, и я вас искал, везде искал.

— Лазарь, — тихо сказал Нед, убрал нож и покачал головой в задумчивости. — Лазарь, шотландец из Праги. Не могу себе представить, зачем это вам понадобилось искать меня. Где вы прячетесь? Зачем вы вернулись?

— Тоска по родине, — сказал шотландец, почесывая нос.

— Значит, в Праге вам показалось слишком жарко, да? Я помню ваш трюк с оловянной миской, натертой свечным воском.

— Ну да! — вздохнул Лазарь. — Трансмутация. Этот трюк всегда производил впечатление.