Мальтийский крест Павла Первого - Наталья Николаевна Александрова
— Ладно, понял. Ты, главное, сам у нас под ногами не мешайся, держись сзади. И на всякий случай надень броник.
— Что?
— Бронежилет, тундра.
— А, нет, я в нем себя неловко чувствую.
— Ага, это с пулей в печени неловко, а в бронежилете — самое то! Пошли, ребята!
Оперативники вслед за своим командиром двинулись по тропинке. Муравьев шел в хвосте группы, невольно любуясь бесшумной слаженностью их движений.
Тропинка свернула, и впереди из зарослей показалась готическая часовня.
— Первый ориентир! — вполголоса произнес командир группы.
Муравьев заметил над входом в часовню восьмиконечный крест — такой же, как на перстне императора. Позади часовни в густой траве виднелось несколько источенных временем и непогодой надгробных памятников.
Пока описание той журналистки вполне соответствует действительности…
Муравьев пригляделся к одному из памятников, прочел полустертую надпись.
Вычурными готическими буквами на камне было выведено имя — Кондратий Левенберг. Ниже можно было с трудом прочесть цифры, даты жизни. И на этом камне тоже был высечен такой же крест, как на часовне. Мальтийский крест…
На соседних надгробиях стояли другие имена, но фамилия была та же самая — Левенберг. И на каждом камне был высечен такой же крест с расширяющимися, раздвоенными концами.
Все так, как сказала Вера, — судя по всему, здесь находилось семейное кладбище этих самых Левенбергов.
— Второй ориентир! — проговорил начальник опергруппы.
Муравьев миновал могилы, раздвинул кусты и наконец увидел старый дом.
Двухэтажный дом с мезонином и большой застекленной верандой, правда, бо́льшая часть цветных стекол была выбита. Большая старая пригородная дача…
Муравьев подумал, что в таком доме и около него можно снимать кино — какой-нибудь фильм по Чехову или Бунину. Несколько интеллигентных мужчин слоняются по дому, обсуждая философские проблемы, в окружении равного количества молодых интересных женщин… Женщины все как одна красавицы, в белых платьях и широкополых шляпах. Мужчины все с аккуратными бородками и тоже в белом. И горничная в кружевной наколке накрывает чай на веранде. Самовар медный, варенье обязательно из вишен из своего сада… Черт, о чем это он думает?
У начальника опергруппы были другие заботы.
Не говоря ни слова, одними жестами он распределил своих подчиненных по лужайке вокруг дома — кто-то зашел сзади, кто-то встал возле окон.
Сам командир подошел к крыльцу.
Он встал сбоку от двери, выждал несколько секунд и резко ударил по дверной ручке прикладом автомата, потом дернул ее на себя и отскочил в сторону.
Впрочем, ничего не произошло.
Тогда он бросил в дверной проем гранату.
Изнутри грохнуло, полыхнул ослепительный свет, от которого у Муравьева потемнело в глазах, хотя он стоял вдалеке.
«Светошумовая граната», — вспомнил Муравьев знакомое словосочетание.
Выждав несколько секунд, командир опергруппы ворвался в дом, оттуда донеслись тяжелые шаги и громкие выкрики:
— Чисто!
— Ты что, сдурел? Это же свои!
— Чисто!
— И здесь чисто!
Муравьев вышел на поляну, пошел к крыльцу, настороженно оглядываясь по сторонам.
На крыльце появился командир опергруппы в сопровождении нескольких бойцов.
— Никого! — сообщил он разочарованно. — Птичка улетела, гнездо остыло!
В это время из соседней рощицы появилась старушка с жизнерадостным фокстерьером на поводке. Она с интересом разглядывала оперативников.
— Это что, ребятки, вы кино здесь снимаете? — проговорила она. — Когда показывать будете? По какому каналу? Мы с Ромуальдом непременно посмотрим… мы любим остросюжетное…
Фокстерьер тявкнул, подтверждая ее слова.
— Бабушка… — обратился к ней Муравьев, и тут же поправился: — Женщина, вы в этом доме кого-нибудь видели?
— В этом доме-то? Да нет, ребятки, тут уже лет двадцать никого не было, ни одной живой души.
— А раньше что здесь было?
— А раньше-то… раньше здесь библиотека была районная, я в нее записана была.
— Б-библиотека?
Старушка с собачкой удалились по своим неотложным делам.
Муравьев почувствовал спиной чей-то пристальный, неотступный взгляд.
Он обернулся и увидел командира опергруппы. Тот стоял, сложив руки на груди, и мрачно смотрел на Муравьева.
— Районная библиотека, значит? — проговорил он после длинной, тяжелой паузы. — Ты туда что, книгу какую-то вовремя не отдал и тебя лишили читательского билета?
— Ну извини… у меня была надежная наводка… я был уверен… не сомневался…
— Не сомневался он! Нас, между прочим, в другом месте ждали, а мы тут ерундой занимались по твоей милости!
— Ну извини… — повторил Муравьев, опустив глаза. — С кем не бывает… у меня была информация…
— Имей в виду — следующий раз проверяй свою информацию! Как следует проверяй!
Командир развернулся и пошел в сторону, сердито отмахиваясь от разрезвившихся комаров. Муравьев только вздохнул, глядя ему вслед; то ли еще скажет ему начальство.
Утром в редакционном коридоре я столкнулась с Порфирьичем. Он с хрустом грыз большую морковку. Проследив за моим взглядом, Порфирьич пояснил:
— Очень полезно для зрения. А у тебя-то как дела? Что-то у тебя вид расстроенный.
— Порфирьич, миленький, ты ведь просто волшебник по части фотографии…
— Ну, это ты, конечно, преувеличиваешь… по интонации чувствую, что тебе что-то нужно?
— Я сфотографировала страницу книги, чем-то залитую…
На всякий случай я не стала ему говорить, что страница залита кровью. Не хотела его отпугнуть. Хотя нашего Порфирьича ничем не возьмешь, все же пойдут вопросы, а мне и ответить пока нечего.
— Можешь как-нибудь ее прочитать? Увеличить контрастность, ну или что там еще можно сделать?
— Ну покажи, что там у тебя.
Я показала ему на телефоне фотографии страницы из книги Бидермайера.
Порфирьич посмотрел так и этак, потом сказал:
— Ну пойдем в лабораторию. Может, что-то и смогу сделать.
У Порфирьича была в редакции собственная маленькая комнатка без окон, где он колдовал над своими фотографиями. Эту комнатку он называл лабораторией и никому не позволял в нее входить. Так что это приглашение меня удивило и обрадовало.
Мы вошли в лабораторию, Порфирьич выключил обычный верхний свет и включил красную лампу, при свете которой все стало каким-то непривычным, таинственным, и сам Порфирьич сделался похож на колдуна из сказки или средневекового чернокнижника.
Он поколдовал над моим телефоном, перенес снимок залитой кровью страницы на проектор слайдов и направил его на большой экран. Затем стал надевать на проектор разноцветные светофильтры.
Изображение на экране становилось то темнее, то светлее, оно меняло цвет, и вдруг сквозь темное пятно проступили едва различимые буквы печатного текста.
Порфирьич еще что-то подкрутил, увеличил контрастность изображения и наконец проговорил:
— Ну вот, пожалуй, это все, что я могу сделать.
Я вгляделась в экран — и смогла, хоть и с трудом, прочесть несколько строчек текста.
«Так называемый Малый церемониальный перстень. Несмотря на название “Малый”, этот перстень играл очень большую роль в ритуалах Ордена.
