Валентин Лавров - Блуд на крови. Книга первая

— И то, чего тут киснуть? — заговорили те, кто минутой прежде желал расправиться с Янкелями. — А вон и капитан Денисов верхами скачет, с ними конные! Аида, братва, по домам.

Шкляревский и все остальные должностные лица направились к дому Янкеля.

РАСПЯТИЕ

Шкляревский, образованный русский офицер, выбившийся в люди из солдатской семьи, не верил, что тихий и безобидный Янкель мог пойти на кровавое преступление. Это было тем более невероятно, что между Савелием и Клеопатрой сложились дружеские отношения.

«Но, — размышлял следователь, — жизнь порой такие сюрпризы преподносит, что диву даешься! А религиозный фанатизм — страшная сила!»

…В опустевшем доме Янкеля было бедно, сыро, неуютно, как в склепе. Обыск ничего не дал. Савелий, вздымая затекшие руки к небу (несколько часов он был связан), голосил:

— Какое глупое дело случилось! Вы, право, вызываете во мне недоразумение! Где мертвый Костя? Спросите меня об чем-нибудь полегче. Я всегда был невыразимо доверчив к людям, за что и страдаю…

— Янкель, встаньте сюда, возле стола! — приказал Шкляревский. — Зажгите лампу!

Следователь вышел на улицу, заглянул в дом через ставни. Потом прошел по двору, обнаружил лаз в ограде, отделявшей дом ротмистра. Рядом, на обледеневшем снегу, четко выделялись следы.

Пошли делать обыск в небольшом сарайчике, стоявшем в углу двора Янкелей. Здесь они хранили дрова. Шкляревский увидал за поленницей какой-то предмет, накрытый рогожей. Он наклонился, поднял рогожу. Под ней оказалось долбленое корытце. В корытце лежал обнаженный труп ребенка, распятый на небольшом кресте.

Стоявшая рядом со следователем Клеопатра коротко вскрикнула и грохнулась без чувств на дрова. Шпилькин азартно потер руки:

— Вот негодяи!

Доктор Буцке осуждающе покачал головой и сказал Шкляревскому:

— Такого я еще не видел! Надо оставить понятых, а остальных выпроводить. Осмотрим труп на месте происшествия.

СЛЕДЫ

После осмотра, тельце Кости, хрупкого белокурого мальчика, было перенесено в избу Янкеля и поставлено прямо в корытце на стол. Возле дома бушевала вновь собравшаяся толпа, жаждавшая мщения. Лишь сила армейского оружия не допускала самосуда.

Янкель с семьей сидели, забившись в угол. Голодные дети ревели, Лия пыталась их накормить мацой, которую приготовила к празднику.

Возле стола, потупя глаза, полные невыплаканного горя, стояла Клеопатра. Шкляревский обратился к ней:

— Надо записать ваши показания…

Покорно вздохнув, Клеопатра начала свою печальную повесть:

— Вчера вечером, когда звезды уже усеяли небосвод, я завернула в одеяло своего сладкого малыша и мы с этим ангелом пошли погулять перед домом. Вижу, идут сестры Федоровы. Громко так смеются. Я их попросила: «Не шумите, бабоньки, малыша разбудите!»

Доктор Буцке перебил:

— Ну это, любезная мамаша, забота излишняя! При мертвеце хоть из пушки пали — не воскреснет.

Клеопатра изумилась:

— При каком мертвеце?

— Да при горячо якобы любимом вами Косте. Вчера вы носили на руках покойника. Ребенок не менее двух суток мертвый. Я всегда удивлялся вашей начитанности, но ваше последнее увлечение — убивать людей — могло бы подтолкнуть на изучение курса судебной медицины. Если господин следователь мне позволит, я прочту вам короткую лекцию. Это убережет вас от запирательства.

— Что такое?

— Вы слыхали о трупных пятнах? После прекращения сердечной деятельности кровь и лимфа начинают опускаться в нижележащие части трупа. — Доктор поднял мальчика, показал его спину. — Видите пятна синюшно-багрового цвета? Обычно они появляются в первые четыре часа после смерти. И если бы ребенка убили сегодня утром, то достаточно было надавить на пятно и оно на несколько секунд полностью исчезло. Но уже к концу первых суток пятна не пропадают и не бледнеют, как, смотрите внимательней, я нажимаю, в нашем случае. Затем — трупное окоченение. Оно полностью исчезает к концу 2-х — началу 3-х суток после смерти. Дальше продолжать? А мы ведь еще не проводили вскрытия, которое создаст полную диагностическую картину.

Клеопатра глубоко вздохнула, дернула шеей и сухо прошептала:

— Я думала, что все гораздо проще. Ее и Шпилькина посадили в арестанский дом.

СЛЕДЫ (окончание)

— Дело в том, что этот ребенок не мой, — поутру, на первом же допросе, вибрирующим голосом сказала Клеопатра. — Младенец остался жить после смерти его матери — первой жены ротмистра. Тот меня умолял: «Никому не говори, что ты — не его мать! Мой Костя не должен знать, что растет сиротой». Я согласилась.

— На беду малыша! — сказал Шкляревский. — Вы его щипали и били, словно он ваш злейший враг. Все тельце ребенка испещрено синими рубцами, следами вашей ненависти. Продолжайте!

Клеопатра кивнула на Шпилькина:

— Вот этот подбил меня…

— Когда вы лишили жизни младенца?

— Три дня назад. Должен был вернуться мой старик, ротмистр. При нем я не имела возможности. Вот я все сделала, и словно нарочно тут же почтальон: «Вам телеграмма!» Старик сообщил, что задерживается на три дня. Тогда мы со Шпилькиным обрадовались: теперь можно подложить мертвеца Янкелю точно в Пасхальный день! Нож я загодя тихонько взяла у евреев.

Вдруг заголосил Шпилькин:

— Дура ты дура! Зачем только с тобой связался? Говорил ведь, коли убила, так надо жмурика к жидам тащить сразу, в ту же ночь. А ты: «Лучше в Пасху, лучше в Пасху!» Тогда никто не докопался бы.

Шкляревский усмехнулся:

— Докопался бы! Старый закон: когда человек идет на преступление, его Господь разума лишает. Ты, Шпилькин, кажется, единственный, кто в новых галошах в нашем селе щеголяет. Около забора твои следы четко отпечатались. И вели они прямехонько в сарай. Надо было галошики-то снять. Затем, пытался я сквозь щели ставня Янкеля разглядеть. Ни-че-гошеньки не вышло! И Клеопатра ничего видеть не могла: забыла, что ставни обиты железом.

Клеопатра фыркнула, покраснела и брезгливо сказала:

— Хоть бы этого… на столе, накрыли бы, что ль! Страсть, как покойников боюсь.

Шпилькин, торопясь оправдываться, затараторил:

— Ведь как все вышло? Она мне целый месяц твердила: давай убьем младенца и старика, все добро нам останется, и будем вместе в любви жить, в ус не дуть! Старику и младенцу она несколько раз в еду отраву сыпала. Вот лярва, Бога не боится! Но они оправлялись, а эта вот… сказала: «Старику я все равно буду понемножку отраву добавлять в еду, так незаметно изведу его! А этого сопляка… порешим к Пасхе. Сделаем Янкелям подарок!» И еще смеялась. Ишь, веселая нашлась!

Клеопатра с ненавистью полоснула взглядом Шпилькина:

— Ты, попугай, лучше расскажи, как ребенка к кресту прибивал…

— Ну, я ведь мертвенького, — с грустью сказал бывший становой пристав. — А ты — с размаху в сердце нож всадила. Небось, в подвале кровь так и не счистила до конца…

ЭПИЛОГ

Пока шло следствие, произошло вполне анекдотическое событие. Поймали двух воришек — хохлов Веревку и Граченка. Они признались, что поздним вечером 24 марта, в канун еврейской Пасхи, забрались в сарай к Янкелям. Украли двух куриц, которым на месте свернули шеи, да какой-то садовый инвентарь (из-за которого и попались). Едва выбрались наружу, видят фигура крадется. Разглядели — а это сам пристав Шпилькин! Что-то в руках тяжелое несет. Тайком, осторожно зашел в сарай, а вышел без поклажи.

Воришки едва не прыснули от смеха: «Одни у Янкелей тащут, другие, наоборот, им несут». По приговору волостного схода, воришки были наказаны 25 ударами розог и отпущены по домам.

Хуже пришлось убийцам. Клеопатра Александровская, по лишении всех прав состояния, была сослана на каторжные работы на 12 лет. Дмитрия Шпилькина суд присяжных отправил в вечную ссылку в отдаленнейшие места Сибири.

МОРСКОЙ УЗЕЛ

Иван Путилин — легенда российского сыска. Чрезвычайная наблюдательность, тонкое внимание, особого рода чутье и исключительное хладнокровие помогали ему поразительно быстро и с кажущейся легкостью раскрывать самые сложные дела. Об одном из них — наш рассказ.

КРОВАВЫЙ СЛЕД

Стоял морозный январь 1873 года. В Александро-Невской Лавре готовились к торжественной панихиде по случаю 100-летия графа Сперанского — крупного политического деятеля, инициатора создания в 1810 году Государственного совета.

С минуты на минуту должен был прибыть Государь Император со своей Августейшей фамилией. Заканчивались последние приготовления. Послушник Антип, жилистый невысокий мужик с печально-смиренным видом расчищал большой деревянной лопатой дорожку вдоль стены, за которой проживала монашеская братия.

Глубоко дыша, выпуская клубы белого пара, он приблизился к окошку своего духовного наставника иеромонаха Иллариона. Сотворив мысленную молитву во здравие и спасение отца Иллариона, Антип с еще большим усердием продолжил сгребать снег. Вдруг как молнией его поразило: под самым окном наставника он увидал в глубоком снегу следы с легкой кровяной отметиной и придавленный клок седых волос.