Смерть в губернской гимназии - Игорь Евдокимов
***
Узнав, что Черкасов пришел к Керенскому по официальному делу, Руднев на мгновение задумался, а затем объявил:
– Я только что от Федора Михайловича. Думаю, он не будет против с тобой побеседовать. Пойдем, я провожу!
– Но… – попытался возразить надзиратель. – Нельзя же! Вот ходют тут всякие, а потом из класса точных наук знаете, что пропадает? Гири! Для весов!
– Оставьте, Владимир Амплеевич, господин Черкасов служит по департаменту внутренних дел, и он абсолютно точно не будет красть наши гири, – рассмеялся Павел. – Думаю, этого достаточно, чтобы пропустить его тотчас же. Константин, за мной!
Поднявшись на второй этаж, Руднев вполголоса поинтересовался:
– Ну как тебе наш цербер?
– Гм… Внушает почтение, – попытался высказаться аккуратно Черкасов.
– А некоторым ребятам, судя по тому, что я тут слышал, внушает скорее ужас, – осуждающе покачал головой Павел. – Понимаю, что надзирательская должность обязывает, но Владимир Амплеевич, как мне кажется, слишком уж усердствует.
Они подошли к дверям кабинета Керенского. Руднев уже поднял руку, чтобы постучать, но Черкасов его удержал.
– Постой. Ты знаком с Нехотейским?
– Николаем Михайловичем? К сожалению, да. А что? Чем он тебя заинтересовал?
– Он умер. Вернее, убит. Скорее всего.
– О… – только и смог выговорить Руднев, застыв с удивленным выражением лица. – Ну, в таком случае тебе действительно лучше поговорить с Федором Михайловичем.
– А ты? Что ты можешь про него сказать?
– То же, что и любой уважающий себя человек на моем месте – de mortuis aut bene, aut nihil.
– Прости, что?
–Эх ты, семинарист! О мертвых – либо хорошо, либо ничего, – перевел Руднев и постучал в дверь.
Федор Михайлович Керенский оказался невысоким полноватым человеком со строгой стрижкой и аккуратными усиками. Когда Черкасов поблагодарил его за уделенное время и рассказал о смерти Нехотейского, на лице директора гимназии отразилась внутренняя борьба. Коллежский регистратор расценил эмоции Керенского, как смесь озабоченности и некоторого облегчения. Судя по всему, директор не был в восторге от Нехотейского.
– Ну, для гимназии это, безусловно, потеря, – сказал Федор Михайлович. – Боюсь, я не совсем понимаю, чем мог бы помочь вам в расследовании, но сделаю всё от меня зависящее. Располагайте.
– Федор Михайлович, – осторожно начал Черкасов. – Как бы вы охарактеризовали господина Нехотейского?
– Это был очень опытный, очень уважаемый педагог, – медленно, подбирая слова, выговорил Керенский. – К сожалению, я был мало с ним знаком. Сами понимаете, приступил к своим обязанностям только в июне, поэтому успел лишь начать знакомиться со своими новыми коллегами.
– Насколько я успел понять, вы планируете обновить штат преподавателей?
– Да. Боюсь, последние несколько лет гимназия показывала неудовлетворительные результаты. Определенные перестановки сейчас необходимы.
– Планировали вы оставить Нехотейского в должности преподавателя русского языка и словесности?
– Кхм, я, если честно, пока не имел окончательного мнения по этому поводу.
– Понятно, – кивнул Черкасов, затем набрался смелости и продолжил. – Федор Михайлович, вы сами сказали, что готовы помочь мне в расследовании. Я был бы вам премного благодарен, если бы вы не пытались… Как бы это сказать… Уберечь репутацию, гимназии ли или самого господина Нехотейского. Это сейчас не существенно. Я бы хотел, чтобы вы высказали свое частное, личное мнение об этом человеке. Вы понимаете меня?
– Пожалуй, – кивнул Керенский. – Что ж, хорошо. Как я уже говорил, Николая Михайловича я знал не очень хорошо, но до меня доходили слухи о его репутации. Он не был любим детьми, это я могу сказать точно. Иногда это свойственно строгим учителям, но в таком случае я бы ожидал хороших результатов от его учеников. Не в этом случае, к сожалению. К тому же, я не мог игнорировать истории о его, скажем так, внеклассном времяпрепровождении.
– А именно?
– Думаю, вы сами знаете, что я хочу сказать, – видно было, что Керенскому неприятно говорить на эту тему. – Алкоголь, карты, женщины. Николай Михайлович был дружен с моим предшественником на посту директора, поэтому, ему многое позволялось. Я всерьез раздумывал над тем, чтобы его отставить.
– Он был в курсе?
– Скажем так, по итогам нашей беседы у него могло сложиться такое ощущение.
– Что вы ему сказали?
– Сказал, что слышал о его эскападах. Сказал, что намереваюсь исправить бедственное положение гимназии. Что мне нужны опытные преподаватели – я же не могу набрать весь штат с нуля. К тому же помимо Николая Михайловича и меня в гимназии остался только один преподаватель русского языка, Иван Степанович Снегирёв. Я готов был дать ему возможность продолжить преподавание, при условии, что он подойдет к своей работе ответственно и откажется от своих наклонностей, недостойных для человека его статуса.
– И что Нехотейский?
– Побагровел. Сказал, что это клевета, и если я продолжу разговаривать в таком тоне, то он найдет, кому пожаловаться. Пригрозил, что мой срок в должности директора будет коротким. После развернулся, и вышел из кабинета, хлопнув дверью.
– Вы разговаривали с ним после этого случая?
– Нет. Я посылал к нему воспитателя пансиона, сказать, что мое предложение все еще в силе. Нехотейский прогнал его в довольно грубой форме. После этого я начал поиски нового преподавателя.
– Нашли?
– Пока нет, иначе бы уже ходатайствовал перед инспектором гимназии и директором народных училищ об отставке Нехотейского.
– Спасибо за откровенность, Федор Михайлович. Как думаете, имелись ли у кого-то основания желать Нехотейскому смерти?
– С таким характером, как у него, сложно не иметь врагов. Но убивать… Тут не могу сказать. Я о таких людях не знаю.
– В каких отношениях Николай Михайлович находился с другими преподавателями?
– Опять же, я не успел познакомиться со всеми. Насколько я понимаю, часть преподавателей воспринимала его выходки, как данность. Кто-то, конечно же, был недоволен. Снегирёв, второй преподаватель словесности, как мне показалось, боялся его до чуть ли не до смерти.
– Почему?
– Не могу сказать. Иван Степанович вообще произвел на меня впечатление крайне робкого человека, так что возможно причина в этом.
– Понятно, – вопросы у Черкасова закончились. – Еще раз спасибо вам большое за помощь!
– Могу ли я рассчитывать на вашу рассудительность при проведении расследования, Константин Алексеевич? Видит Бог, гимназии сейчас меньше всего нужен очередной скандал.
– Я сделаю все от
