А. Веста - Оракул
– Я не выдам тебя, дитя, – беззвучно произнес профессор. – Затаись и молчи. В этом все твое спасение.
– Вы хорошо знаете русский язык, попробуйте поговорить с девчонкой, – попросил Фегеляйне.
На короткие вопросы Рузеля ребенок отвечал молчанием, и, даже когда потеряв терпение, Фегеляйне схватил ее за руку и резко заломил назад, девочка не издала ни звука.
С трудом сохраняя спокойствие, профессор почти весело обратился к Фегеляйне:
– Эта дикарка не говорит, но у нее довольно высокий расовый индекс. Чистота – вот главное сокровище на Земле: чистота воды, чистота земли, чистота крови и помыслов… После допроса я бы хотел забрать ее с собой.
– Этого звереныша надо застрелить! – отрезал Фегеляйне.
– Но она совсем ребенок! – напомнил Рузель.
– И что с того? Дети тоже солдаты. Эти щенки наносят больше вреда нашему наступлению, чем их папаши. Вы читали последние приказы русских? Сталин разрешил расстреливать с двенадцати лет. Этой девке никак не меньше двенадцати.
– Хорошо, – согласился Рузель, – но как ученый, я обязан осмотреть и освидетельствовать ваш трофей, а после делайте с ней, что хотите.
– Валяйте, профессор, а я пока приму «ванну», – махнул рукой Фегеляйне и вышел из блиндажа.
У входа, положив кисти рук на автоматы, сейчас же встали двое эсэсовцев.
Неуверенно вытянув руку, точно слепой, Рузель коснулся ладонью серебристых волос на темени девочки и заглянул в глаза. Он знал, что часовые слышат каждый звук, поэтому он обратился к ней без слов:
«Как тебя зовут?»
«Василиса», – так же беззвучно ответила девочка.
«Я знаю, кто ты, дитя, и кем была твоя матушка».
«Где она?»
«Ее больше нет на земле».
Из глаз девочки выкатилась слезинка. Следом – другая, алые лепестки губ дрожали, сдерживая рыдания.
Удерживая за плечи, профессор вывел девочку из блиндажа и повел к своей палатке.
– Как успехи, герр профессор, вы нашли у маленькой ведьмы хвост? – окликнул его Фегеляйне.
Штурмбанфюрер был заметно навеселе. Он сидел по пояс в кадке с горячей водой, его донимали комары, и он яростно чесался. Рузель отвернул девочку лицом к яблоне. Это дерево было принесено с вершины холма и приготовлено к отправке в Германию. Его корни поместились в огромной кадке, а ветви были плотно увязаны над макушкой, как высоко поднятые руки.
– Девчонка явно недоразвита, – ответил он в тон штурмбанфюреру. – Я проверил ее рефлексы. Они мало чем отличаются от реакций животных. Я забираю ее и направляю к доктору Менгеле, ему постоянно нужны дети-доноры.
– Нет, уважаемый, эта тварь дьявольски умна, если сумела провести даже вас. Отойдите-ка в сторону, я разом прекращу все ее штучки, – разнеженный теплом и хмелем Фегеляйне все еще говорил довольно миролюбиво.
– Я настаиваю, – попытался противиться Рузель, но лучше бы он этого не делал.
Огромный, дымящийся, похожий на ошпаренного хряка, Фегеляйне вылез из бочки и лениво потянулся к висевшей на сосне портупее. Он не спеша достал из кобуры черный, маслянисто блеснувший на солнце вальтер, снял его с предохранителя и передернул затвор.
– Подите прочь, ваша ученость, не то я буду вынужден продырявить вашу умную башку.
– Умоляю, не надо… – профессор попытался своим телом прикрыть от выстрела девочку, которая все еще стояла, уткнувшись лицом в ствол яблони.
– Прекратите немедленно! У вас нет чести… Вы… палач!
– В сторону, Рузель! В сторону!
Профессор судорожно огляделся: они были одни. Эсесовцы-охранники курили, сидя на больших валунах, и смотрели на закатное озеро. Профессор шагнул к Фегеляйне.
– Ар! Эх! Ис! Ос! Ур! – выкрикнул он, выбросив вперед руку с растопыренными пальцами. Эти низкие вибрирующие звуки обычно вызывали быстрый паралич воли, но на пьяных и на существа с вульгарной конституцией, подобных Фегеляйне, гипноз действовал не сразу.
Взвизгнули пули, за спиной профессора тонко вскрикнул ребенок. Профессор упал на колени и через силу заставил себя обернуться. Несколько пуль, выпущенные из ствола вальтера, впились в ствол яблони. Из рассеченной коры на землю струйками стекала густая алая почти человеческая кровь, но девочка была невредима.
Пошатываясь, профессор подошел к окаменевшему Фегеляйне. Тот все еще стоял, сжимая в ладонях дымящийся пистолет. Рузель провел рукой у него перед глазами и прикрыл веки, как у мертвеца. Потом наговорил краткую монотонную команду. Этот вояка навсегда забудет новгородский лес, и эту маленькую девочку с ангельски спокойным лицом, и его, профессора Рузеля.
Профессор взял девочку за руку и, рассеянно глядя под ноги, повел ее по тропе вдоль озера. Вокруг холма суетились саперы, готовясь уничтожить «ведьмино капище». Василиса с тревогой указала на холм.
«Чего хотят эти люди?» – беззвучно спросила она.
«Они испуганы и хотят стереть даже память своего страха», – пожав ее ладошку, ответил Рузель.
«Стереть Божий ключ?»
«Божий ключ? Ты говоришь о роднике?» – переспросил Рузель.
Вместо ответа девочка доверчиво потянула Рузеля за руку. Вдвоем они поднялись на изувеченную вершину. От заповедного сада осталось только извилистое русло, белесое от развороченной глины.
Но на дне родниковой промоины все еще было чисто. Там клубились хрустальные шары и плясал золотистый песок.
– Это там… Я не достану… – девочка показала на скважину родника.
– В божьем саду есть родник, в том роднике – камень, под камнем тем – золотой скорпион, – профессор с улыбкой прочел детскую считалку.
Он лег на живот, пошарил рукой в котловине и вскоре нащупал в упругих струях гладкий ледяной кристалл. Не до конца веря своим ощущениям, он достал из родника прозрачный кусок плотного тяжелого льда, похожий на хрустальный шар для гаданий. Эко диво, найти кусок льда в северной стране! Но едва ледяной кристалл оказался на солнце, внутри него родилась алая мерцающая точка, из точки вытянулась тонкая, изогнутая радуга, она свернулась в кольцо, затем в спираль, и внутри ледяного кристалла поплыли радужные буквы. Рузель даже услышал тонкую музыку, доносившуюся сюда словно с другой планеты.
« На вершинах далеких небес пребывает Слово, что объемлет Все и вся», – всплыл в его памяти стих из Ригведы.
– Русь! – не веря самому себе, прошептал профессор, и, подтверждая его догадку, в центре камня вновь родилось слово «Русь». Последняя буква повторяла первую, только была перевернута. И если первая буква напоминала семечко, пустившее корень в прошлое, то последняя походила на росток в будущее.
Он был потрясен. Что с того, что он был посвященным самого высокого уровня, лордом тридцать третьей ступени и Принцем Рубинового Камня, если тайна тайн, священный Логос до сих хранился в России? Он всегда знал, что эта земля обладает потаенной силой и эта сила – всеобъемлющее слово и древний рисунок букв. Везде он искал эти волшебные знаки: в молчаливых Гималаях, в Лапландии, в развалинах Кносского дворца на Крите, на высокогорьях Перу, на белых, выбеленных чайками берегах Рюгена и среди мегалитов Ирландии – и повсюду находил остатки единого языка. Эти буквы снились ему по ночам, а днем стояли перед глазами, как огненные письмена. Но стоило ему проснуться, и мир молча сворачивал свои свитки, сжимал лепестки, пряча тайну своего зарождения. Познав этот горний язык, он мог бы читать Вселенную, как книгу, начиная от морозных арабесок на оконных стеклах и кончая рисунком созвездий, хотя, возможно, это было бы лишь началом. Шли годы, Святой Грааль смысла, священное слово Бога, Логос, сотворивший небо и землю, так и не был найден.
– Что это? – прошептал Рузель, сжимая в ладонях ледяной шар, но он не плавился и не впитывал его телесное тепло, он оставался тем, что он есть.
– Это Камень Прави, – прошептала девочка.
– Зачем ты положила его в ручей?
– Чтобы вода стала живой.
– Кто ты, дитя? Кто была твоя мать? – забыв про свои седины, профессор встал на колени перед хрупким ребенком, ведающим больше, чем все мудрецы мира.
– Мы – Берегини от Века Троянова… – тихо ответила девочка, словно пропела начало песни.
– Вот как, вот как? – бормотал Рузель, дрожащими пальцами заворачивая кристалл в платок.
Держась за руки, они медленно спустились с холма. Камень Прави был надежно укрыт под шляпой профессора. С ледяным компрессом на лбу ему было легче принять единственно возможное решение.
– Вот что, Василиса, ты поедешь в Германию, в старинный замок на берегу реки Эльбы. Там живет старик-садовник, он мой друг и учитель. Ты станешь простой немецкой девочкой, может быть, даже счастливой девочкой. Все твои деревья и камни поедут с тобой, это будет лучшим решением! Я верю, ты быстро выучишь немецкий язык. На этом языке твое имя будет звучать как Эльза, нет лучше Элиза! Главное, не произноси ни слова, пока не очутишься в замке. Ты все запомнила?
