Пиковый туз - Стасс Бабицкий
Мысли скакали, как блохи, перепрыгивая друг друга, в суматошной чехарде мелькали обрывки смысла. Гвоздь? Гвоздь! Доставай из кармана. Стой, стой! Нельзя резаться в ближнем бою. У противника руки длиннее, да и весу поболее на два пуда[110]. Заграбастает в объятия, не вырвешься. Мармеладов наклонился, чтобы взять дубину, но в последний миг передумал. Палка годится толпу разгонять – вдаришь по скоплению людей и все едино кого-нибудь заденешь. Но в драке один на один, скорее веревка выручит. Поднял. Пропустил между пальцами. Грубая, пеньковая. Локтя[111] три длиной. Нужно узел посредине завязать. На память, да-да.
Вечная память…
Здоровяк приближался не торопясь, бочком обходил копошащихся на земле подельников. Опытный боец не кинется в схватку, очертя голову. Пусть сопливые мальчишки сшибаются лбами, катаются в пыли и тузят друг дружку в пол силы. Или заскучавшие мужички выходят на Масленицу – стенка против стенки, – да и машут кулаками, куда попало. Такие драки шумны, неистовы, но не опасны. Пустят кровавую юшку, может, пришибут слегка. Не до смерти же, право слово. А серьезному поединщику хватит двух-трех ударов. Холодных. Расчетливых. И этот примерялся, выписывал клинком по воздуху размашистые ижицы. Но внезапно пнул ногой, метясь в колено, уже и без того ушибленное во время падения с крыши. Сыщик не устоял, рухнул на четвереньки.
– Выкуси! – косматый добавил сапогом по ребрам. – Я подлых приемчиков знаю поболе твоего, баляба!
Мармеладов жадно разевал рот, но вдохнуть не удавалось. Боль выжгла почти всех блох в голове, остались самые назойливые мысли. Первая: лишь идиот захочет переживать подобное снова и снова, пусть это в итоге и приведет к неземному наслаждению. И вторая, куда более важная, отозвавшаяся зудом в ободранных о скрученную веревку пальцах: прежде чем ответить, выжди момент. Считай до трех.
Мускулистая ручища дернула за волосы, вытягивая поверженного, словно репу или моркву из грядки. Мармеладов поднялся, и встал во весь рост. Один!
Острие ножа уперлось в правую скулу, протыкая кожу. Кровь побежала – капля за каплей, – стекаясь в узкую речушку, а после и в водопад с запрокинутого подбородка. Два!
– Нет, шалишь! Шкура у тебя ценная, – смрадное дыхание не сумели перебить ни чеснок, ни водка, явно употребленные за ужином. – Его светлость обещал червонец за поимку живым. И токмо рубль за дохлого. Смекаешь, какая выгода? Хотя по мне и целковый – хорошие деньги.
Лезвие отодвинулось, чтобы через мгновение скользнуть к горлу. Но этого мгновения хватило. Три!
Сыщик боднул головой назад, разбивая привратнику нос и губы. Вывернулся из захвата. Раскрутил веревку и хлестнул снизу вверх, выцеливая узлом по мошонке. Попал! Соперник взревел, инстинктивно потянулся туда – закрыть ладонями, убаюкивая дикую боль. И пропустил новый удар, наотмашь, по лицу. Пеньковая змея ужалила левый глаз, из которого тут же брызнули слезы, а вокруг разлилась иссиня-черная туча.
– Умри, тварь! – заорал бугай, всаживая нож в грудь Мармеладова.
Но тот юркнул под занесенную руку и ловко набросил веревку на давно немытую шею. Закрутил, лишая дыхания. Медведь упал на колени, царапал удавку и хрипел, с каждой секундой становясь слабее. Обмяк, сполз на землю рыхлой квашней. Затянуть чуть потуже и уже не очухается.
– Отпустите!
Апраксин подкрался со спины. Голос его срывался, не хватало уверенной властности. Однако был у князя железный аргумент – шпага. Сыщик почувствовал укол между лопатками и разжал руки.
– Признавайтесь, много ли вы успели разнюхать? Нет! Не оборачивайтесь. Стойте так!
Нервные нотки. Боится? Мармеладов увидел тени на заборе. Фонарь светил с земли, оттого головы их нелепо удлинялись, но и по этим гротескным силуэтам было заметно, что дворянчик дрожит. Не удивительно. Заробеешь перед тем, кто трех здоровяков повалил.
– Много ли вы узнали о маскарадах?
– Смотря откуда считать, – сыщик пожал плечами и услышал, как трещит вспоротая ткань сюртука. – Если взять за сто процентов полный список участников, то, безусловно, мало. Но я узнал достаточно, чтобы навсегда остановить эти безумные свидания.
– Жилы не лопнут? – князь прикрыл свой страх разухабистой ухмылочкой. – Ищейка вы может и знатная, но по статусу не выше моськи. А в наш круг вхожи слоны! Влиятельные персоны, не осмелитесь тягаться.
– Слоны – твари неповоротливые. Моськи же умеют не только лаять, но и кусаться. Сегодня я представил отчет следователю. Он направит депешу в Петербург, – сыщик решился на блеф. – Охранка найдет способ прекратить ваши игрища.
– Игрища? Какое абсурдное слово!
– А г-же фон Диц понравилось. Странно. Я полагал, вы разделяете вкусы во всем, – это он завернул с особой язвительностью. – Она млеет в объятиях жестоких мужчин и вы тоже.
Теперь ощутимо задрожала и шпага.
– Как… Откуда…
– После театра вы поехали к Ожаровскому. Но баронесса не скрывает, что терпеть не может графа. Уверен, чувство взаимное. Однако ваш визит поляку настолько приятен, что он вытерпел присутствие этой грымзы, а затем и слугу послал по мою душу. Не удивляйтесь, я видел подметки убийцы и позднее вспомнил: крест на каблуке набивают закопанцы[112] – верят, герб родного города принесет удачу. В этот раз, правда, примета не сработала… Но я отвлекся. Ускакал стрелок на жеребце из вашей конюшни. Предположу, это тот самый андалузец, которого выиграл полковник Ковнич. Надеялись, что посланец к обеду обернется? А вдруг бы конь споткнулся, ногу сломал, чем проигрыш покрывать? Карточный долг – долг чести. Но вы рискнули, не задумываясь. Стало быть, вашей чести угрожало нечто более серьезное… Разоблачение постыдной любовной связи. Этого боялись? Вы ведь нарочно волочились за пожилыми дворянками, дабы не стать мишенью для кривотолков.
Тень князя схватилась за сердце, а трехгранное острие съехало на пару вершков ниже, распарывая сюртук и оставляя кровоточащую царапину вдоль позвоночника.
– Вы не сможете ничего доказать!
– Уже доказал. Мы не в суде, здесь нет прокурора и присяжных. Убеждайте других сколько угодно, морочьте олухов и продолжайте появляться на светских раутах
