Пиковый туз - Стасс Бабицкий
Точно про нынешнюю ситуацию.
Мармеладов был приговорен в тот миг, когда вошел в театральную ложу. Курляндка заявила сегодня об этом прямо с порога, но он не придал значения. Рановато возомнил себя победителем. Как же! Попытка убийства не удалась, союз извращенцев раскрыт, бежать г-же фон Диц некуда. Покается в грехах, сама протянет руки: «вяжите меня, зударь!»
Хитрая лиса водила самонадеянную ищейку за нос. Подлила маслица: «ах, какой вы проницательный, как мудро рассуждаете»… Он и поскользнулся. Плутовка исчезла, лишь хвост меж деревьев мелькает. Баронесса не собиралась всерьез зазывать безродного пса в порочную круговерть. Она тянула время. Наверняка, заранее предупредила слуг: ежели явится надоедливый тип, немедленно посылайте за князем и другими любителями роз. Скоро приедут садисты благородных кровей и раздавят букашку. Запытают до смерти, такой набор орудий под рукой. Мечта палача.
Откровенность Доротеи не оставляла сыщику шанса. Так много компрометирующих подробностей о себе открывают те, кто уверен: собеседник уже никому их не передаст. Выходит, ловушка крепкая и выбраться из нее – безнадежное дело.
Он нашарил брошенный канделябр. Полез в карман за спичками. Помнится, их оставалось две. Сосчитал, перекатывая пальцем в коробке, – три. Приятный сюрприз.
С первой возникла неудача. Чиркнул слишком сильно и тонкая палочка сломалась пополам. В руке осталась бесполезная щепка. Та-а-ак. Спокойнее… Вторую зажигал с осторожностью, но головка оказалась хлипкой и улетела по широкой дуге, прожигая яркий след – точь-точь падающая звезда. Хоть желание загадывай.
Последняя спичка скользнула по наждаку со странным звуком, будто кто-то издевательски хихикает, прикрывая рот подушкой. Да что ж такое?! Сыщик ощупал полустертый шарик – есть еще комочек фосфора. Он прижал палочку боком к шершавой поверхности, надавил сверху ногтем для надежности. И перестал дышать.
Тщ-щ-щи-и-их-х-х!
Красный фосфор фыркнул, воспламеняя бертолетову соль, смешанную с серой. Огонь вздулся с одной стороны, будто флюс на щеке. Мармеладов покрутил спичку, опуская головку вниз. На фитиле свечи заплясал миниатюрный скоморох, дразнясь и меняя цвет. За первой искрой поспешили другие, сливаясь воедино. Настоящее чудо света. Ни в чем не уступит Ростральным колоннам или Александрийскому маяку!
Люди редко радуются простым вещам, тем, что сопровождают с древних времен – хлебу, воде, огню… Мы не замечаем их в погоне за сотнями тысяч разнообразных богатств и сокровищ, с жадностью нагребая сундуки, чтоб аж крышка не закрывалась. Но стоит жизни повиснуть на тончайшем волоске, на паутинке крошечной, – в пустыне, заснеженной тайге или в таком вот каземате, – в этот миг начинаешь понимать: полные карманы ассигнаций не спасут. Их нельзя есть или пить, они не согреют и не осветят дорогу. Стоит ли разменивать жизнь на золотой дым? Довольствуйся малым.
«Кому мало малого, тому мало всего. А кто умеет жить на хлебе и воде, тот в наслаждении поспорит с самим Зевсом!» Удивительное свойство памяти: Эпикур вспомнился вроде не к месту, – чем поможет философ, покрытый мхом двух тысяч лет? – но его бессмертные мысли оказались весьма кстати. «Настоящее наслаждение – это отсутствие боли. Представь: после долгого мучения боль отпускает тебя и бывает мгновение несказанного блаженства! Его не сравнить ни с наслаждением вином, ни с наслаждением женщиной, ни с каким-либо иным».
Устремись к покою, – нашептывал призрак древнего грека; или то был внутренний голос? – к тому самому, серенькому и невзрачному, что был у тебя неделю назад. Брось это следствие, поезжай в деревню, возделывай сад или пиши критики, сидя на красивом холме. Вздор. Мармеладов знал: пока извращенцы и убийцы разгуливают на свободе, покоя не будет. Сердце истечет кровью, душа обратится в пепел, если отступить и убежать, как скулящая шавка…
Но это еще надо исхитриться убежать. Сыщик мысленно спорил с Эпикуром, а сам осматривал стены. Гладкие, крепкие… Не почудилось же ему отъезжающее зеркало, четко очерченный квадрат на фоне лавандовых обоев. Но изнутри деревянные панели плотно подогнаны друг к другу, ни малейшей щели не видно. Сколько ни налегал плечом, стены не поддавались.
Окна? Второй этаж, высоко, но попробовать сползти, цепляясь за лепнину и плющ. Бордовая портьера легко отъехала в сторону, открывая вид на заброшенный фонтан. Через двойную решетку, вмурованную в стену. Такую и за час не сковырнешь. А часа у него нет, в любую минуту заявятся…
Сколько их будет? Чем вооружены? Гвоздь в кармане бессилен против винтовок и сабель.
Об этом думать не следует. Обреченность – плохой помощник, когда надо выжить любой ценой. Мармеладов проверил остальные окна (увы, надежно запертые), заглянул за портрет, поискал люки в полу и уставился на потолок. Беленый известью, монотонно-светлый, люстра в виде розы, а вот и вторая. Символично, должно завораживать тех, кто впервые на маскараде. А вон там, над адскими машинами. Серое пятно. Неужели? Люк. Надо взобраться и проверить. Проклятье! На дыбу в одиночку не залезешь. Он поставил подсвечник на пол, а сам поволок скамью в дальний угол, с изрядным злорадством царапая паркет. Приставил наискосок, ножками к себе. Не слишком удобная лесенка, но…
За стеной раздались приглушенные голоса. Сыщик полез наверх, запрещая себе думать о том, что мог обознаться. Но непослушные мысли родились в голове, вздыбливая волосы от страха. Может, это не выход на крышу – просто весенние дожди протекли, а пятно закрасили неудачно. Или дверцу намертво заколотили много лет назад. В эту секунду он чувствовал себя игроком, поставившим все состояние на одну карту, которого терзают два противоречивых желания: поскорее перевернуть, убедиться – пан или пропал, – и вместе с тем, оттянуть момент истины.
Голоса зазвучали громче. Нельзя медлить! Мармеладов балансировал на перекладине, через которую перекинуты пыточные ремни, и держался за потолок. Пальцы его коснулись края деревянной заплатки, секундой позже наткнулись на ручку. Дернул, повис всей тяжестью, и дверца поползла вниз, дико скрипя ржавыми петлями.
– Что это? – явственно всполошились за стеной. – Открывайте скорее! Скорее!!!
Щелкнули пружины. Лязгнули затворы берданок. Сыщик не стал дожидаться продолжения, подтянулся на руках и вынырнул из лаза.
– Где он? По углам ищи.
– Убег, ваша светлость, как есть убег!
– С-сукин с-сын! – злость князя Апраксина рвалась из люка в ночное небо. – Вылез, поганец. Лестницу неси, коротышка! Да во двор
