Светлана Гончаренко - Уйти красиво и с деньгами
– Вы что, убить меня собираетесь? – спросила она.
– Разве я похож на убийцу?
– Очень!
Игнатий Феликсович покачал головой:
– Верно, ты угадала: мне приходилось лишать кое-кого жизни. Поэтому больше не надо брыкаться и говорить гадости. И без того мои дела пошли не так, как надо – из-за тебя. Если б ты знала, сколько зла ты принесла многим людям, сама того не ведая! Лучше молчи.
«Он сошел с ума и заговаривается», – с ужасом подумала Лиза, вжимаясь в угол и чувствуя затылком холодную стену, которая заслоняла все пути к бегству и спасению. Правда, на сумасшедшего Игнатий Феликсович походил очень мало. Его рука привычно поигрывала револьвером и нисколько при этом не дрожала. Его голос остался ровным, а взгляд спокойным и почти нежным.
– Что вы такое говорите? Перед кем я виновата? – сказала Лиза первое, что пришло в голову. Только бы не слышать тишины и стука дождя! Пусть хоть что-нибудь происходит!
– У меня была мечта, Бетти, – немного погодя сказал Игнатий Феликсович, склонив голову набок и сомкнув ресницы. – Я человек дурной, грешный, скверный – ты скоро это узнаешь, – но я всегда боготворил прекрасное. Я мог бы стать музыкантом, актером, поэтом. Я красив, мечтателен, мне удается мелодекламация, у меня много художественных задатков. Но красивого в моей жизни мало – не судьба! Однако я всегда знал: придет день, и запоют ангелы серебряными неземными голосами, и грянет с небес орган, и прекраснейшая в мире девушка – чистая, невинная, нежная, которой не коснулась еще ни одна капля житейской мерзости и пошлой, нечистой страсти, – отдаст мне навеки свою руку и свою жизнь. Все, что есть во мне хорошего, будет принадлежать ей одной. Ее безмятежное счастье искупит мои грехи. Она даст мне чистейшее наслаждение. И вот я пришел за тобой.
– Вы ошиблись адресом. Я не ангел и наслаждаться в компании с вами не собираюсь. Я вас терпеть не могу, – отрезала Лиза.
– Это уже не имеет никакого значения. Да ты и не можешь знать, что для тебя хорошо, что плохо. Зато это знаю я. Я выбрал тебя, и я расплачусь с тобой по-царски. Я несметно богат! Мой дом в Ницце не уступает великокняжеским виллам. У меня в Швейцарии трехмиллионный счет и коллекция драгоценностей, достойная королевы. То есть тебя.
– Как вы до сих пор не поняли, что мне ничего не надо! – с досадой сказала Лиза.
– Может быть! Мне все равно. Мы с тобой уходим в окно, потому что моя мечта должна исполниться. Я не отступлю: у меня теперь все есть для счастья – свобода, деньги и ты!
– Я не люблю вас ни капельки!
– Твоя любовь нужна мне так же, как тебе мои деньги, – усмехнулся Пианович. – Мне будет довольно счастья обладания. Но ты потом все равно меня полюбишь – ведь ты всего-навсего женщина. Все вы устроены одинаково – жадны, лживы и похотливы. Мне некогда добиваться твоей любви. Потом, потом! Зато мне надо, во-первых, выехать из России, во-вторых, не дать тебе наломать дров. Ты слишком дорого обошлась мне – даже представить не можешь, как дорого! И ты мне сейчас нужна – чистая, нетронутая, невинная.
– А если я уже не такая, как вы размечтались? – с надеждой спросила Лиза.
– О, ты невинна! Это я знаю совершенно точно. Тебя надежно стерегли.
– Мерзавец в канотье? И другой, с тросточкой? – содрогнулась Лиза. – Я знала, это вы их наняли!
Игнатий Феликсович фыркнул:
– Нанял? Все гораздо серьезней, чем ты предполагаешь. Но я не хочу об этом говорить. Сегодня ночью мы венчаемся.
– И вам не обидно, что я безумно люблю другого?
– Кого? Этого белобрысого щенка? Ты его не любишь. Внезапно проснувшаяся чувственность бросила тебя в объятия первого встречного, вот и все. Что ты можешь в нем любить? Что ты о нем знаешь? Ты аристократка – по крови, а не по папиной службе! – и вдруг собралась этой ночью отдаться плебею? Боже, что там за семья! Я навел справки: дед его был неграмотный, отец еле буквы разумеет, зато все домашние дрожат при нем, как трава, и кланяются в пояс. Ты влюбилась в сынка сибирского варнака! Ты знаешь, что там, у себя, под Иркутском, эти дикари-каменотесы ради забавы ходят драться на кулачках с мясниками? И твой возлюбленный с ними!
– Ах, как отлично! – захлопала в ладоши Лиза. – Вот потому он и разбросал ваших соглядатаев тогда, возле бузины!
– Погоди, Бетти! – остановил ее Игнатий Феликсович. – А ты знаешь, как женятся в этой семье? Как положено – по тятиному выбору. Двое старших сыновей уже взяли за женами капитал. И у твоего белокурого бога давно есть невеста. Разве он тебе не говорил? Надежда Колыванова из Барнаула, тебе ровесница. Очень богатая девица и даже собой, говорят, недурна. Он, конечно, влюбляться волен в кого угодно, но в положенный срок пойдет к венцу, а с кем – ни у него, ни у тебя мнений никто не спросит.
– Сейчас другие времена, – заметила Лиза.
– Согласен. Но кое-где еще сидят дикость допетровская и чуть ли не каменный век. Может, действительно лучше быть брошенной подружкой, чем невестой наследника домостроевского самодура? Да он и сам тебя без денег не возьмет. В этом отношении мозги у него устроены прочно, как у всех у них.
– Что вы можете о нем знать? – вскинулась Лиза. – Вы все тут врете! Лучше быть с последним варнаком, чем с таким, как вы: покупаете себе жену, шпионов подсылаете, письма перехватываете. Это низко! Признайтесь, вы ведь купили мое письмо у Гаши? Да еще обманом влезли в мою комнату!
– Ты прехорошенькая, Бетти, когда сердишься. Что-то от Джоконды в тебе сквозит, – ухмыльнулся
Игнатий Феликсович. – Нарочно вот держусь от тебя подальше, смиряя желания, – не хочу опережать событий. Слишком давно мечтаю о брачной ночи, не то зацеловал бы тебя прямо сейчас до смерти! Однако напраслины на меня не возводи – никаких писем я не покупал. Просто Сема показал фрязинской горняшке перо, и она отдала твое послание совершенно бесплатно.
– Сема? Перо? – не поняла Лиза.
– Твой приятель Сема. Ты еще его сегодня хотела зонтиком прибить. А перо… Лучше наглядно.
Пианович перебросил револьвер в левую руку, положил его на стол и достал из кармана какую-то штучку. В следующий миг штучка то ли шоркнула, то ли чирикнула, и вытянулось откуда-то тонкое востроносое лезвие. Оно сверкнуло, уловив тусклый огонь свечи.
– Да вы просто разбойник! – ахнула Лиза. – А еще корчили из себя светского человека, под рояль декламировали! О, как я вас ненавижу! И как люблю его
– Бетти, о нем больше ни слова, иначе я стану невежливым, – прервал ее Пианович. – Забудь! Он тебя не стоит и больше не потревожит.
– Вы так уверены?
– Я это знаю. Я разговаривал с ним час назад.
– Что?
Игнатий Феликсович осторожно вернул лезвие в рукоятку. Затем, придерживая револьвер на столе локтем, вынул из кармана маленькую плоскую фляжку на серебряной цепочке, открутил крышечку, отхлебнул.
– Коньяк, – пояснил он. – Что-то устал сегодня, а мне этой ночью надо быть в полной силе. Что ж, если обольщать тебя бесполезно, так и быть, получай меня таким, каков я есть – разбитым, злым, оскорбленным в самых святых чувствах. О, ты еще пожалеешь!.. Но мою мечту обмануть я не дам. Прекрасная, вся в белом, ты станешь моею пред Богом и людьми. Ты познаешь настоящего, крепкого мужчину. Ты будешь кричать от восторга, и я осыплю тебя цветами!
«Все-таки он навеселе, – догадалась Лиза. – Может, не так все страшно, как он расписывает? Но у него и револьвер, и нож… Мороз по коже, когда он говорит про любовь и осыпание цветами. Что-то знакомое… Ах да, Зося! Боже, боже!»
– Бетти, натяни чулочки на свои божественные ножки, – проворковал Игнатий Феликсович. – Адам ждет! И не думай, что я отвернусь. Но я буду благопристоен – мечта моя свята!
Лиза еще плотнее вжалась в стену. Игнатий Феликсович рассеянно улыбался, разглядывая ее плечи. «О, лучше бы он застрелил меня, – подумала Лиза. – Как страшно! Вот она, Ванина идейка! Ваня сразу все понял! Где-то он теперь?»
– Вы, Игнатий Феликсович, говорили, что виделись с господином Рянгиным, – сказала Лиза деревянным голосом. – О чем вы говорили?
Пианович поморщился:
– Не дразни меня, Бетти! За каждый поцелуй, доставшийся этому мальчишке, ты расплатишься со мной долгими ночами любовных трудов. У, я тебе спуску не дам!.. Этот щенок, конечно, не так глуп, как я в сердцах тебе наговорил, однако наивен до того, что явился ко мне с ультиматумом.
– Ультиматумом? Каким? – изумилась Лиза.
– Да глупейшим! Либо я оставляю тебя в покое, либо он предает гласности кое-какие детали кое-каких моих дел. Плевать! Я не испугался. Правда, когда он начал говорить, я заслушался.
Игнатий Феликсович снова приложился к своей фляжке. Его щеки горячо разрумянились. Он стал походить на красавчиков с рекламных картинок, какие доставались Матреше в кондитерской, когда перед Пасхой она набирала для Анны Терентьевны четыре дюжины шоколадных яиц. Может ли быть шоколадный красавец чудовищем с ножом и револьвером?
