Светлана Гончаренко - Уйти красиво и с деньгами
– Не опасайтесь, я вас и пальцем не трону, – тупо повторил незнакомец заученную фразу.
Лизе надоело препираться с этим странным телохранителем.
– Вы человек Пиановича? – строго спросила она, вспомнив Ванины догадки.
– Я чей надо человек, – парировал соглядатай. – Гуляйте, барышня! И глупостей не делайте, тогда приятно время проведете.
– Приятно? Когда вы за спиной? – выпалила Лиза. – Видя вашу гнусную физиономию? От вас псиной несет! Вашей шляпе место на помойке! Всякую женщину от вас стошнит.
Человек в канотье побурел, не меняя выражения лица. Судя по наряду, он мнил себя неотразимым. Лизе захотелось разозлить неотвязного щеголя. Пусть он даже замахнется на нее! В конце Почтовой маячил белый китель городового. Страж порядка быстро укротит молодца, и тогда можно будет узнать, кто этот носитель канотье и откуда появился в Нетске.
Однако соглядатай молчал и не двигался.
– Я вас сейчас ударю, – тихо пообещала Лиза, складывая зонтик и намереваясь использовать его то ли как палку, то ли как шпагу. Кажется, Каша говорила, что зонтиком надо бить по голове?
– Это воля ваша, это пожалуйста, – ухмыльнулся соглядатай. – Только скандальчика, как вы, наверное, желаете, не выйдет. Мы бывалые.
Лиза с досадой топнула ногой. Появляться на людных улицах в сопровождении этого кошмарного субъекта ей не хотелось. Она повернула назад и быстро пошла к дому.
– Вот и правильно, – похвалил человек в канотье. – Посидите-ка лучше дома. Это дело хорошее. Вы благородная барышня, вам по улицам шлындать не пристало.
Вот наглец! Он еще и советы дает! Лиза злобно стукнула калиткой, а соглядатай вежливо приподнял канотье, показав черные волосы, слепленные помадой в сплошную пленку, и подбритый пробор.
Дома было тихо, скучно. Лиза прошлась по комнатам. Матреша и Артемьевна возились на кухне, отец читал «Речь», сидя в постели. Тетя Анюта в новом зеленом платье, сшитом в английском стиле, который так нравился Игнатию Феликсовичу, вязала в гостиной. Она то и дело спускала петли и сбивалась со счету: в голову ей лезли мысли о том, что Лизе в Ницце будет трудно без поддержки опытной дамы, тонко знающей светские обычаи самого высокого толка. Теперь, на пороге благополучия, стать умным руководителем в жизни юной особы…
Тоска-тощища! Собственная комната сегодня показалась Лизе куда больше похожей на тюрьму, чем тогда, когда ее заперли на ключ. Жаль, что так и не увез ее Ваня на остров Буян! Вода вокруг Буяна темная от глубины и холодных низовых течений. Под ветром клонятся длиннорукие лохматые ивы – и никого вокруг. Пустота, и тишина, и воля.
Бездельем Лиза томилась недолго. Она снова стала строить планы насчет бегства в Америку. Потом вспомнила, как Варнавин играл Ромео и венчался с Джульеттой в картонной беседке под руководством какого-то монаха, который все время забывал свои слова. Потом Варнавин в красных чулках полез к Джульетте на балкон.
Лиза взяла лист бумаги и написала:
«Ваня! Мы все равно будем вместе, и этого не изменить. За мной по пятам ходит человек в канотье, а Фрязины уехали в Ушуйск. Видеться теперь мы можем только у меня. Сегодня приходи в одиннадцать через сад к нашему дому. Там есть старая яблоня. Ее ствол изогнут и похож на французский S. Поднимись по этому стволу к бельэтажу и легонько стукни в окно. Оно мое! Я тебя люблю и не хочу больше ничего ждать. Если все против нас, то я против всех, зато с тобой. Потом мы сразу обвенчаемся. Твоя Е. Одинцова».
Лиза перечитала письмо и осталась довольна. Мысль о ночном свидании и о том, что наконец с нею сегодня случится, обдавала радостным ужасом. И все-таки Лиза немного трусила. Она не знала, чему верить – няниным ли словам, что ничего нет проще и слаще, или стишкам о горестях грешной беззаконной любви. Стишки она недолюбливала – даже те, которые не задавали учить наизусть. Скорее всего, они врали! Поэтому она решила, что бояться нечего. В конце концов, у Джульетты в пьесе все устроилось как нельзя лучше: она закололась кинжалом рядом с бездыханным телом возлюбленного.
– Не понесу я, – заявила Артемьевна, когда Лиза, совсем по Шекспиру, сунулась к ней со своим письмом. – Сама не возьму и Матреше не дам. Чо удумала? Игнат за порог, а ты к другому? Надо было гулять, пока не просватали. Твой-то Игнат, как узнает, тебя со свету сживет.
– Все равно! – топнула ногой Лиза.
– Не бита ишшо, вот и все равно. Игнат и теперь весь белый, как ты на мушшину глянешь. Горяча-то любовь самая злая. Сиди дома, Лизавета! И к Матрене не приступай со своим писанием – не пушшу ее!
Отправить письмо по почте Лиза не могла, потому что не знала Ваниного адреса. А ведь надо было доставить записку как можно быстрей!
Лиза перебралась через забор к Фрязиным и постучала в окно кухни:
– Саня! Открой.
Кухарку Саню Фрязины обычно оставляли на хозяйстве, когда отбывали в гости. Однако Саня не отзывалась. Лиза заколотила изо всех сил в ставень – не столько в надежде на удачу, сколько от досады. Внутри дома послышались быстрые, совсем не Санины шаги, дверь открылась, и на крыльцо вышла Гаша – в обычном своем темном платьице, но без передника. Она сейчас не походила на горничную – бледная от пудры, кудряшки пущены на лоб ниже обычного, губы накусаны и облизаны.
– Чего вы, барышня, хотели? – спросила Гаша.
– А Саня где?
– Саня в Ушуйск уехала. Аделаида Петровна дом на меня оставили. Им показалось, что я их пудру беру, – высокомерно сообщила Гаша. – Неправда: моя пудра роза, а их рашель. Они без меня еще в Ушуйске намаются.
Лизе выбора не оставалось. Гаша лживая, Гаша ядовитая и даже Аделаиду Петровну нисколько не почитает, но больше нести письмо некому.
– Гаша, послушай, – вздохнув, начала Лиза. – Не могла бы ты исполнить одну мою просьбу…
– Смотря чего вам надо, – без всякого смущения отвечала Гаша.
– Нужно отнести письмо в один дом и передать одному человеку в руки. Но только незаметно. Сможешь?
– Смотря что за дом.
– Ты, может, и не знаешь, они в Нетске недавно… Рянгины.
– Знаю, – сказала Гаша. – Большой белый дом на Думской, у Ширяевых купили. Знаю! А письмо кому?
– Ивану Рянгину, – прошептала Лиза и покраснела.
Краснеть перед горничной! Глазки у Гаши загорелись: ей, видно, нравились подобные приключения. Она с готовностью ответила:
– Знаю. Интересный блондин, высокий. Я его у нашего Бориса Владимировича видала. И по Почтовой он ходит почти каждый день. Интересный!
– Так ты снесешь письмо?
– Могла бы, но трудно. Дом незнакомый, прислуга у них вся своя, приезжая.
Она выжидающе уставилась на Лизу, сложив губки бутоном. Лиза по пьесам знала, как следует поступать в подобных случаях. Она стащила с пальца кольцо. Колечко было скромное, из первых подарков Пиановича.
– Вот, возьми!
– Дайте примерить сначала, – деловито попросила Гаша. – Ну-ка! Хорошенькое, только камушек бледный.
– Это аметист.
Гаша радостно дрогнула бровками-дугами, правленными наслюненным пальчиком среди гладкого пудреного лба. Она заглянула в колечко, туда, где ставят золотую пробу, осталась довольна и оттопырила мизинец с кольцом.
– Хорошенькое, – признала она. – Боялась, не налезет! Давайте ваше письмо. Не беспокойтесь, доставлю. Я не подведу! Дождусь и вручу.
– Только поскорее!
– Можно и скорее. Трудно, конечно – дом незнакомый. Но я пройти сумею. Прислуга у них больше мужская, а с мужчиной всегда сладить проще. Лично в руки передам.
Гаша самодовольно улыбнулась. В довесок к прочим красотам у нее показались ямочки на щеках.
До самого вечера Лиза не могла найти себе места. Она собственными глазами наблюдала, как Гаша вышла на улицу. Минутами ей казалось, что двуличная Гаша, надев бархатную шляпку, отправилась франтить на Офицерскую, а не дурачить чужую мужскую прислугу. Но тут же Лиза вспоминала, какое действие возымело колечко с аметистом. Получать дорогие подарки за пустяковые услуги кому не понравится?
День между тем преждевременно увял. Холодный ветер нагнал по-осеннему густых туч, пошел дождь. Артемьевна заохала, что тепла в этом году больше не видать и что время покатилось к зиме, которую не все переживут. Няня намекала на себя. Сколько Лиза ее помнила, она твердила, что зажилась и конец ее близок.
Лиза рано ушла к себе и надежно заперлась. Правда, ключа от собственной комнаты у нее не имелось – это была теткина привилегия. Зато дверь открывалась внутрь, и, если придвинуть к ней стол, а на стол положить кучу тяжелых книжек, ворваться снаружи будет непросто. Во всяком случае, останется время уйти через окно.
Переставив таким образом мебель, Лиза прямо на голое тело надела белое платье – то самое, в каком она была снята на карточке, посланной недавно Ване. Время близилось к одиннадцати. На Почтовой было кромешно темно, подвывал ветер. По оконному стеклу, юля, быстро ползли друг за другом дождевые капли. Они походили на бесконечную стаю одинаковых прозрачных жуков. Прежде Лиза никогда так упорно не разглядывала окно, за которым идет дождь, и не прислушивалась, как яблоневые ветки шуршат в темноте и стучат о подоконник.
