Иван Кузьмичев - Поступь империи. Между Западом и Югом.
Стоило шведам сделать третий залп, как капитан поднялся в полный рост, в правой руке у него блестела сабля, а в левой барабанный пистоль. Точно такое же оружие было у Николая с сержантами. Дожидаться когда враг подойдет вплотную, Дымов не стал и что есть мочи скомандовал:
— Штыки примкнуть! Огонь без команды! Пли!
Разрозненные выстрелы рейдеров выбили едва ли не полсотни солдат противника, но существенно повлиять на исход сшибки уже не могли. Шведов оставалось все еще больше чем рейдеров, да к тому же последние были неимоверно уставшими, вялыми.
Подобное состояние можно охарактеризовать один словом – хреновое. Как только команды то еще могли выполнить? Вообще непонятно.
Еще не рассеялся пороховой дым, как со стороны шведов раздался новый залп.
Четвертый!
"Как так? Не было же такого никогда! — неприятно удивился Николай, озираясь по сторонам. Вокруг него пространство внезапно расступилось, никого рядом не было ни справа, ни слева. Ни одного солдата в радиусе полутора саженей. Бросив взгляд на землю, Николай увидел неподвижные тела четырех воинов. Своих воинов".
— Till anfall![12]
Хриплый крик шведского командира вывел из секундного ступора Волкова. Николай, тряхнув головой, словно застоявшийся жеребец, оскалившись резко крутанул клинком перед собой восьмерку и сделал шаг вперед. Но, вспомнив, что у него в руке заряженный пистоль он поднял его на уровень глаз и почти целясь, спустил курок.
Свинцовая пуля впилась в тело молоденького солдата, но бегущим на люнет врагам было не до упавших собратьев: они видели перед собой врагов и теперь неслись к проклятым русским, уже собравшим богатую кровавую жатву. Последний залп шведов выкосил почти половину стоящих на ногах рейдеров. Чуть больше семидесяти человек остались стоять на ногах, кто-то пытался судорожно перезарядить фузею, но в большинстве своем воины приготовились подороже продать свои жизни. Один умелец неведомо, каким образом сумел найти огонь для фитиля пехотной гранаты, часто используемой для штурма слабо укрепленных окраинных казарм, а порой и мастерских.
— Давай Гришка, кидай гостинец, глядишь, пяток паршивцев в землю слягут, — прошептал рядом с держащим гранату рейдером умирающий товарищ, из последних сил стараясь натянуть улыбку на посиневшие губы. Уйти в мир иной с улыбкой он не смог – в последний момент тело выгнуло дугой и изо рта полезли кровавые пузыри, лицо исказила гримаса боли…
— Лови! — что есть мочи крикнул Гриша, кидая гранату с почти прогоревшим фитилем.
Секунда и за стеной знатно громыхнуло, ударили по головам алые комья земли, побережье успело впитать себя не мало людской кровушки.
— Братцы в штыковую! Ура! — закричал Николай ни с того ни с сего.
На его памяти он еще ни разу не совершал подобных безрассудных поступков, раньше ему приходилось посылать солдат в бой, но чтобы самому возглавить его. Боже упаси! Почему тогда сейчас он первым бросился на шведов, подавая пример подчиненным? Может из-за того, что ни один мужчина не может вечно оглядываться назад и смотреть как относятся к нему окружающие его люди. Иногда достойный муж должен получить личную порцию адреналина, взглянуть в глаза смерти и поймать таки зловредную переменчивую птицу Удачу!
Наша жизнь достойна того, чтобы умереть за нее с улыбкой на губах…
— Однако ты сейчас с нами, жив-здоров, как отбились? — удивленно спросил Прохор, мысленно "проигравший" бой от начала и до конца.
И по его мнению и опыту победить в нем рейдеры не могли.
— Нам на помощь в последний момент пришли галеры. Признаюсь, что если бы не они, то валяться нам на том берегу бездыханными кулями, слишком много шведов было, — грустно улыбнулся Николай.
— Ладно, друзья хватит на сегодня воспоминаний, у нас праздник: русская царевна выходит замуж! — легонько хлопнув по столу, я встал с кресла и поправив мундир, пошитый накануне привезенными с собой портными.
— И, правда, чего это мы? Предлагаю тост! За мудрость царя и счастье монаршей семьи! — вставая, поднял наполненный кубок Михаил, с хитринкой глядя на помрачневшего после рассказа Николая.
— Поддерживаю, — поднялся с места Прохор.
— Истину глаголешь, Мишка, — вдруг рассмеялся Волков. — И пусть в веках гремит слава России!
— Ура! — негромко говорю им, первым поднимая кубок.
— Ура!! — откликнулись друзья, опрокидывая в себя вино.
— Жду вас через полчаса, хоть время еще есть, но стоит сделать небольшой запас.
Они пробурчали нечто одобрительное. Мол, естественно будет вовремя там, где ты скажешь, государь. Напоследок шутейно пригрозил небывалой карой за опоздание, и не спеша пошел обратно в спальню. Моей ненаглядной царице должно было хватить времени на одевание и доведения наряда до совершенства.
Дорога до резиденции заняла пару минут: толпа с восходом солнца бывшая невообразимо большой за эти час- полтора, которые я пробыл у друзей, казалось, увеличилась в два, а то и три раза. Людям было так тесно, что большинство из них могли завидовать селедке в доверху наполненной бочке.
Глядя на приготовления во дворе перед резиденцией, я с улыбкой пошел в царские покои. Застать там царицу уже не смогу, но если повезет, то поиграю с Ярославом или, к примеру, покачаю его на коленях, могу, в конце концов, и просто подурачиться, насладиться спокойным семейным счастьем, коего так не хватает.
— Милый, скоро отъезжаем, поторопись, пожалуйста, — довольная Оля выглянула из окон царевны, откуда доносился радостный смех фрейлин и невесты.
— Конечно, только царевича заберу и выхожу.
"Скоро выезжаем" затянулось на добрый час, за это время я успел поиграть с сыном, встретить друзей и даже перекинуться парой слов с патриархом Иерофаном, прибывший на церемонию благословить молодоженов от лица русской православной церкви.
Еще с XVI века русские цари заключали браки с лютеранами, отринув католических невест. А раз были прецеденты женитьбы православного на лютеранке, то и выдача замуж православных невест стала возможной. Первой православной христианкой Руси, выданной замуж за лютеранина, стала княжна Мария, племянница Ивана Грозного, одна из дочерей казнённого Владимира Старицкого. В мужья ей был выбран голштинский герцог Магнус фон Озель, брат датского короля Фридриха второго.
Именно тогда сложилось так, что обряд венчания, состоявшийся в 1573 году, проводили одновременно православные священники и лютеранские пасторы. Были и осложнения с теологическими спорами, вопросами истинного таинства крещения, впрочем, священная братия с давних времен спорили между собой, однако удалось найти компромиссное решение. Вот и получалось, что, не нарушая лютеранского обряда, патриарх вносил православный штрих, подтверждая законность церковной церемонии.
— С Богом, — тихо выдохнул я, вводя в собор царевну. Столь почетная обязанность была и моей тяжкой ношей, ведь я единственный взрослый мужчина в нашей семье.
Ведя Екатерину, я пытался отследить реакцию собравшихся здесь шведских придворных, за русских я не беспокоился, ведь благодаря этой женитьбе мир между двумя странами закреплялся прочнее любых бумажек с печатями и заверениями в вечной дружбе. Однако вон красная рожа злобно смотрит куда-то мимо нас, видимо не желает показывать неприязнь напрямую, поэтому глядит чуть в сторону, будто на какого-то другого. Врешь, скотина! Я то вижу, какими глазами смотришь на царевну.
Тебе не нравится, то, что она русская? Да похоже так, ну это поправимо, посидишь в "холодной" с годит другой, глядишь и поумнеешь.
"Прости сестренка, видно тяжело тебе придется здесь, но иначе я поступить не мог.
Прости родная своего венценосного брата, — прошептал я про себя".
До кафедры оставалась половина пути, считай с сотню шагов, может чуть меньше.
Драгоценные камни на невесте играли и переливались всеми цветами радуги так, что многие дамы не могли отвести алчные взгляды от них. Они смотрели с неприкрытой завистью на чистейшие изумруды, сапфиры, рубины, у них ведь этого великолепия нет, и вряд ли появится в будущем.
Но это все взгляды дам, а мне нужны мужчины. Куда же вы прячете глаза, о влиятельнейшие аристократы?!
Словно в ответ на мой безмолвный крик из передних рядов выстрелил странный, притягивающий взгляд необычный, в меру завистливый, в меру восхищенный и безмерно злой. Молодой, не старше двадцати пяти лет дворянин словно выстрелил глазами и сразу скрылся, слился в однообразии безвкусных дорогих одежд расфуфыренных придворных.
До замершего возле кафедры Карла осталось шагов десять, рука двоюродной сестры, лежащая поверх моей начала дрожать сильнее. Еще немного и дрожь, охватившая царевну, станет заметна.
Девять шагов – слегка сжимаю пухленькую ладонь. Не помогает.
