Грегори Киз - Империя Хаоса
– А что, разве монголов огонь не погонит против ветра? – спросил Таг.
– Погонит. Но лошади бегают быстрее людей. Поймайте пару лошадей и скачите вперед. Мы с Кричащим Камнем уведем лошадей прямо из лагеря. Огонь вызовет у монголов панику, они подумают, что мы подожгли со стороны леса.
– Рискованный план. Я не уверен, что умею ловить испуганных лошадей, – признался Петр.
– Не такое уж это и сложное дельце, ваше величество, – сказал Таг. – Я буду рядом и помогу.
– Я перережу привязи.
Все повернулись в сторону девушки. Все то время, что они ехали, Кричащий Камень пытался обучить ее французскому. По ее поведению трудно было понять, обращает ли она вообще какое-нибудь внимание на его усилия. Но сейчас она заговорила именно по-французски, хоть и с очень сильным акцентом.
– А ты раньше когда-нибудь делала такое?
– Да.
Правду ли она говорила? На палубе русского воздушного корабля она показала себя смелой и способной на многое.
– Хорошо, – кивнул Красные Мокасины.
– А что, если вы все трое погибнете? – спросил Петр. – Я тогда не буду знать, в какую сторону мне двигаться. А ты, Таг, знаешь дорогу?
– Да нет, я тоже не особенно здесь ориентируюсь.
– Верно подмечено. Кричащий Камень, в таком случае ты останешься с ними.
– Нет.
– Да. – Он заговорил на мобильском языке. – Нужно, чтобы ты остался с ними, Кричащий Камень. Не могут же двое белых остаться в неизвестном им месте. В крайнем случае они даже нас не смогут найти, и из лука они стрелять не умеют. Остаться с ними, Кричащий Камень, важнее, чем резать привязи.
– Я хочу убить хотя бы одного монгола, – возразил Кричащий Камень. – Вдруг больше такой случай не подвернется.
– У тебя есть более достойное занятие. Это не вылазка за скальпами, это обычная кража лошадей. И у меня есть предчувствие, мой друг, что тебе еще не раз придется столкнуться с монголами. Если ты меня сейчас не послушаешься, то, возможно, тебе никогда не придется похвастаться монгольским скальпом, учти это.
– Я-то всегда найду, чем похвастаться перед своими детьми и внуками.
– Надеюсь, не тем, чем ты дуришь головы симпатичным девушкам при ярком солнечном свете, – заметил Красные Мокасины.
– Ха, есть над чем подумать.
– Achukma okeh? Хорошо?
– Okeh.
– Тогда пошли, луна заходит.
Они разделились: Кричащий Камень, царь и Таг рассредоточились против ветра, Красные Мокасины и Горе, соблюдая предосторожность, время от времени припадая к земле, двинулись в сторону лагеря монголов.
Красные Мокасины призвал хошонти, волевым усилием оттолкнул от себя и девушки тусклый свет луны и удерживал его на расстоянии. Так что теперь даже самые зоркие глаза не могли увидеть ничего, кроме легкого колебания воздуха.
Монголы не заботились об осторожности и вели себя шумно, поэтому еще на подходе Красные Мокасины понял, что они заглотили наживку: разбили лагерь на том самом месте, которое он для них наметил.
Они подбирались все ближе и ближе, и вот уже среди деревьев замелькали огни костра, и можно было различить лица собравшихся вокруг него людей. На границе света костра и мрака ночи мелькали тени лошадей.
Красные Мокасины закрыл глаза, ему очень хотелось выкурить трубку Древнего Табака: это укрепило бы его силы. Но и выдало бы его, поэтому придется обойтись тем, что есть. Он разослал оставшихся детей Тени. То были крошечные духи, обладавшие только одной способностью – установить сродство с ферментом свинца. Он приказал им найти разбросанные свинцовые шарики, разбить их и выпустить на волю томившийся в них огонь. Духи разлетелись. Красные Мокасины надеялся, что им удастся выполнить задание прежде, чем монголы обнаружат их и уничтожат. Если духов постигнет неудача, то и они лишатся последней надежды на спасение.
10
Подозрения и ребра
В тот же день они похоронили Ирину в холодной сибирской земле. Из-за вечной мерзлоты могила получилась неглубокой, поэтому сверху соорудили пирамиду из камней, чтобы дикие звери не растащили останки. Отец Димитрий – единственный священник, которого Адриана, посопротивлявшись, разрешила взять с собой, – совершил обряд Отпевания. Под холодными, серыми небесами его слова и творимый обряд казались Адриане бессмысленными. Разве Бог, к которому обращался священник и который привык внимать молящимся в богато убранных церквах, мог услышать его в глуши? Здесь молитва походила на языческое заклинание зверя перед охотой, на стон ветра.
Адриане хотелось знать, наблюдает ли татарка за погребальной церемонией, и если да, то какие мысли это рождает в ее голове? Как у этих людей принято хоронить мертвецов, чтобы они потом не вставали из могил и не тревожили живых?
Эркюль держался прямо, лицо непроницаемое, словно застыло навеки, как сама земля под ногами.
Кроме священника, никто больше не проронил ни слова. Совершив обряд, все погрузились на корабли и продолжили путь на восток.
Адриана отправилась на поиски Эркюля и нашла его на мостике. Он смотрел вниз на простиравшиеся бескрайние просторы.
Краем глаза Эркюль заметил ее приближение. Он по-прежнему был во всем черном и походил на пуританского проповедника. Странно и непривычно было видеть его в таком обличье.
– Эркюль, я…
– Я всем представил так, что ее убили татары, – сказал он. – О том, что между вами произошло, никто ничего не знает.
На мгновение ее охватила такая ярость, что она потеряла дар речи.
– За что, Эркюль? Она не заслужила смерти.
Он повернулся к ней, его лицо исказилось до неузнаваемости, до потери человеческого облика.
– Что?
– Я видела тебя, Эркюль… там, в лесу, в то время, когда ты должен был охотиться совсем в другом месте…
– Ты думаешь, это я ее убил?
– Я… – Адриана замялась.
– Господи, это же ты сделала! – выкрикнул он так громко, что голова рулевого повернулась в их сторону. – Закрепи руль и уходи! – крикнул ему Эркюль. – И поторапливайся!
Когда рулевой ушел, Эркюль вновь повернулся к Адриане, глаза у него налились кровью.
– Пойми меня, – она никогда не слышала, чтобы голос Эркюля звучал так глухо и угрожающе, – я не любил Ирину так, как люблю тебя, но я испытывал к ней определенные чувства. Она была матерью моих детей. Она согревала меня, когда ты была холоднее льда. Если ты хоть на секунду подумала…
– Прости, я просто видела, как ты ехал с той стороны, где мы ее потом нашли…
– И ты совершенно естественно решила, что это я убил ее. Убил, чтобы устранить разделяющую нас преграду? О господи, неужели ты думаешь, я не знаю, что ты никогда не выйдешь за меня замуж, и не важно, стоит ли между нами Ирина или нет? Разве не ты мне так ясно дала это понять? Неужели ты думаешь, что я убью свою жену и оставлю своих детей сиротами, и все ради тебя?
И вдруг Адриана почувствовала себя маленькой девочкой, которую отчитывают за неблаговидный проступок, и отчитывают заслуженно.
– Прости, Эркюль.
– Ты действительно не знаешь, кто убил Ирину? Или это искусное притворство, чтобы удержать меня от мести?
– Боже мой, что ты такое говоришь?
– Те, кто не ослеплен твоим обаянием… – он на секунду замолчал, пытаясь совладать с собой, и это ему удалось, – знают, кто убил Ирину, – Креси.
– Креси?
– О господи, Адриана, ни для кого не секрет, что Креси любит тебя и готова на все, чтобы защитить тебя. Всем известно, что Ирина пыталась убить тебя. Креси устранила мою бедную жену, чтобы ничего подобного больше не повторилось.
– Нет, – сказала Адриана, – я не верю этому. Увидев Ирину мертвой, она удивилась так же, как и я.
Эркюль посмотрел на нее, и взгляд его на хорошо понятном им обоим языке говорил: "Это Креси". Прошлое Креси доказывало, что она, как никто другой, была искусна в обмане. Ее настоящее свидетельствовало, что, когда дело касалось ее врагов, она продолжала лгать с той же изощренностью.
– Я все равно не верю этому. Я видела татарку…
– Чтобы оправдать ее, ты придумываешь всяких чудовищ, которых якобы видела в лесу? Нет, Адриана, это была Креси.
– Эркюль, не делай поспешных выводов.
Он горько рассмеялся:
– Об этом меня просит женщина, которая минуту назад обвинила меня в убийстве собственной жены?
– Я попросила у тебя прощения. Мне показалось странным вначале увидеть в лесу тебя, а потом найти на том же самом месте мертвую Ирину.
– Да, я искал ее. Мы с ней поссорились перед этим, и я хотел загладить свою вину. Солдаты сказали, что она пошла в лес, и указали направление.
– Я думала, что это ты сделал, ты думаешь, что это Креси, Креси думает, что это я.
– Один из нас лжет. И если мне суждено обличить лжеца, я, черт возьми, знаю, кого я выведу на чистую воду.
– Что ты собираешься делать?
– Все решит дуэль.
– Нет, Эркюль, она убьет тебя.
– Ты никогда не верила в меня и причиняла мне тем самым боль.
– Если не она, то ты ее убьешь. Мне не нравится ни тот ни другой исход. Дай мне время подумать, Эркюль.
