Елена Ярошенко - Визит дамы в черном
Курсистка Мария продолжала его навещать. Любовь, вспыхнувшая внезапно, разгоралась все сильнее, и, едва оправившись от ран, Витгерт поехал вместе с Машей к ее родителям в уездный город Демьянов, чтобы официально попросить руки их дочери. Собственно говоря, у Маши и Андрея все уже было решено, но Витгерт настаивал на соблюдении всех традиций и получении родительского благословения.
Переступив порог богатого мерцаловского дома, Андрей был удивлен. Он не ожидал, что семья его невесты живет в такой роскоши.
На медицинских курсах обычно учились девицы из семей со средним достатком, если не совсем бедных.
Мария Викентьевна представлялась ему девушкой из небогатой провинциальной дворянской семьи. Витгерт полагал, что Машины родные, решившись дать дочери возможность получить столичное образование, пошли на большие жертвы.
В Петербурге Маша жила в красивой квартире, но Андрей знал, что это жилье принадлежит не ее родителям, а каким-то дальним родственникам. Мало ли по какой причине они решили поселить в своем пустующем доме бедную провинциалку! И Маша вовсе не была похожа на избалованную дочку уездного богача (иметь дело с девицами подобного сорта Андрей избегал).
И вдруг — этот роскошный особняк, почти дворец, с анфиладами комнат, набитых дорогими вещами, картинами, мрамором, бронзой, толпы слуг, и будущий тесть — процветающий предприниматель…
Но даже со всем своим богатством, Машенька была уже очень любимым и единственно нужным ему существом. Щепетильный Витгерт решил, что откажется от приданого.
Мерцаловы-старшие остались чрезвычайно довольны выбором дочери и благословили молодых, не затягивая дела.
Отец Маши наконец обрел человека, способного помочь ему в делах, а Витгерта порадовало, что он может предложить будущему тестю свои услуги и охотником за богатым приданым его никто не считает.
Глава 2
— Господа, позвольте тост, — Викентий Викентьевич Мерцалов был счастлив и горд. Его лицо раскраснелось от выпитого, но держался он бодро. — Я отдаю руку дочери достойнейшему человеку, офицеру, герою Порт-Артура, пролившему кровь за Россию. Машенька у меня одна, я всегда жил ради счастья дочери, и теперь, когда это счастье устроено, мне пора на покой. Такому человеку, как Андрей Кириллович, я могу смело передать дела по управлению нашей фирмой. Мой будущий зять, который позволил мне называть его сыном, вышел по ранению в отставку и намерен вступить на новое поприще — коммерческое, где, надеюсь, его ждет удача. За здоровье молодых, господа!
Гости зашумели и зааплодировали. Только Семен Ярышников, компаньон Мерцалова, весь вечер пребывавший в мрачном настроении, насупился еще сильнее.
Пока гости сидели за столом, в зале приготовили все для танцев. Стулья расставили вдоль стен, в углу разместили оркестр.
Для торжественного случая Мерцалов пригласил музыкантов из демьяновского кафешантана, но с условием — следить за репертуаром и вести себя пристойно, как подобает на семейном торжестве в хорошем доме.
Для лучшего настроя официанты время от времени подносили оркестрантам рюмочки с водкой и тарелки с закусками.
Витгерт не танцевал по причине хромоты, и им завладели Колычев и Бурмин, жаждавшие узнать военные подробности из уст очевидца.
Машенька из солидарности с женихом тоже не хотела было танцевать, но ее приглашали наперебой, и благородный Витгерт уверил невесту, что ему чрезвычайно приятно смотреть, как она кружится в танце, хотя он сам и лишен этого удовольствия. Мрачный Ярышников тут же пригласил Машу на тур вальса.
Еще одной дамой, пользующейся повышенным вниманием кавалеров, была Маргарита Синельникова, молодая вдова, председательница Дамского комитета города Демьянова.
Маргарита Львовна вела весьма свободный по меркам уездного города образ жизни, но местные кумушки, суровые в вопросах нравственности, Синельниковой прощали все. Шутка ли, овдоветь будучи такой молодой, красивой, цветущей женщиной, образованной, с тонким вкусом…
Ну позволит себе Маргарита Львовна какую-то вольность, дело вдовье, жалко ее! Так, глядишь, что-то в жизни Маргариты еще и сладится, а сидя в углу, ничего не дождешься…
Сейчас Синельникова была занята одной чрезвычайно сложной и деликатной проблемой — как бы довести до алтаря городского голову купца первой гильдии Федула Терентьевича Бычкова, владельца лучших гостиниц в Демьянове — «Прибрежной» и «Гран-Паризьен».
Бычков, два года назад овдовевший, был завидным женихом, хоть и из купцов. Изящества в нем не хватало, но Маргарита Львовна надеялась в дальнейшем повлиять на примитивную натуру Бычкова и развить его эстетический вкус.
Лучше бы, конечно, было найти человека благородного, дворянина со средствами, но такие в сети Маргариты не попадались, а Бычков казался вполне реальной мишенью для матримониальных стрел Синельниковой.
На почве занятий благотворительностью Маргарите Львовне удалось близко познакомиться с городским головой, настолько близко, что казалось, до венчания — пара шагов.
Маргарита иногда позволяла себе помечтать, представляя, что она — супруга городского головы и владелица гостиниц и ресторанов.
О, она сумела бы поставить гостиничное и ресторанное дело на хороший европейский уровень! Уж паризьен так паризьен!
Маргарита Львовна Синельникова считала себя необыкновенной женщиной. Она всю жизнь прожила в маленьких городках в обществе чиновниц и гарнизонных дам, и, казалось бы, сама могла уже давно превратиться в такую же убогую полудеревенскую клушу.
Но Рита никогда не разрешала себе опускаться. Ей не хотелось быть похожей ни на собственную покойную мать, ни на ныне здравствующую тетку — добрые простые бабы, они были лишены всякого лоска и жили самыми примитивными интересами — хозяйством, соленьями-вареньями…
Рита мечтала стать другой, иначе выглядеть, иначе одеваться, обладать такими манерами, чтобы все сразу понимали — пред ними настоящая дама, настоящая госпожа, без подделки…
Еще девочкой она упросила родителей отдать ее в благородный пансион, где упорно занималась музыкой, танцами, иностранными языками и старалась ничем не отличаться от своих подружек из знатных семейств.
Следующим шагом Риты к изящной жизни были французские и английские романы, чтение которых помогало ей правильно, как надо, обустроить свой быт. Она почти не обращала внимания на любовные интриги в книгах, цепко выхватывая мелочи.
Если у героини романа в комнате стояла китайская ваза, Маргарита разбивалась в лепешку, но добывала себе похожую, если среди описанных в книге предметов сервировки чайного стола упоминался серебряный молочник, такой же молочник из серебра, купленный по дешевке с рук, вскоре появлялся на столе у Маргариты.
Небогатым родителям трудно было обеспечить все ее фантазии. Рите приходилось крутиться — выискивать настоящие, хорошие вещи на «блошиных» рынках и у старьевщиков, заводить знакомства с сомнительными личностями…
Старая армянка, дававшая деньги в залог под проценты, продала Рите недорого несколько золотых вещиц, не выкупленных у нее должниками. Вещи были чуть-чуть старомодными, но отличались тонким вкусом и вполне могли сойти за фамильные драгоценности.
В лавке старьевщика Рита поштучно подобрала серебряные ложки с одинаковыми ручками, разыскав их в кучках разнокалиберных старых столовых приборов. Подавать гостям серебряные ложки было очень даже прилично. Правда, прошло почти пять месяцев, пока наконец набралась полная дюжина, но уж как Ритина кухарка оттерла ложечки до блеска да разложила среди фарфора на хорошей скатерти — сервировка получилась как в богатых домах…
Когда продавалось с молотка имущество спившегося почтового чиновника, жившего по соседству, Рите удалось за гроши приобрести вполне пристойное пианино для домашнего музицирования…
Ее жизнь становилась все более и более красивой, изящной, такой как надо.
Замуж Рита вышла за небогатого офицера, лучшей партии не подвернулось. Полк мужа стоял в маленьком грязном местечке в пятидесяти верстах от Киева, где существование офицерских семей, по совести говоря, было весьма убогим.
Но Маргарита, с ее практичностью и вкусом, и в гарнизоне сумела устроиться так, что дом Синельниковых считался образцом изящества. Начальство с удовольствием посещало их уютное гнездышко. Маргарита Львовна завязала нужные знакомства, и вскоре ее муж получил перевод в Третью гвардейскую бригаду, расквартированную в Варшаве.
Годы жизни в Варшаве были одними из самых счастливых в жизни Маргариты. Вот где ей удалось наконец заблистать!
После грязного местечка, где было всего два высоких здания — церковь и синагога, Варшава ослепила Маргариту своим блеском. Театры, концерты, балы, гуляния в парках, роскошные модные магазины — все теперь было доступно молодой провинциалке.
