Кен Фоллетт - Человек из Санкт-Петербурга
Она договорилась встретиться с Феликсом послезавтра на том же месте и в то же время. Что он скажет, когда она сообщит, что ничего не узнала? Станет ли презирать ее? Нет, он не таков. Но разочаруется страшно. Возможно, он найдет какой-то другой способ разузнать, где находится Алекс. Ей не терпелось вновь его увидеть. С ним было так интересно, она столько узнала от него, что вся остальная жизнь казалась ей теперь скучной и пресной. Даже этот пугающий выбор, перед которым он поставил ее, был предпочтительнее нудной дилеммы, какое же надеть платье для очередного пустопорожнего светского приема.
Папа и мама уселись в машину, а Причард нажал на газ.
– В чем дело, Лидия? У тебя расстроенный вид, – сказал папа.
Маман взглянула на Шарлотту.
– Что ты делала сегодня в Национальной Галерее?
У Шарлотты екнуло сердце. Значит, ее кто-то видел и наябедничал. Теперь быть беде. Руки ее задрожали. Ей пришлось крепко их сжать.
– Смотрела картины.
– Ты была там с мужчиной.
– О, нет. Шарлотта, объясни же, в чем дело, – взмолился папа.
– Это один мой знакомый, – проговорила Шарлотта. – Вам бы он не понравился.
– Конечно нет! – воскликнула маман. – Человек в твидовой кепке!
– В твидовой кепке? Черт побери, да кто он такой? – потребовал объяснения отец.
– Он ужасно интересный человек, все понимает...
– И держит тебя за руку! – перебила мать. Папа не сдержался.
– Как это вульгарно, Шарлотта! В Национальной Галерее!
– Никакого романа здесь и в помине нет. Вам нечего беспокоиться, – сказала Шарлотта.
– Нечего беспокоиться? – с нервным смешком сказала маман. – Эта старая злюка графиня все знает и всем расскажет.
– Как ты могла так поступить по отношению к своей матери? – грустно произнес папа.
Шарлотта не могла вымолвить ни слова. В голове у нее пронеслось: «Я же не сделала ничего дурного. Прост разговаривала с умным человеком! Почему они гак грубы со мной? Ненавижу их!»
Папа продолжил:
– Лучше скажи нам, кто он такой. Думаю, ему можно дать отступного.
– Полагаю, он один из тех немногих, кто не польстится на деньги! – закричала Шарлотта.
– Наверное, какой-нибудь радикал, – промолвила маман. – Скорее всего, именно он и забивал тебе голову всякими глупостями вроде суфражизма. Наверное, носит сандалии и ест картошку в мундире.
Тут она уж совсем вышла из себя.
– Вероятно верит в свободную любовь! Если только ты...
– Нет, об этом не волнуйся, – оборвала ее Шарлотта. – Я же сказала тебе, здесь нет никакого романа. Я вообще не из тех, кто склонен к романам.
По щеке ее скатилась слеза.
– Не верю ни одному твоему слову, – с отвращением проговорил отец. – И никто не поверит. Не знаю, понимаешь ты или нет, но этот случай для всех нас означает катастрофу в глазах света.
– Лучше запереть ее в монастырь! – истерически закричала мама и расплакалась.
– Я уверен, это не понадобится, – промолвил папа. Маман затрясла головой.
– Я не то хотела сказать. Прости мою резкость, но я ужасно волнуюсь...
– Тем не менее, после того, что произошло, ей нельзя оставаться в Лондоне.
– Безусловно.
Машина въехала во двор их дома. Мама вытерла глаза, чтобы слуги не заметили неладного.
«Теперь они не дадут мне возможности видеться с Феликсом, ушлют из города и запрут. Напрасно я сразу же не сказала ему, что постараюсь помочь, а вместо этого мямлила, что еще подумаю. По крайней мере, тогда бы он точно знал, что я на его стороне. Все равно им не одолеть меня. Я не стану жить той жизнью, которую они расписали для меня – не выйду замуж за Фредди, не превращусь в леди Шалфонт и не буду растить толстых, покорных детишек. Они не смогут вечно держать меня взаперти. Как только мне исполнится двадцать один, я пойду работать к миссис Пэнкхерст, буду читать книжки об анархизме и организую приют для незамужних матерей. А если у меня самой когда-нибудь будут дети, я никогда, ни за что не стану лгать им», – размышляла Шарлотта. Они вошли в дом.
– Пройдемте в гостиную, – сказал папа. Причард последовал за ними.
– Приготовить вам сэндвичи, милорд? – спросил он.
– Не сейчас. Пожалуйста, оставьте нас одних, Причард.
Причард вышел.
Папа налил себе бренди с содовой и отпил.
– Подумай хорошенько, Шарлотта. Может быть, ты всё-таки скажешь, кто этот человек? – спросил он.
Ей хотелось прокричать:
– Он анархист, который пытается предотвратить задуманную вами войну!
Но она лишь отрицательно покачала головой.
– В таком случае ты должна понять, – почти мягко произнес отец, – что мы никак не можем доверять тебе.
«Раньше вы могли бы, – с горечью подумала она, – но теперь уже поздно».
Отец заговорил с маман.
– На месяц ей придется уехать в деревню, только так можно удержать ее от неприятностей. А потом после королевской регаты она сможет отправиться в Шотландию на время охотничьего сезона.
Он вздохнул.
– Может быть, на следующий год она будет вести себя более соответствующе.
– Значит отправим ее в поместье Уолденов, – сказала маман.
«Они говорят обо мне, как о чем-то неодушевленном», – пронеслось в голове у Шарлотты.
– Завтра утром я еду в Норфолк повидаться с Алексом. Она поедет со мной, – объявил отец.
Шарлотта не поверила своим ушам.
АЛЕКС НАХОДИЛСЯ В ПОМЕСТЬЕ УОЛДЕНОВ.
Мне это и в голову не приходило!
Теперь я все знаю!
– Ей следует пойти собрать вещи, – проговорила маман.
Шарлотта поднялась и вышла из гостиной с низко опущенной головой. Она не хотела, чтобы родители заметили радостный блеск ее глаз.
Глава 12
Без четверти три Феликс стоял в вестибюле Национальной Галереи. Шарлотта, наверняка, опоздает, как и в прошлый раз, но больше идти ему было некуда.
Он был весь как на иголках, нервный, беспокойный. Он устал ждать и устал прятаться. Последние две ночи он опять провел на улице: один раз в Гайд-Парке, а потом под арками у Черинг-Кросс. Днем же скрывался в маленьких улочках, железнодорожных тупиках и на пустырях, вылезая оттуда только, чтобы раздобыть пищу. Все это напомнило ему сибирскую эпопею, а воспоминание было не из приятных. Даже сейчас он не стоял на месте, переходя из вестибюля в залы с картинами и снова в вестибюль, упорно высматривая ее. Он взглянул на настенные часы. В половине четвертого ее еще не было. Наверное, ей опять пришлось пойти на какой-то несноснейший прием.
Она непременно узнает, где скрывается Орлов. Он уверен: она находчивая девушка. Даже если ее отец не ответит ей прямо, она найдет способ выведать секрет. Другое дело, захочет ли она поделиться с ним этим секретом. Ведь силы воли ей не занимать.
Как бы ему хотелось...
Ему хотелось многого. Прежде всего, не оказаться перед необходимостью обманывать ее. Суметь найти Орлова без ее помощи. Хотелось, чтобы мир был устроен так, чтобы в нем не было ни принцев, ни графов, ни царей или кайзеров. Хотелось быть женатым на Лидии и воспитывать маленькую Шарлотту. Но больше всего ему хотелось, чтобы она сейчас пришла: пробило уже четыре.
Большинство картин в зале ничего не говорили ему все эти сентиментальные религиозные сцены, портреты самодовольных голландских купцов в безжизненных интерьерах. Ему понравилась «Аллегория» Бронзино, да и то только потому, что в ней была чувственность. Искусство, вообще, было чуждой ему областью. Может быть, когда-нибудь Шарлотта введет его в этот лес и научит распознавать цветы. В это, однако, не верилось. Прежде всего, потому что ему надо будет как-то прожить эти несколько дней, а потом скрываться после убийства Орлова. Даже в этом он не был уверен. Далее ему предстоит сохранить привязанность Шарлотты несмотря на то, что он обманет ее доверие и убьет ее кузена. Это выглядело совсем уж неосуществимым, но даже, если ему и удастся добиться этого, ему понадобится вся ловкость и сообразительность, чтобы продолжать видеться с нею и не попасть при этом в лапы полиции. Нет, совершенно маловероятно, чтобы он смог встречаться с ней после убийства.
«Надо максимально воспользоваться этой встречей», – подумал он.
Было уже половина пятого.
"Она не опаздывает, – пронеслось у него в голове, и сердце его упало. – Она просто не может прийти. Надеюсь, она не попала в беду. Надеюсь, дома ее ни в чем не заподозрили. Какое счастье, если бы она сейчас, запыхавшаяся и раскрасневшаяся, поднялась бегом по ступеням. На ее хорошеньком личике читалось бы беспокойство, и она бы произнесла: «Простите, что заставила вас ждать. Мне пришлось пойти на ужаснейший званый обед...»
Музей постепенно пустел. Феликс не знал, что делать. Он вышел на улицу, ее нигде не было видно. Вновь поднялся по ступеням ко входу, но тут его остановил швейцар.
– Слишком поздно. Мы закрываем, – сказал он.
Феликс пошел прочь.
Он не мог стоять и ждать ее на ступенях музея посреди Трафальгарской площади – его бы сразу заметили. В любом случае, она уже опаздывает на целых два часа – значит не придет. Она не придет.
