Курт Ауст - Второй после Бога
– Герберт! – воскликнул я.
– Женщина! – сказал помощник судьи. Я рассказал ему о тех, кто ехал с нами, о том, как мы с ними встретились и потом вместе проехали большую часть пути до Тёнсберга. – Отравление ядом – это женский способ убивать неугодных. Мужчины не так трусливы.
– Юнкер Стиг! – сказал Томас. – Почему никто из вас не назвал юнкера Стига?
– У юнкера есть алиби. – Я рассказал, что видел его во Фредрикстаде в постели в то время, когда кто-то навестил Юстесена и отравил его. К тому же в его обязанности, как и в мои, входила охрана нунция. – А вот Герберт мог спокойно уйти в город. Он ночевал с челядью на заднем дворе.
– А где ночевала фрёкен? – поинтересовался помощник судьи.
– Она… она ночевала в задней комнате в аптеке, – неохотно ответил я.
– И имела свободный доступ к любому яду, – заключил помощник судьи и победоносно взглянул на Томаса.
И время, чтобы отлить его в бутылку, подумал я, но промолчал.
– Да, – согласился Томас. – Я тоже пришел к этому выводу после посещения Фредрикстада. Я побеседовал там с помощником аптекаря, который ночевал там же, где Герберт в ту ночь, когда убили Юстесена. Он рассказал, что они с Гербертом перед сном немного выпили, естественно, чего-то крепенького, если я правильно его понял. В ту ночь Герберт спал непробудным сном, по-видимому, таким непробудным, что утром он был скорее мертв, чем жив. Он лежал, уткнувшись носом в соломенный тюфяк, когда помощник аптекаря и другие слуги уже приступили к своим обязанностям.
– А он знал, как Герберт выглядит? – поинтересовался я. – Может, Герберт кому-то заплатил, чтобы тот вместо него выпил вечером с помощником аптекаря?
– Знал. Помощник аптекаря был там, когда вы приехали. Он видел вас всех.
– Значит, это все-таки женщина, – твердо решил помощник судьи, словно все другое было уже исключено.
– А что еще нашли во Фредрикстаде? – Я искал соломинку, за которую мог бы ухватиться, чтобы направить их внимание в другую сторону. – Городской судья Фредрикстада и слушать не хотел, когда я сказал ему, что Юстесен был отравлен, – произнес я в воздух. – Он предпочел считать, что тот умер от какой-то болезни.
– Да-а, – протянул Томас. – У меня тоже создалось такое впечатление от разговора с ним. Но когда я попросил его объяснить мне, почему он так думает, оказалось… оказалось, что на то были свои причины, хотя и не слишком веские. Дело в том, что в тысяча шестьсот восемьдесят третьем году во Фредрикстаде произошел необычный смертельный случай. Старший лейтенант де Клари неожиданно скончался без всяких видимых на то причин. Все знали, что де Клари незадолго до этого серьезно поссорился с комендантом крепости Рокленге, и пошли слухи, что де Клари отравили каким-то ядом. Тогдашний городской судья заподозрил, что в этом отравлении повинен некий итальянский доктор, и того арестовали. Это было длинное и запутанное дело с допросом многочисленных свидетелей, однако никто не мог сказать определенно, было ли это убийство. В конце концов “итальянского доктора” отпустили. Один копенгагенский врач предположил, что покойный старший лейтенант мог умереть от воспаления брюшины. У городского судьи и у коменданта крепости в связи с этим делом были большие неприятности. – Томас наморщил нос. – Нынешний городской судья Фредрикстада, господин Мунк, опасался попасть в столь же неприятное положение, когда узнал про подозрения Хорттена по поводу отравления Юстесена. Меньше всего ему хотелось, чтобы в городе снова пошли разговоры об отравлении, которое невозможно доказать.
Я кивнул. Реакция Мунка была мне понятна, хотя одобрить ее я не мог.
– А девушка, живущая по соседству, которую навещали солдаты, вы с ней поговорили?
– Да, поговорил. Она действительно видела, как кто-то вышел из дома Юстесена, но ее описание этого человека столь неопределенно, что под него может подойти кто угодно, кто ходит на двух ногах. И даже на трех, – с грустной усмешкой сказал Томас.
Помощнику судьи не терпелось перейти к следующему этапу. Ведь дело было уже раскрыто.
– Вы знаете, где мы можем найти эту убийцу? – Он распахнул дверь и ждал, когда мы выйдем из конторы.
– Комендант Шторм послал за нами в Тёнсберг одного человека, чтобы он в эти дни следил за нунцием и мной, – быстро сказал я.
– Правда? – Томас был крайне удивлен. – За вами следили? Ты в этом уверен?
– Да. Я видел его возле Мадсегорден и здесь, в ратуше. Не далее как сегодня утром. Мрачный тип, у него лошадиное лицо и длинные зубы.
Помощник судьи кивнул:
– Похоже, это Калле. Калле Вездесущий, мы его так прозвали. Он кормчий, занимается фрахтом. Снабжал Шторма табаком, этим табаком торгует только Грегерсен, заодно он привозил кое-какие товары и для некоторых других торговцев во Фредрикстаде. Правильно, он сейчас в Тёнсберге, сегодня он был у меня с посланием. От коменданта Шторма.
– И о чем говорилось в этом послании?.. – Томас в упор посмотрел на помощника судьи.
– Только о том, что я должен следить за итальянским купцом и его норвежским секретарем. Больше ничего. – Помощник судьи засмеялся. – Не успел я прочитать это послание, как у меня в дверях появился этот самый секретарь и пожелал поговорить со мной.
Я не нашел в этом ничего забавного. Помощник судьи перестал смеяться и повторил свой вопрос:
– Как нам ее найти?
Письмо от Шторма с просьбой следить за нунцием и мной!
Когда юнкер Стиг втащил меня вчера в чьи-то ворота, он был очень взволнован и сказал, что кто-то из Фредрикстада следил за нами до самого Тёнсберга. Юнкер не сказал, знал ли он этого человека, но, возможно, он знал больше, чем сказал мне. Или о чем-то догадывался? Я не забыл, что за пару дней до этого он посетил Шторма. Может, он тогда что-то узнал или услышал? Может, считал, что слежку за нами организовал Шторм, но не хотел говорить, что подозревает в этом столь высокопоставленного офицера, к тому же знакомого его отца? Может, это Шторм…
Вопросительный взгляд Томаса помешал мне додумать до конца эту мысль. Вслед за стражем я вышел из конторы.
– Ее… ее вы найдете в подвале под ратушей, – неохотно сказал я помощнику судьи.
– У нас? – Удивленный помощник судьи быстро догнал нас на галерее.
– Да, – сказал я, спускаясь по лестнице. – Она арестована за незаконную торговлю тканью.
Стражник, идущий впереди меня, снял шапку и тряпкой вытер затылок и шею. Это он во время ареста схватил мой парик и бросил его на пол. Мы пересекли двор и вышли на улицу. Такого красивого парика у меня еще не было.
Луна?..
Я шел, задумавшись, и какой-то великовозрастный болван чуть не переехал меня на своей телеге, он смачно плюнул мне вслед. Было еще светло, но я высматривал луну, словно надеялся, что она мне поможет. Небо над Тёнсбергом и надо мной было покрыто белыми лохматыми облаками…
Парик. Парик, который скрывает…
– Парик, – пробормотал я и схватил Томаса за руку. – Вот где он спрятан! Надо осмотреть парик Туфта. – Томас непонимающе воззрился на меня. – И Туфт и Юстенсен оба носили парики.
“И что с того?” – спросили его глаза.
– Ключ к шифру, – прошептал я, потому что помощник судьи, сообщив писцу, что мы закончили осмотр конторы Туфта, догнал нас.
– Одну минуту, добрый друг, – сказал Томас, и помощник судьи остановился. – Мы еще не осмотрели одежду покойного, ту, что была на нем в момент убийства. Corpus delicti этого дела – изучение состава преступления – обязывает нас все тщательно осмотреть, дабы какие-то важные улики не остались суду неизвестными. Я вдруг подумал, что важные улики могут быть спрятаны, например, в швах одежды.
Помощник судьи начал протестовать, он считал, что с этим можно подождать, сейчас важнее допросить девушку. Но Томас напустил на себя строгий вид и сказал:
– Помню одно дело, я вел его несколько лет тому назад. – Он схватил помощника судьи под руку и повел обратно в усадьбу купца. – Тогда оказалось, что в рубашке графа была зашита расписка, которая легла в основу разоблачения одного зверского убийства.
“Он был не граф, – подумал я, вспомнив то давнее убийство. – То был простой солдат”.
Мы вошли в главное здание, и помощник судьи объяснил, почему мы вернулись. Слуга принес нам аккуратно сложенную стопку одежды.
– А еще принесите, пожалуйста, его парик, – попросил Томас и начал рыться в одежде торговца.
Слуга принес парик и положил его рядом с Томасом. Я быстро схватил его и вывернул. Ощупал всю тесьму, которой крепились волосы, отвернул все, что можно было отвернуть, и подошел к окну, чтобы еще раз взглянуть на все вместе. Результат был тот же самый. Ничего написанного, никаких букв, нигде не спрятано никакой бумажки, ни под тесьмой, ни в каком-нибудь другом месте. Я отложил парик и вдруг почувствовал, что ночью почти не спал. Голова была тяжелая, как свинец.
Томас быстро просмотрел оставшуюся одежду, поднял голову и кивнул:
