Мертвая сцена - Евгений Игоревич Новицкий
— Да-да, ты права, — забормотал Фигуркин, по-прежнему оставаясь на коленях. — Во всем права… Я идиот, кретин — это правда. Я полное ничтожество… Я знаю, ты именно так считаешь. И это тоже правда… Но я действительно люблю тебя…
— Заткни пасть! — отчеканила я. — Говоришь о какой-то любви после той гнусности, которую только что сделал.
— Да я ведь еще ничего не сделал! — попытался оправдаться он.
— Ты пытался заставить меня переспать с тобой, дерьмо!
— Пытался, — покорно согласился Фигуркин. — Но ведь не заставил же.
— Еще бы это у тебя получилось… — усмехнулась я.
— Ну вот видишь, вот видишь! — сразу зацепился за мои слова Фигуркин. — У меня и не могло получиться тебя заставить! Никак не могло!
— Если ты это понимал, зачем же…
— Понадеялся на авось! — перебивая, выдал он очередную глупость.
Помимо моей воли вся моя ненависть к нему угасала на глазах. Ну действительно, как можно ненавидеть настолько убогого персонажа?
— Только тебе могла прийти в голову подобная глупость, — вздохнула я.
— Понимаешь, это все Нестор! — стал оправдываться Фигуркин. — Он уверял меня, что все получится… Что если я скажу, что он — это Устин, то милиция мне обязательно поверит.
— Да, это как-то странно, — вслух подумала я. — Носов — не такой уж идиот… Или, может, тюрьма на него так повлияла, и он теперь хватается за соломинку, лишь бы получить хоть самый призрачный шанс на то, что его могут отпустить.
— Да-да! — сразу закивал Фигуркин. — Наверняка так и есть! А меня он просто с панталыку этим сбил, потому что я и впрямь дурак последний.
— Ну ладно, хватит, — поморщилась я. — Закончим на сегодня с самокритикой.
— Но ты же никому про это не расскажешь? — унизительно стал молить Фигуркин. — Не нажалуешься на меня? Не пойдешь в милицию?
— Нет, нет, — брезгливо ответила я. — Успокойся.
— Может, я могу что-то для тебя сделать? — заискивающе спросил Фигуркин. Он по-прежнему не решался подняться с колен.
— Можешь, — сказала я.
— Я слушаю, — покорно отозвался он.
— Во-первых, встань с колен! — приказала я. Он немедленно подчинился. — Во-вторых, расскажи мне по порядку, как именно и о чем просил тебя Носов.
— Конечно, конечно, — закивал Фигуркин. — Да, дело было так… В общем, как я уже сказал, я пришел к нему из чистого любопытства. От нечего, что называется, делать. Его вывели ко мне — и я с первых секунд нашего разговора заметил, что он ведет себя до крайности странно… Правда, потом я сообразил, что он, видно, делал это из-за того, что рядом присутствовал надзиратель — или как их там называют… И вот он перед ним притворялся. Короче, Нестор вел себя так, словно он — наш Устин!
— Та-ак, — протянула я.
Фигуркин продолжал:
— Его первые слова, обращенные ко мне, были: «Фридрих, привет, ты не представляешь, как я рад тебя видеть!» Я вяло поздоровался с ним, а он тут же: «Понимаешь, мне не верят, что я — это я! Считают, что я — ты только представь себе! — Носов! А все из-за этой стервы Аллы! Представляешь, Фридрих, она оказалась самой настоящей стервой — я до сих пор не могу прийти в себя!» — Тут Фигуркин с виноватым видом вздохнул: — Извини, Алла, но я просто передаю наш разговор. А он именно это мне и говорил…
— Я понимаю, — кивнула я. — Продолжай.
— В общем, я не знал, как мне реагировать на все услышанное, а он дальше говорит: «Фридрих, послушай, я ведь могу на тебя рассчитывать? Если тебя вызовет следователь и спросит, кем я являюсь, ты ведь скажешь им правду?» Я растерялся и говорю: «То есть что именно я должен сказать следователю?» «Правду! — воскликнул Нестор. — Ты должен им сказать, что я — кинорежиссер Устин Уткин». Тут я сообразил, что он валяет дурака при надзирателе, и сказал ему: «Ну хорошо, я так и сделаю». Конечно, это было опрометчиво…
— Да почему же? — перебила я. — Даже если ты пообещал, тебя никто не заставляет так и сделать. Ты просто сразу не подумал, что он попросил тебя совершить уголовное преступление.
Фигуркин опять поник:
— Да, но если этот самый надзиратель доложит, что я пообещал Носову дать ложные показания…
— Ну, за это-то тебя не привлекут, — заверила я. — Главное, что ты все-таки не успел их дать, эти ложные показания.
— Правда? — с надеждой посмотрел на меня Фигуркин. — Ну слава богу! Как же хорошо, что я не успел сделать такую глупость. И все благодаря тебе, Алла!
«Интересно, он продолжает подлизываться или действительно так считает?» — с усмешкой подумала я.
— Ладно, — сказала я вслух, — и, наконец, последнее мое условие, если ты хочешь, чтобы я тебя окончательно простила.
— Я весь внимание, — промолвил Фигуркин.
— Монтировать картину Устина ты будешь под моим руководством.
— Конечно, — закивал он. — Я и сам хотел тебе предложить…
— Сразу после предложения о том, чтоб переспать? — усмехнулась я. — Ну да ладно уж, забудем об этом.
8.5.62
Снова виделась с Фигуркиным. Просто пришла на студию проследить, как он осуществляет досъемки картины Устина. Работает Фигуркин, конечно, из рук вон плохо. Да и актеры под его, с позволения сказать, руководством ничуть не стараются, играют как-то вяло, неубедительно. Надеюсь, что хоть на монтаже у меня получится спасти этот фильм.
В перерыве Фигуркин рассказал мне, что его сегодня еще с утра вызвали на так называемое опознание — точно ту же бессмысленную процедуру, которая уже прошла с моим участием. Меня это опознание даже задело. Для милиции что — было мало моих показаний? Они стали сомневаться в правдивости моих слов? Или Носов там настолько всех измучил, что они вызвали этого несчастного Фигуркина только для того, чтобы успокоить идиота-убийцу?
Хм, может, он и впрямь стал идиотом? Стоит только вспомнить, в каком состоянии я застала его на опознании! А как он тогда орал мне: «Алла! Алла! Скажи им правду!»
Фигуркину, как выяснилось, Носов орал примерно то же самое.
— Я даже испугался, — поделился со мной Фридрих. — Он так убедительно протестовал против моих слов, как будто и впрямь считает себя Устином.
Нет, как ни крути, мы его все же недооценивали. Вот у него даже и актерские способности проклюнулись. А на курсе абсолютно ничего не мог сыграть. Уже тогда было понятно, что ему не то что в режиссеры — даже и в артисты не стоило бы лезть…
21.5.62
Только показалось было, что мне начинает становиться чуточку легче, как опять началась какая-то гадость…
Конечно,
