Мастер Чэнь - Любимый жеребенок дома Маниахов
— И ты что, вот так раз за разом, месяц за месяцем…
— Но это было просто. Хожу, трогаю их шелк, потихоньку учу язык… Шелк — пренак, как красиво… И осторожно-осторожно расспрашиваю про все, что можно, например, про Нанидатов. Сколько же их там оказалось, у вас, в Самарканде! Но не все же добирались до Города.
— А, — сказал я, внезапно поняв. — И тогда девочка, которая задает вопросы про владельца очень необычного торгового дома, привлекла внимание одного человека, который здесь отвечал за… И он пришел на тебя посмотреть. Кто же у нас тут работал несколько лет назад, даже не вспомню.
— Виус, — с упреком сказала Анна. — Дедушка Виус.
— Так, дай я сам догадаюсь. Он пошел к тебе в приют, чтобы узнать, откуда девочка…
— Плохо ты о нем думаешь. Он туда пошел, но вопросов как бы и не задавал. Он предлагал деньги и помощь. Он говорил матушке Феосеве, что его торговому дому всегда нужны переводчики, а тут, кстати, бегает какая-то девочка, интересуется шелком, быстро запоминает слова… И как же матушке было не рассказать такому гостю хоть что-то о том, откуда девочка, кто была ее мать.
— Не задавал вопросов, ну, конечно…
— Если надо, чтобы тебе все рассказали, не спрашивай ни о чем, сделай так, чтобы сами захотели и сами все сказали, бормотал он. Думал, что я не понимала. И дальше — просто… Проще не бывает. Он предложил матушке Феосеве, чтобы женщины из вашего торгового дома, а поскольку их здесь почти не было, то и мужчины, если под присмотром, будут приходить и учить меня языку. Конечно, она была рада. Ведь приюты должны давать девочкам хорошее образование.
— Так, так, — сурово сказал я. — Дорогая моя Анна, а вот сейчас будет самое интересное. Старик Виус, значит. И как это получилось, что он не исполнил свой долг? Как это он не сообщил мне, что у меня в империи есть…
Тут я остановился, и с усилием выговорил, наконец, это слово: дочь.
— Ой, ну просто, — небрежно махнула рукой Анна. — Я придумала вот что. Виус был тут главным, кроме тебя, конечно, но тебя не было. А еще было положено, чтобы все знал Фархуман. И особенно про переводчиков. Ему достаточно было тогда просто спросить в приюте, кто я такая, но это было бы позже, гораздо позже. Поэтому дедушка Виус, перед тем, как уехать домой отдыхать, просто перевел меня к святому Павлу. А там наставницы знамениты, лучшая школа для девочек… Вот, Фархуман наверняка там спрашивал — когда я начала иногда работать на твой дом, переводить — но у Павла никто ничего не знал. А дедушка Виус уже был дома.
— То есть он организовал хорошо спланированную операцию…
— Это не он. Это я, — скромно сказала Анна.
Я молчал долго. И все-таки спросил: «зачем»?
— А затем, что я не хотела, чтобы тебя предупредили: а вот тут живет и зарабатывает деньги твоя дочь. Это нельзя было так делать. Надо было — вот как сейчас. Чтобы ты сам…
— Ты все это спланировала, как… — почти прошептал я. — Сколько тебе было? Десять лет? Двенадцать? Если нужны были другие доказательства… Это даже не моя кровь, дорогая Анна. Это кровь моего великого деда. И многих, многих до него.
Носилки с шелковой занавесью проплыли мимо нас, внизу ступеней, по улице, их тащили в сторону форума Стратигов четверо здоровенных слуг. В щели между тканью мелькнула на мгновение маленькая рука с блеснувшими кольцами. Анна мельком посмотрела туда.
— Скажи, — решилась, наконец, она, — это все правда? Моя кровь — кровь знаменитых торговцев? И воинов? Вот тот, который Маниах Великий, который изменил мир, создав новые торговые пути, обманув персидского царя царей… И он тоже — мой предок? И это все я?
— Ну, да, — рассеянно сказал я.
— И воины Великой степи, предки твоего отца… Ты и правда принц…
— Да, да. И еще кровь древних царей, встретивших этого вашего, как его там, героя — Александра, и отдавших ему свою дочь Рокшанах. Она — это тоже ты. И я.
— То есть моя кровь — древнее, чем вот у нее? — Анна кивнула вслед удалявшимся носилкам неизвестной патрикии.
— Скорее всего. Хотя кто знает. Может быть, она просто не знает, что среди ее предков — вот этот их… ваш… слепой поэт, по стихам которого вы здесь учитесь читать, или тот же убийца и неудачливый полководец Александр. То есть вы с ней были бы в родстве, если бы у Александра выжили дети. А может быть, ее предок — простой свечник откуда-нибудь из Афин, но вот предок жены свечника… Ты привыкнешь, моя дорогая, к этой мысли. К простой мысли, что древняя кровь — это не радость и не гордость. Это когда ты хочешь сделать какую-то мелкую пакость, но вдруг тебе становится не по себе. И только. А еще это — как если бы ты была жеребенком… И люди смотрят на тебя и удивляются: ах, как же он легко несется по лужайке… А ты — просто жеребенок, и думаешь, что ничего особенного не делаешь, просто бежишь…
Я сделал глубокий вдох и встал, протягивая ей руку.
— Ну, и отдельно от крови есть еще такой пустяк, как деньги. Пойдем, моя дорогая. Кажется, тебе пора получить не только тот дом, что у конюшен, а вдобавок и что-то другое. Как насчет садов и виноградников за Золотым Рогом, подальше от Галаты, напротив Влахерны? Ты будешь смотреть оттуда на стены, купола и колонны Города…
— Ой, сядь, пожалуйста, — мученическим голосом сказала Анна.
— Ну, да, да, это ведь не пустяковый вопрос — свой дом. Но ты просто не представляешь себе, сколько у тебя денег. И дом в Самарканде — это уж совсем просто. А тут — что такое домик на том берегу Рога, где форум Гонория, театр и верфь, а дальше — пустые холмы с садами? Тысячи полторы золотых номисм, и только. А хочешь — дом вон там, на соседней улице? Ненамного дороже в наши дни, когда город стоит полупустой. Значит, так: помещение для приемов в форме креста, с куполом наверху, на четырех колоннах, жилые комнаты, с открытой террасой, вымощен мрамором. Свой колодец. Да хоть пчелы, ты и с ними договоришься. И это все — хоть на той неделе.
— Я выхожу замуж, — перебила она меня. — Мне ведь уже почти восемнадцать лет, забыл? Четыре года как можно выходить. Все подруги из приюта уже давно…
— А, — остановился я. — Ну, конечно. Конечно же, замуж. Да.
Стало тихо, даже чайки унесли свои тяжелые тела вперед и вниз, к синеющей вдали воде.
— Аркадиус, конечно? — сказал я удивившим меня самого голосом. — Который срисовал с тебя эту свою… И говорит, что ты — святая.
— Да какой еще Аркадиус. Наоборот, Марианос. Я лечила его сестру, она попала к нашей лекариссе, там была целая история. Ой, он такой милый, и так на меня смотрит, будто сейчас заплачет. Работает в оффикии претора Синопа, асессором, получает в год семьдесят две номисмы. Такой молодой, а уже…
— О, — не мог остановиться я. — Значит, я попал на твою свадьбу? И скоро?
— Через два месяца, помолвка была десять месяцев назад.
— Я его увижу — когда?
Анна сделала глубокий вдох.
— Слушай, здесь требуется хорошо продуманная операция, — сказала она, наконец.
Я благосклонно кивнул.
— Свадьбы с язычниками запрещены, но я — из монастырского приюта, так что тут все хорошо. Но его родители, ужас просто… Брачный договор ведь заключают они, и его скрепил нотарий. И если они узнают, что я — не сирота, а ты — иноземный принц, они что-то подстроят. В общем, сначала должна быть свадьба, а потом… Между прочим, муж ведь может распоряжаться имуществом жены. Помнишь этого голенастого, Андреаса? Как он рассказывал насчет vis maior и прочих ужасов?
— Вис, кто бы он там ни был. Никогда не забуду.
— А вот потом мы придумаем… Есть ведь доверительное управление имущества детей…
— Кого?
— Детей. Я правильно произношу это по-согдийски? У тебя должны быть внуки, ведь правда? И не меньше троих. Вот таких здоровенных хомяков. Синоп — то самое место, где их следует растить. Подальше от родителей, которые сами из Каппадокии.
Я смотрел на нее… с разочарованием? С жалостью? Это моя… моя дочь, и какой-то асессор… из Синопа, где бы оно ни было… И вот этот удивительный ребенок уедет навсегда в какой-то город с непонятным именем?
— А потом, когда хомяков можно будет оставить на няню, — продолжала Анна с энтузиазмом, — то Синоп — это очень интересное место. От Синопа можно очень быстро доплыть до Лазики, а ведь это страна, где когда-то было золотое руно. А если, наоборот, прямо через море на север — там Таврика, а дальше хазары. Говорят, в Таврике высокие берега над морем, и по скалам вьется такая странная колючая травка с толстыми стеблями. И ведь есть еще другие места, которые отсюда не видит глаз, там везде-везде надо побывать. Кашмир. Самарканд.
— А, — сказал я. — Ну, конечно. Что там, где не видит глаз? Да, да…
И вздохнул, наконец, полной грудью. И улыбнулся.
Все правильно. С ней все будет хорошо.
— Лекарисса ждет, — заволновалась Анна. — Там больные. Я приду к вам завтра, не скучай.
